Яна Мелевич "Сладкие грёзы"

Сладкие грёзы
Яна Мелевич

Люди ненавидят меня, и я понимаю почему.У меня есть деньги, внешность и власть.Ты тоже из таких. Вечно судишь по картинке. Ждёшь, что тебе подарят мир, любовь и небо в алмазах. Только просить у меня нечего.Лишь грёзы, сладкие и горькие, в которых я живу каждый день.И однажды они станут моей погибелью.

Яна Мелевич

Сладкие грёзы

Глава 1

Каждый раз, когда прокручиваю в голове сцену последних десяти минут, задаю себе резонный вопрос: жизнь без мозгов – это норма? Судя по лицу недалекой в перепачканных джинсах со щенком на руках – отлично. Черепушку не давит, ветер свободно гуляет в пространстве между ушами. Красота. Не жизнь, а сплошная сказка и беззаботное существование.

– Тебе при жизни забыли отсыпать на дорожку извилин? – интересуюсь у этой ненормальной, выскочившей прямо мне под машину, чтоб спасти бездомную собаку.

Не, она не понимает. Черными глазами с короткими ресницами хлопает, открывает и закрывает рот, будто пытается выжать из себя нечто умное. Максимум, что возможно – это несколько лишних килограмм живого веса, судя по размеру ее одежды. На остальное природа не расщедрилась, а жаль. Толстая девица не так страшна, как глупая курица, едва не протаранившая своими ста пятьюдесятью тоннами мой капот.

Ладно, может, я преувеличил. Но ведь никто не просил скакать страусом по дороге, правда?

– Ты слышишь меня? Алло, прием! – щелкаю пальцами перед лицом брюнетки, пихнув ее носком кед под внушительную задницу. – Очнись, слономамонт, иначе общество решит, что я краснокнижного зверя завалил.

Пухлые щеки безбожно розовеют. Ага, стыдно, может, неприятно или злится. Уже хорошо. Оно, конечно, опасно злить бегемота, но я устал и хочу в душ. Мне не улыбается торчать вечно посреди дороги. Где-то сзади истерично бьет по клаксону нервный водила, а рядом уже толпа зевак собралась, и они в предвкушении достают смартфоны.

– Камон, стэнд ап, шнель, шнель! Давай, родственница страуса, шевели крыльями. По-русски понимаешь? – еще одна попытка взбодрить девчонку.

Рядом слышится тихий недовольный ропот. Поколение Тик-Тока нервничает и ждет хлебушка со зрелищем. Бедные голуби, даже приличной драки не снять для истории в Инстаграм. День, считай, зря прошел.

– Д-да, я в порядке, – выдает сдавленно это чудо в розовой толстовке и крепче прижимает к себе дрожащее тельце. – Спасибо, – девчонка опускает голову, закрывая от меня лицо длинными густыми прямыми волосами.

Безродная мелкая псина начинает поскуливать, неимоверно раздражая. Мне его ни капли не жаль. Мы живем в каменных джунглях, и выживает тут сильнейший. Если ты брошен, никому не нужен и не способен себя защитить – это лишь твоя вина. Я бы ее переехал, почти не задумываясь. Сворачивать в сторону, нарушая все правила дорожного движения, посреди оживленного движения на дороге – вверх самоубийства. Это еще хорошо, сегодня достаточно свободно, иначе в бампер уже бы кто-нибудь влетел на всей разрешенной скорости.

Неприязненно скалюсь, глядя в преданные щенячьи глазенки. Одно коричневое ухо печально повисло, а второе стоит торчком. Шерсть засаленная, грязная и в некоторых местах висит клочками, будто свалявшийся старый войлок. Девчонка, решившая самоотверженно спасти ему жизнь, испачкала руки, одежду, однако нисколько этим не смущена. Наоборот, поднялась осторожно на ноги и, придерживая щенка, сделала шаг в сторону с дороги.

«Высокая», – отмечаю будто невзначай про себя, разглядывая ее из-под полуопущенных ресниц. Рост модельный, явно выше ста семидесяти сантиметров. Макушка почти достает моего носа, а ведь девчонка в кроссовках. Не была бы такой грузной, возможно, считалась красивой.

Толпа разочарованно вздохнула. Ой, бедолаги. Лишились возможности поднять свой унылый рейтинг среди таких же недалеких знакомых. Опустили гаджеты, понуро расходясь по своим делам и даже не делая попытки помочь защитнице животных. Она же припадает на одну ногу, хромая, морщась, ища глазами помощи в равнодушных лицах.

Хмыкаю, разворачиваясь к машине и шагаю вперед, жаждая поскорее убраться отсюда.

– Можешь помочь?

Неуверенный хриплый голос за спиной просто игнорирую. Вряд ли она обращалась ко мне, скорей всего, какой-то несчастный на пути попался. Хватаюсь за открытую дверь своей черной «Шкоды» и почти забираюсь в салон подальше от палящего июньского солнца, когда вновь слышу:

– Эй! Слышишь? Помоги, пожалуйста, мне больно идти. Я, кажется, подвернула лодыжку, а ему нужна помощь. У него лапа сломана.

Прикрываю глаза и считаю до пяти. Мой психотерапевт говорил, что это очень помогает вернуться к внутреннему равновесию, если возникает желание кого-нибудь послать. Или морально раскатать на атомы, как сейчас. Поворачиваюсь обратно к девице и вскидываю недоуменно брови, пристально рассматривая с ног до головы. От моего взора эта дурная девчонка с опилками в голове ежится, крепче прижимает тявкнувшего щенка.

– Сейчас, только красную ковровую дорожку из багажника достану, ваше высочество. И отвезу, куда попросите, – всплеснув руками, растягиваю губы в улыбке, вкладывая максимальное количество сарказма в свою интонацию.

Жду истерики с привычными женскими визгами, но ничего подобного. Эта ненормальная радостно улыбается, вздергивает подбородок и выдыхает:

– Спасибочки! Подкинешь нас до ближайшей ветеринарной клиники? Ему правда нужна помощь, – она кивает на пса в своих руках, перебирая пальцами грязную серо-коричневую шерсть, и морщится от боли, делая в мою сторону шаг.

– Не волнуйся, у меня есть деньги. Я заплачу, ты не волнуйся, – уверяет эта комнатная ромашка, спешно расстегивая молнию своей толстовки и кутая щенка.

Челюсть почти встречается с асфальтом. У них нежданно наступившее свидание. Мимо проносятся автомобили, и легкий южный ветер неспешно треплет молодые зеленые листья. Словно в кино: звуки вокруг приглушены, где-то на задворках раздается пение птиц и играет печальная музыка. Дорожная фея хромает в мою сторону, кряхтя и обливаясь потом, спеша забраться в салон машины вместе с собакой на руках.

Новенький, чистый салон, где светло-коричневая мягкая кожа сидений тихонько скрипит от соприкосновения с задницей девчонки.

Дайте мне топор.

– Вышла отсюда! – выдыхаю с трудом, едва справляясь с накатившим приступом ярости. Меня потряхивает, будто в приступе ломки. Пальцы дрожат и самопроизвольно сжимаются в желании сдавить девичью шею.

– Через несколько улиц, на Волгоградском проспекте, есть неплохая клиника, – бормочет смертница, словно не слыша моих слов. Сжимаю пальцы сильнее и с силой ударяю по крыше машины, привлекая внимание.

– Что? – поднимает невинный коровий взгляд, выбешивая сильнее.

– Ты меня слышала, юродивая?! – громко ору, отчего несколько прохожих оборачиваются в нашу сторону. Только мне глубоко наплевать. – Пошла вон из салона!

Давно меня не накрывало так сильно. Почему-то сейчас, глядя в лицо этой девчонки с невозмутимым выражением, хочется сорваться. Может, это вина бессонницы и бесконечная череда кошмаров, не дающих ни вдохнуть, ни выдохнуть спокойно. Напряжение днем перерастало в постоянную ночную панику. Я закрываю глаза и вижу перед собой стену огня. Ко мне тянутся обожжённые до черноты руки, пытающиеся затащить в пекло. В ушах звенит от беспрестанных криков и болезненных воплей, отчего упираюсь ладонями в крышу, наклоняясь над землей, едва к горлу подступает тошнота.

– …знаешь, «у Господа не забыта даже малая птица», – откуда-то из межпространства доносится голос сквозь плотную вату. Поднимаю голову и тупо смотрю в глаза этой сумасшедшей, пытаясь осознать происходящее.

Чего? Какой Господь? Сектантка, что ли?

Жажда заесть парочкой таблеток временно уступает любопытству и желанию громко засмеяться. Собственно, что я и делаю. Задираю голову, оттягиваю ворот футболки и начинаю смеяться. Не совсем ясно, кто из нас больший псих. Брюнетка смотрит на меня из-под прямой челки, озадаченно переглядываясь с собакой. Пальцем стираю выступившие слезы из глаз, качая головой.

– Аж спать перехотел, – бормочу сам себе, бросая на девчонку взгляд. – Ладно, фея Динь-Динь. Как там тебя?

Мне, собственно, не очень интересно. Но если уж посылать, так хотя бы по имени. Чисто за хорошее настроение.

Сумасшедшая немного замялась, будто я у нее сто долларов в долг попросил. Опустила глаза, рассматривая серый невзрачный асфальт, и печально вздохнула.

– Блажена, – пробурчала под нос, и я ушам своим не поверил.

– Чего? – наклонился, будто с первого не расслышал. – Как, как?

– Блажена!

Разом отпустило, облегченно выдохнул и махнул рукой, проговорив:

– Выметайся из машины, блаженная, – на последнем слове делаю яркий акцент, и Блажена вздрагивает, распахивая без того огромные глаза еще сильнее. – Давай-давай, двигайся в сторону выхода. Я тебе не Яндекс-такси. Как говорится: Бог в помощь!

Терпеливо жду, пока она выкарабкается, прихрамывая, вместе со щенком, наружу и захлопнет дверь. Забираясь в салон со стороны водителя, слышу скулеж щенка и игнорирую ошарашенный взор, направленный в мою сторону.

– Как ты можешь? Это же живое существо! – в отчаянии произносит она, закусывая губу, и, неуверенно покачиваясь, невольно приподнимает больную ногу над землей. Одной кнопкой завожу автомобиль, слыша привычное слуху урчание двигателя.

– Послушай же! Пожалуйста, остановись! – она стучит по стеклу, пытаясь добиться внимания. Бросаю еще один безразличный взгляд в ее сторону.

Щенок печально смотрит на меня. В глубине этих глаз – бесконечное разочарование в человечестве. Ничего, мохнатый брат, ты еще привыкнешь к этому чувству. Люди именно такие: эгоистичные, злые, бессердечные создания, которых заботит только собственное счастье. Даже для этой блаженной Блажены ты тоже временное развлечение на фоне обострившегося чувства жалости к себе из-за явных комплексов. Станет худой, красивой, выйдет замуж да бросит тебя. Променяет на истинное женское счастье, детей с аллергией на собак, борщи и мужа, любящего только гуппи в аквариуме два на два.

Что-то, Никита, ты ударился в философию.

Срываюсь с места, отчего цепляющаяся за машину девчонка едва не падает. Скорость небольшая, но с больной ногой она трусцой пробежала пару метров точно. Скорее на автомате, чем специально. Я даже невольно оглянулся, видя ее стоящую с собакой на руках.

Откидываюсь на спинку сиденья, чувствуя покой и безмятежность, выбрасывая щенячий взор с разочарованным личиком сумасшедшей девчонки из головы. Дома ждет горячий душ да теплый ужин из ресторана перед очередной ночной сменой. Какая она уже по счету? Пятая? Начальник нервно косится каждый раз, явно желая узнать секрет моей работоспособности.

На автомате, будто в полусне, разворачиваюсь. Сигналы клаксонов, вопли водителей машин, которым я перегородил дорогу, нарушил все возможные правила – штрафы наше все. Не знаю, что двигало мною в тот момент. Последний угасающий лучик надежды? Вряд ли, скорее отсутствие нормального сна убивает серые клетки. Потому что я не понимаю, зачем вновь нарушаю правила и останавливаюсь подле медленно бредущей дуры с собакой на руках. Ее глаза вспыхивают очередной надеждой, отчего меня едва не выворачивает на панель.

Опускаю стекло, наклоняясь вперед.

– Эй, ты, – Блажена вздрагивает, щенок издает очередной скулеж. Морщу нос, стоит ей подойти ближе, и тянусь к бардачку.

– Я знала, что ты хороший человек! – выдыхает она прежде, чем я успеваю сунуть ей деньги и забирается обратно в салон. – Видишь, Маркиз, он хороший. Правда, ужасный хам, нельзя так. Да? – обращается к псу, широко улыбаясь.

Хочу ей сказать о том, куда может катиться со своим определением моей личности, однако меня отвлекает смартфон, пискнувший в кармане. Бросаю обратно в бардачок деньги, не захлопнув крышку, и, разблокировав экран, открываю полученное сообщение.

Тим: «Она опять сорвалась. Приедешь?»

– Слушай, недалекая, мне надо… – стук закрываемой двери, и мой взгляд видит перед собой только грязного щенка. Он смотрит все так же преданно: честное собачье, к афере лапы не прикладывал.

– Выкину из машины, если украла деньги, – кривлюсь, разглядывая блохастую псину, сунув руку в открытый бардачок. Наверняка стащила. Не ради собаки же она сюда забралась.

Но когда пальцы нащупывают лежащие поверх пачки сигарет купюры, тяжело вздыхаю, мрачно закатив глаза.

– Съезжу по делам, потом отвезу тебя в приют, – выплескиваю раздражение на завилявшего хвостом щенка. Машина трогается с места. Никакого желания бегать за девчонкой по городу.

– Понял? Я не возьму тебя.

– Гав!

Глава 2

Бесконечная тяга людей к страданиям, как правило, основная причина многочисленных внешних и внутренних конфликтов. Вот сейчас передо мной пример типичной проблемы из «ничего». Воздух, просто растряска кислорода на молекулы ради желания получить определенную выгоду.

Маша устала бороться. Маша жаждет страдать.

– Почему я должна выполнять эти тупые задания?! – визжит на всю комнату Городецкая, едва не вырывая с корнем остатки давным-давно пережженных волос.

Некрасивые соломенные пакли торчат в разные стороны, обрамляя худое болезненное лицо. Девчонке совсем недавно исполнилось двадцать два года, и впервые героин она попробовала на одной из студенческих вечеринок. Хорошая девочка, прекрасная дочь, чья жизнь прошла в мечтах о светлом «завтра» с томиком Гюго подмышкой – теперь просто пародия на некогда пышущую здоровьем девушку. У Маши дала сбой иммунная система, появились проблемы с желудком, а количество потенциально аллергенных для нее продуктов давным-давно превысило допустимую норму.

– Это один из этапов терапии, Маш. Ты прекрасно знала, на что шла, когда записывалась на реабилитацию, – терпеливо объясняет ей вновь и вновь Тимур, в отчаянии проводя ладонью по короткому ежику и устало потирая левый висок. Вытатуированный дракон скукоживается вместе с кожей, однако облегчения не приходит.

Оно не придет – это бесполезно. Люди не меняются. Большинство устраивает сидеть в яме собственных убеждений, и выплывать из уютного болотца готов не каждый.

– Не делай, – равнодушно бросаю, устало укладывая голову обратно на руки. – Всем все равно на тебя насрать, Городецкая. На тебя, твои унылые сиськи минус первого размера. Бесполезного члена общества спасать за просто так никто не станет. Даже собственным родителям – в состоянии вечно ноющего, ворующего деньги говна – не нужна.

На меня смотрит с десяток пар глаз, и выражения разнятся в зависимости от возраста да количества дней в завязке. «Старички» – из тех, что давно в завязке – чуть-чуть укоризненно. Позиция невмешательства, по их мнению, очень опасна на первых этапах становления жизни без наркотиков.

Дерзкий молодняк восхищен: любое противопоставление обществу вызывает у них истинный кайф, немного схожий с действием хорошей травки. Половину сюда притащили родственники, друзья, так что можно с уверенностью сказать, что стоит им выйти за порог завтра – увидим через пару месяцев снова. Если не загнутся от очередной дозы где-нибудь под забором. Другие более перспективны. Но и им хочется бунтовать. Гормоны, натура, жажда жизни – это когда любые рамки бесят.

– Что? – Городецкая прекращает истерить, и ее глаза становятся больше. Губы приоткрываются, зато Тим, сжимая найденную у нее упаковку с белым порошком, шипит мне:

– Ник, завались. Ты не помогаешь ни разу.

– Херня через плечо, Машуля, – фыркаю я, показывая средний палец Тимуру, и утыкаюсь взглядом в экран смартфона. Вокруг слышится недовольный ропот. – Хочешь валить – вали. Никто не держит. Ручки в ножки – и вперед в светлое будущее к вялым стручкам за дозу в подворотне.

Ее сухие, потрескавшиеся губы дрожат. Обхватив тоненькими ручонками собственные костлявые плечи, Маша всхлипывает и опускает голову. Любые напоминания о прошлой жизни всегда болезненны. Они точно клещ впиваются намертво и высасывают твою кровь постепенно, впрыскивая токсины. Организм пытается побороть болезнь, но все бессмысленно, если не уничтожить источник проблемы.

Перекидываю ногу, поднимаясь со стула, и шагаю в сторону выхода. На стенах грамоты, фотографии тех, кто справился и поборол зависимость. Останавливаюсь у очередного стенда, рассматривая счастливые, безмятежные лица. Несколько трещин тянутся по белой штукатурке до самого потолка, словно сеть переплетенных линий жизни. Одни короче, другие гораздо длиннее – прямо как в нашем маленьком клубе неудачников.

За год, что я здесь, мы потеряли десять человек. Самому младшему было всего семнадцать: вон он, красиво улыбается, стоя рядом со своим куратором. Сжимает жетон с цифрами «Триста шестьдесят пять» – дни без наркотиков. Целый год, отделявший его старую жизнь от новой. Макс вышел отсюда полный жажды деятельности, а затем, спустя всего пару месяцев, его нашли у клуба с использованным шприцом в крепко сжатых пальцах.

Некрасивая правда – изнанка внешней любого бывшего наркомана. Мы лечимся, сбегаем, возвращаемся, снова лечимся, теряемся. И так по кругу, пока не разорвешь его на части.