А ещё появилось непреодолимое желание немедленно вернуться к тому оврагу, с которого я свалилась в этот мир. Или в это время…
– Ну что, обнюхал? – поинтересовалась невежливо у собаки. Та села напротив:
– Да.
– Вердикт?
– Ты не из золотых хазар.
– Золотые хазары? – переспросила я. – Это ещё кто?
– Как хазары, но с золотыми перьями на шлемах, – объяснил пёс. – Напали. Мы защищались. Я убил двоих. Князь четверых. Остальные остались там…
– Вы попали в засаду? – догадалась я.
– Они вышли из-за грани. Ты тоже из-за грани, но не из них. Пахнешь по-другому.
Я наморщила лоб, пытаясь выгрести из завалов памяти словосочетание «золотые хазары». Там вертелся только вещий Олег со своей лошадью, которую покусала змея, и фразой про то, как он собирался отмстить неразумным хазарам. Больше ничего.
– Я точно не сплю? – спросила на всякий случай и получила обстоятельный ответ:
– Нет. Спят с закрытыми глазами, а у тебя глаза открыты.
– Разумно, – согласилась, бросив взгляд на князя. – Слушай, а где у вас ближайшая больница?
Задала глупый вопрос и сразу поняла это. По глазам собаки. Пёс смотрел с вежливой опаской, как на сумасшедшую. Поправилась:
– Ну, домой его надо отвезти что ли…
– Город уже недалеко, – словно с облегчением отозвался пёс. – До заката солнца доберёмся.
– Фигасе недалеко! – присвистнула я. – У меня, между прочим, нога болит!
И осеклась. Пошевелила лодыжкой. Нога не болела. Она не одеревенела, двигалась нормально, просто не болела, как будто я её и не подворачивала. Так. Та-ак… Что всё это значит, я пока не знаю. Но разберусь. Потом. Сначала надо…
– Ты можешь подогнать лошадь? – спросила я у собаки. Та встала, отряхнулась с головы до хвоста и ответила, будто плечами пожала:
– Попроси, и она придёт.
– Думаешь?
– Уверен.
– А… Как её зовут?
– Резвый, – буркнул пёс и снова лёг. Лентяй. Всё самой придётся, всё самой…
Я сделала несколько шагов в сторону лошади и спросила осторожно:
– Скажи, Резвый, можно тебя попросить подойти?
– Попроси, – рассеянно ответила лошадь, продолжая щипать траву. Нет, серьёзно? Так всегда говорил папа, когда я задавала подобный вопрос. А на моё возмущение улыбался: «Ты спрашиваешь разрешения попросить или всё же сделать что-то?» Вспомнив папу, я со вздохом поправилась:
– Резвый, подойди, пожалуйста, поближе к хозяину.
Покосившись на меня большим тёмным глазом, Резвый послушно потопал к лежавшему раненому. Мой план был таков: взгромоздить князя на коня и потихонечку отвезти в цивилизацию. В относительную цивилизацию… Потому что на врачебную помощь тут рассчитывать не приходится.
Если князь не помрёт по дороге, если не скопытится от инфекции…
Возможно, меня даже наградят.
Возможно, даже не посмертно.
Конь лёг, подогнув ноги под себя, рядом с князем. Я кое-как взгромоздила совсем не лёгкого мужчину животом на седло и, перекинув руку, примотала её ремешком к подпруге. Для верности ещё и ногу закрепила с другой стороны седла, а потом перекинула повод со спины лошади к морде и спросила:
– А ты знаешь, куда везти?
Конь кивнул большой головой, фыркнул, как мне показалось, презрительно и сказал, жуя уздечку:
– Знаю, сам довезу.
– Сам он довезёт, – гавкнул пёс. – Пошли потихоньку.
Я только пожала плечами и скомандовала:
– Н-но!
– «Но»! – заржал Резвый. – Нет, ну посмотрите на неё! «Но» упряжным кричат, а я подседельный! Я боевой жеребец! А она мне: «Но»!
– Прости, – с улыбкой ответила я. – Никогда раньше не имела дела с лошадьми.
– Пешком-то далеко не находишься, – посочувствовал Резвый, а пёс поддакнул:
– Лошадь надо иметь каждому.
– Мне не надо, спасибо, – отказалась. Проверила пальцами, не намокли ли бинты на груди раненого от крови. Посмотрела на собаку: – А тебя как зовут?
– Буран.
– В метель родился? – усмехнулась. Пёс озадачился и ответил:
– Нет, это потому что бурый. А тебя каким именем можно звать?
– Диана, – ответила машинально. Странный он, этот Буран. То говорит односложно, то вычурно выражается… Как будто можно звать несколькими именами!
Перед глазами вдруг всплыл образ старой цыганки. Она вытащила изо рта мундштук трубки и криво усмехнулась: «К бабке едешь? Не доедешь». Чёрт! А ведь и правда – не доехала! Откуда старая ведьма знала? Что же она там ещё говорила, одурманивая мою голову? Нет, не вспомнить… Только это издевательское «не доедешь» и осталось. И имя. Руда. А та молодая цыганка в детстве утверждала, что это моё имя и нельзя его говорить никому, кроме того, кто станет ближе всех. Я говорила маме, конечно, но та злилась и ругалась. А потом я забыла…
Поправив чуть съехавшего с седла князя, я спросила:
– Буран, а сколько должно быть имён у человека?
– Сколько хочешь, – философски ответил пёс, оторвавшись от обнюхивания травы. Мы шли небыстрым шагом по лугу, приближаясь к перелеску. Где-то вдалеке кто-то фыркал, а ещё похрустывали ветки, но я здраво рассудила, что со мной рядом большая собака, которая унюхает хищника на расстоянии и предупредит, а то и защитит. Сколько хочешь имён… Ну, наверное, он имеет в виду клички?
– Клички, что ли?
– А как тебя кличет мать? Как подружки зовут? Как волхв нарёк?
– Э-э-э… У нас нет волхвов. Священники есть, но имя мне выбрала мама.
– Что оно означает? – поинтересовался Буран, вглядываясь в перелесок. Я подала плечами:
– Это имя богини охотницы, а так оно значит «посланница здоровья и благодеяния».
– А-а-а, так ты знахарка! Травница, – заключил пёс. – Я так и думал.
Думал он! Хм, знахарка… Да, будущий врач, но не заговорами лечащий, а по науке, лекарствами! Знахарка, пф!
Однако в голове всё вертелось и вертелось имя Руда. Поему так? Рудый это рыжий. Да, у меня волосы цвета меди, но отчего-то казалось, что у этого имени есть и другие значения. Не может же всё сводиться только к цвету волос?
Не знаю, сколько времени мы шли. Не было с собой мобильника, чтобы посмотреть, а часов я не носила. Только посматривала на солнце постоянно – как оно смещается по небу. Ноги начали тяжелеть. Князь держался. Дышал прерывисто, но дышал. Я про себя говорила ему: держись, держись, не умирай! И вытирала бисеринки пота с его высокого лба.
Наконец Буран поднял голову, нюхая воздух, и сказал:
– Город близко.
– Ура, – устало отозвалась я. – Мне холодно, и жрать хочу!
– Тебе в город лучше не ходить, – бросил пёс и убежал вперёд. Как это не ходить? Чего это мне не ходить? Я оглядела себя и кивнула. Ну да, в джинсах, наверное, лучше не ходить туда, где все в сарафанах и холщовых «вышиванках»… Но где достать одежду?
Город и правда оказался недалеко. Примерно минут через десять перелесок закончился, мы оказались на опушке, и у меня захватило дыхание. Город был огромным. Не таким, конечно, как наши города, а с Москвой и вовсе не сравнить, но гораздо больше тех, которые я видела на картинах художников и представляла, читая книги о древней Руси.
За высоченным частоколом стояли деревянные терема. Их маковки возвышались над городом, сверкая золочёными шпилями в свете закатного солнца. Фигурки диковинных зверей, вырезанные из дерева, украшали крыши, а на фасадах темнели крупно нарисованные символы крестов и солнц. Там и сям между маленьких окошек смотрели на меня строгие лица вытянутые и узкие, в рогатых шлемах и с длинными, свисающими до бороды усами. А в центре стоял самый высокий терем – с солнечным диском на маковке, венчающем весь город. Небось, княжий дом…
Буран вернулся с высунутым языком и сказал довольно:
– Пускай Резвого, пусть везёт князя в город.
– А мне куда, интересно? – обиделась я. Ведь я спасла ихнего князя, а меня теперь могут и не пустить!
Собака встряхнулась и села. Сказала нерешительно:
– Как ты есть травница… Пойдём, отведу тебя.
– Куда?
– Есть одно местечко.
Загадочный ответ удовлетворил меня чуть больше, чем наполовину. Местечко, ишь! Я голодная, как волк, смогла бы сейчас съесть половину столовки нашего меда, а он мне – местечко… Ну, если меня там накормят, то ладно.
Устроив повод на шее коня, я похлопала его по шее и сказала:
– Вези князя в город, Резвый, пожалуйста.
– Хорошо, отвезу, – покладисто согласился тот и почапал медленным шагом на дорогу, ведущую к высоким воротам в город. А Буран тронул носом мою руку:
– Нам обратно в лес, Диана.
Я с волнением посмотрела вслед лошади. Только бы ремешки не отвязались, только бы князь не упал… Только бы довезли… И пошла за собакой вглубь леса.
Чавкающий под ногами влажный мох поглощал звуки моих шагов. Перелесок давно сменился еловым бором с редкими вкраплениями лиственных деревьев. Сумрак уже царил здесь, тогда как на равнине было ещё светло от заходящего солнца. Я шла на ощупь, едва различая в темноте серую шерсть на заду Бурана. Тот бежал быстро, возвращался, поджидая меня, потом снова скрывался между деревьями. Сердце ёкало, предчувствуя какую-нибудь вселенскую хуету, которая обязательно сейчас выскочит из-за ёлки и сожрёт меня без соли и специй!
И вдруг еловые лапы расступились, я шагнула на маленькую полянку – шириной в десяток шагов туда и обратно, и увидела избушку. За многие года она втопилась в мягкую землю, и предыдущим обитателям пришлось углублять вход, чтобы дверь могла открыться. Над крышей торчала печная труба, но она была мёртвой – дым не шёл. И свет в крошечных окошках не горел. Избушка казалась заброшенной.
Я оглянулась на притихшего Бурана. Он сложил уши назад и сказал осторожно:
– Вот здесь никто не живёт уже давно.
– А кто жил?
– Ведунья-травница.
– Ха! – ответила я, снова окидывая взглядом врытый в землю и поросший мхом домишко. Поёжилась. Атмосферненько, конечно, но как-то… не по себе. Мне тут жить? Да фигу вам! Я в этом сарайчике, а некоторые в высоких теремах! Совсем уже какая-то вселенская несправедливость…
– Ты со мной? – спросила у собаки, выходя на полянку. Буран попятился:
– Не, мне туда нельзя. Там место такое… как раз для тебя. А я в город, там мой хозяин.
И он, поджав хвост, убежал обратно в лес.
Тоже мне, друг человека… Я фыркнула задорно, чтобы подбодрить саму себя. Да ладно! Я ничего не боюсь. Я девочка просвещённая, умная, я в нечисть и всяких богов не верю. Вот подойду, толкну дверь и войду…
Покосившаяся дверь поддалась не сразу. Я толкнула посильнее, глянувшись на молчаливый лес, толкнула ещё раз и ввалилась в избушку. Пахнуло затхлостью и травами – таким убойным коктейлем из трав, что чуть дурно не стало. Оставив дверь открытой, я окинула взглядом своё временное жилище. И едва не отдала душу тому богу, в которого не верила.
На топчане у закопченной печки лежал, заботливо укрытый покрывалом из множества цветастых кусочков, скелет с длинными седыми волосами.
Глава 4. Все ведьмы рыжие
Июнь 20 число
– Твою мать, – только и смогла сказать я, когда обрела способность говорить. Вот повезло так повезло! Попала в какую-то дыру миров, мило поболтала с лошадкой и собачкой, спасла человека и вот теперь мне придётся жить в пряничном домике с умершей неизвестно когда ведьмой…
Счастья привалило, Дианочка!
Так. Спокойно. В морге я уже была. Трупы видела. Трупы страшнее скелета. Чего мне бояться-то? Ведь не бросится на меня и не укусит! Надо взять себя в руки и осмотреться. Ночевать в лесу мне очень не хочется, в избушке со скелетом всяко безопаснее…
