Подскарбий мстиславский кивнул.
– Так. Правда, на те доходы дольщиков ныне изрядно, но всё ж пшеница русских воеводств – степное золото. Не будь её – мы б уже давно по миру пошли бы.
Пожилой шляхтич удовлетворённо кивнул.
– Значит, понимаете, что поднепровские земли, на каких эту пшеницу растят, воеводство Киевское, Подолия и Брацлавщина – маёнтак изрядный.
Межевой комиссар молча кивнул. Пан Веренич продолжил:
– В тот год князь Януш Острожский, сын Его Милости князя Василия, получил привилей на владение землями по верхнему Ингульцу и Роси, исключая пустоши Ракитное и Ольшанка, всего двести волок доброго грунта и полсотни волок пойм и пастбищ. Хороший надел, но у князя Януша были планы куда шире. Ингулец, как вы знаете, впадает в Днепр уже в татарских пределах, но от устья Жёлтой и до слияния его с Саксаганью, до первых татарских застав, земли вокруг Ингульца, никак не менее тысячи волок лучших пахотных земель и полутысячи выпасов и пустошей – были тогда ничьи, ни коронные, ни магнатские, ни казацкие, ни татарские. Но на эти земли – полторы тысячи волок по среднему Ингульцу – свои виды имел староста черкасский, князь Вишневецкий. Беда в том, что Его Милость король Жигимонт Ваза в своём привилее не ограничил пожалование князю Янушу с полудня – полагая, как я своим скудным розумом понимаю, что в степях тех сам чёрт ногу сломит. Ну а князь Януш, понятное дело, решил, что раз предел его владений окончательно не обозначен – то он волен трактовать этот привилей так, как ему удобно. И вот тут желания младшего князя Острожского натолкнулись на аппетиты князя Вишневецкого – так же полагавшего, что раз земли по среднему Ингульцу ничьи, то он может их взять себе.
– А Косинский тут при чём? – непонимающе посмотрел на старого шляхтича межевой комиссар.
– Косинский тут ни при чём. Косинский владел десятком волок по Роси, пустошами Ракитное и Ольшанка, но ни тяглых, чтобы их обрабатывать, ни арендаторов, которым можно было их сдать – у него не было. Пан Кшиштоф был, прошу прощения у пана, голодранцем, собакой на сене – владея землями, которые он не в силах был использовать. Посему пан Януш и счел возможным трактовать королевский привилей … хм, как бы это правильно сказать… несколько расширенно, по своему разумению включив земли, жалованные пану Косинскому, в собственный удел. Но эти два маёнтка – были ничто по сравнению с землями по среднему Ингульцу, на которые свои виды имел князь Вишневецкий. И на которые с вожделением смотрел Его Милость князь Януш. И посему, дабы помочь своему сыну, Его Милость князь Василий и разыграл партию Косинского…
– Разыграл? – в голосе межевого комиссара сквозило изумление.
– Именно так. Как партию в шахматы. – помолчав, старый шляхтич продолжил: – Беда в том, что наш король, да хранит Господь дни Его Милости – католик из католиков, ревнитель веры и истинный паладин Святого престола; в коронных землях сие – одно лишь достоинство, но в воеводствах литовских, а особенно русских к такой ревности отношение… двоякое, мягко говоря. Вы, пане Стасю, какого вероисповедания, прошу прощения?
– Католик, пане Славомиру.
– А отец ваш, Господь да ниспошлёт ему сто лят?
– Православный. Наш род – с Гольшан, близ Крево. Отец всю жизнь прослужил державцем имения Подколоды в воеводстве Трокском, трижды он избирался на повятовом сеймике подкоморием, и трижды же оной должности не получал – из-за православного вероисповедания своего. Посему меня он велел крестить в католическую веру – дабы я мог добиться большего.
– Что ж, вижу, не зря – в тридцать лет вы уже подскарбий мстиславский, межевой комиссар, с Москвой переговоры ведёте, глядишь, год-другой, и вы уже ключник, а то и каштелян виленский! А там и до канцлера недалеко… – в голосе пана Славомира, несмотря на показное восхищение, слышалась явная ирония.
– Пане Славомиру, мы ведь уже это обсуждали… – укоризненно бросил подскарбий мстиславский.
– Молчу, молчу, пане Стасю, более об этом ни слова! Так вот, король и великий князь наш, да хранит Господь его дни – весьма холодно относился к нотаблям православного вероисповедания, отчего-то полагая, что принадлежность к Святому престолу одна лишь дарует полное доверие. И князю Вишневецкому, католику, пусть и в первом колене – великий князь благоволил, а князю Яношу, тогда ещё православному – нет, из чего последний сделал вывод, что привилей на земли по среднему Ингульцу будет выписан на старосту черкасского. О чём Януш и не преминул сообщить родителю. Потерять право на те земли – означало потерять пятьдесят тысяч пудов пшеницы чистого доходу; позволить себе такое не могли ни Острожские, ни Вишневецкие. И князь Острожский решил доказать Его Милости королю, что православные подданные ничуть не хуже католиков могут служить Короне…
Подскарбий мстиславский хмыкнул недоверчиво:
– Не хотите ли вы сказать, пане Славомиру, что рокош Косинского был задуман и совершен тщанием воеводы киевского?
– Именно так, пане Стасю.
Межевой комиссар помолчал, раздумывая, а затем спросил вполголоса:
– Положим, такое возможно, и при здравом рассуждении весьма вероятно, но откуда вам сие известно, пане Славомиру?
Пожилой шляхтич едва заметно усмехнулся.
– А оттуда, пане Стасю, что я лично был нечаянным сведкой разговора Его Милости князя Василия с Кшиштофом Косинским как раз накануне бунта… Впрочем, как я вижу по изумлению на вашем лице, – старый шляхтич едва заметно улыбнулся: – надобно начать с начала.
– Был бы вам очень благодарен, пане Славомиру, у меня уже голова идёт кругом от всего того, что вы уже поведали, и, как я полагаю, ещё поведаете. – Межевой комиссар покачал головой.
– Охотно. Так вот, рокош Кшиштофа Косинского, как вы, я полагаю, знаете, начался в девяносто первом году, на сочельник – с занятия воровскими шайками, нанятыми Косинским, Белой Церкви. Осенью же того года по княжеской надобности хоругвь наша стационировала в Богуславе, где мы несли дозорную службу и ставили каменные стены в замке, который за три месяца до этого был жалован королём Янушу Острожскому. Набеги татар тогда на Киевщине были делом обыденным, и князь Януш в первую голову озаботился заменой деревянных стен и башен на каменные, а поелику обитателей в Богуславе было менее сотни дворов – строить крепостцу отправлены были казаки Острожской панцирной хоругви, которая, в отличие от надворной, могла быть отправляема из княжеского замка надолго. Обе сотни нашей хоругви попеременно то были в сторожах, отправляя разъезды на полдень вниз по Роси, то на ремонте стен Богуслава. Я тогда уже дослужился до десятского, но вместе со всеми разбирал трухлявые бревна старых стен и таскал камни и мешал глину наравне с остальным посполитым людом. Не до ранжиру тогда нам было…. И вот за три дня до Покрова наш хорунжий, пан Филипп Кучиньский, шляхтич хоть и из мелкопоместных, но заслуженный воин, в битве при Торопце лично взявший в полон воеводу Дементия Черемисинова – отправил меня в Фастов, к Его Милости князю Янушу, с росписью проведенных работ и расходной грамотой по замку. Взяв тогда с собой одного лишь вестового, Янку Теребовльского, я двинулся в Фастов – полагая эту поездку наградой и избавлением от тяжких трудов. Бо, скажу вам, пане Стасю, хоть я тогда и был молод и крепок телом – но и меня каменные работы умотали донельзя…. Мы с Янкой, взяв бумаги и провизии на дорогу, с рассветом выехали из Богуслава – полагая к закату быть в Фастове. Октябрь в тот год был тёплым, без дождей и навал, дорога нам была знакома – что может быть лучше для такой поездки?
У Карпышей, проехав исток Росавы, мы встретили разъезд казаков Васильковской хоругви – от которых узнали, что ныне в Фастове ждут Его Милость князя Василия. Зная, что старший Острожский никогда не путешествует без своей охраны – я обрадовался, надеясь встретить своего отца и Северина Наливайку, который тогда уже был ротмистром собственной Его Милости надворной хоругви, отец же мой исполнял при нём обязанности обозного каштеляна – годы у него уже были почтенными, строевая служба была ему уже в тягость… От Богуслава до Фастова, через Гороховатку и Протоку, приблизительно шестьдесят пять миль, путь неблизкий, посему ничего нет удивительного в том, что до княжеского двора мы добрались уже далеко за полночь. Отправив Янку в кордегардию, я попросил ключника определить мне место для ночлега уединённого и безопасного – поелику со мной были важные бумаги. Ключник, побурчав для порядку, привёл меня в какую-то малую горницу, более напоминавшую девичью светлицу, нежели покой для казака – но мне было не до этого, я валился с ног от усталости и упал на кровать, даже толком не раздевшись, и уснул столь быстро, что даже не заметил, как ключник запер входную дверь.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/aleksandr-usovskiy/no-imenem-tvoim/?lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
