Тень Индры. Авантюрный роман-мистерия
Индиано Макс
Что делать, когда жизнь, не идеальная, но понятная, рассыпается, оставляя лишь смятение? Волны безысходности сметают ориентиры, погружая в тоску, выход из которой – без оглядки нырнуть в неизведанное и выстроить новую реальность. Ориенталист Марс едет в Таиланд, решив посвятить себя духовной практике. Он не подозревает: не он выбрал путь магии, а путь выбрал его. Как повернется судьба героя в эпицентре мира, полного богов, демонов и иллюзий, и справится ли Марс с мумиями прежних воплощений?
Тень Индры
Авантюрный роман-мистерия
Индиано Макс
Редактор Алиса Альвари
Дизайнер обложки Юлия Прописнова
© Индиано Макс, 2024
© Юлия Прописнова, дизайн обложки, 2024
ISBN 978-5-0062-6075-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пролог
«В сокровищнице сознания, скрытой внутри нас, сплетенной из наших глупостей, бесконечных раздражающих ошибок, пустоты никогда не начавшейся жизни, осуществленных и саморазочарованных грез, мелких претензий ежесекундно умирающего мира, царят бесконечные обещанные нам вселенные. В этой пустоте, где никогда ничего не удается, где никогда ничего не начиналось, – тихая гавань счастья», – говоривший сдался тяжести кружки пива в руке и мягко поставил ее на лакированный стол светлого дерева, отражавший его усы и синие глаза.
Речитатив принадлежал сидевшему в углу открытого бара незнакомцу. Слова прошли через него словно поток; после этого открылось пространство тишины, как будто в лесу пролился ливень, заставив замолчать жужжание жуков, пение птиц и шорох листвы.
Незнакомец вытянул сигару, и проходившая мимо барская девушка[1 - Хулиганская калька английского выражения bar girl.] с обтянутым красной юбкой задом, выхватила зажигалку и, отпустив чарующую улыбку, дала ему закурить. Мужчина, которого за шляпу и усы я тут же окрестил десперадо, проводил благосклонным взглядом ее удаляющиеся прелести, заметно искривлявшие восприятие пространства и времени у мужской клиентуры. Выдыхая дым, он созерцал девушку, наделяя ее красоту каким-то другим смыслом.
Это совпало с неожиданным дуновением ветра и создало странный, пронизывающей свежестью диссонанс.
Его глаза пробежались по ресторанчику и уперлись в стенд с брошюрками отелей, спа, курсов по стрельбе, полетов гиббона, картинга, рафтинга, ресторанов, ресторанчиков и забегаловок. Он остановился на открытке – проспекте морского курорта.
«С пальмой и синим, как средиземноморская открытка, коктейлем с тремя листиками базилика, – продолжил он. – Картинкой, за которой скрыто многое. Но это скрытое… Это то, что нам уже подарено», – его слова лились из какого-то пространства.
Я давно запустил щупальца внимания в сторону этого необычного, говорящего без аудитории человека. Под глубоко надвинутой на глаза ковбойской шляпой, угадывалось загорелое, еще не старое, хотя и покрытое паутиной мелких морщинок лицо. Его черты отражали непрестанную точечную аккуратную работу мысли. Национальность? Он мог быть кем угодно.
Уходя, я увидел, что десперадо оставил исписанный листок рисовой бумаги. Я схватился за него: незнакомец написал кое-что, не ставшее частью его монолога.
«Не забывай, что в каждом миллиметре этого мира, в каждой доле секунды – измерение открытых возможностей, сияние алмаза с бесчисленными гранями… заслуживаешь счастья, оно тебе уже подарено. Скажи спасибо. И тогда начнется самое интересное: куда поведет тебя это сияние?»
Он подписал просто: «Ей».
Оставленный недопитым коктейль. Долька наполненного соком лимона. Я стоял с этим листком в руке, держа в руке растворяющиеся ниточки чьих-то судеб.
Часть первая:
Вошедший в поток
Глава 1.
Монах и девушка
Я изучаю древние языки и тексты, которые рассказывают о реальной психологии: кто мы, откуда приходим, куда уходим и что есть этот мир. Год я прожил в Индии. Читал тексты, лобызал лотосоподобные стопы пандитов[2 - Пандит – традиционный ученый, знаток санскрита.] и скакал по горам в поисках великих гуру. Плодом этой деятельности встал и тут же беспомощно поник вопрос: становиться ли ученым мэтром, запертым в кондиционированном кабинете. Вместо этого я пошел путем дикого йогина, который жопою добывает свои знания и сиддхи[3 - Отсылка к Миларепе: Миларепа, когда в конце жизни его спрашивали ученики, каким же образом он добился этих достижений в познании, просто показал мозолистый зад. Все достигается… усидчивостью, то есть *опой. Никаких секретов. В этом же контексте как-то один индийский йогин сказал в разговоре, что зад йогины называют Индрой, потому что именно из-за него йогины не могут долго усидеть в медитации и добиться реализации. Да, Индра известен тем, что чинит препятствия. Ну, а знаменитое утверждение Марка Твена?].
* * *
Тринадцатого сентября я вышел из самолета «Бутанских авиалиний» в серое марево аэропорта Дон Муанг и вдохнул влажную духоту тропиков. Шаг с трапа самолета перенес меня из мира, который меня не хотел, в неизведанное.
Я почувствовал непривычную легкость и пустоту в теле, восприятие изменилось: я перестал существовать как осознающее существо, хотя что-то фиксировало объекты, движения, цвета, звуки. Набор ощущений, который я называл собой, автоматически перемещался в пространстве. Происходила внутренняя аннигиляция. Программа, которая собирала мир в привычную картину, подверглась массивной, едва заметной атаке. Мир распадался на невидимые частицы. Я же дышал, улыбался и казался одним из туристов, которых через несколько часов ожидает море, покорный попе шезлонг и летящий в голову коктейль с соломинкой и зонтиком.
Поездка была актом отчаяния. Впервые я ехал в полновесное никуда, в отсутствие перспектив и неизвестность, полагаясь лишь на интуицию и туманные договоренности.
С другой стороны, у меня была четкая, не размытая разнонаправленными векторами цель. Устремление.
Однако, чем оно подкрепляется? Что там у нас за душой?
Тридцатник, голова, полная дури, и целых шестьсот пятнадцать батов. Шик! За такие деньги можно вожделеть клоповник на бэкпекерском Кхаосане[4 - В прошлом Кхаосан, где можно было снять комнату за сто батов, три доллара, был царством небритых бэкпекеров и отпетых чудовищ – героев фильма «Пляж». Сейчас он оброс респектабельностью и считается вполне куловым местом молодых тайских элит. Если ты заканчиваешь вечер тусовкой на улице Кхаосан – жизнь удалась!]. Ну что, опять в родном дерьме и без копейки? Я двинулся на выход из прохладной барокамеры аэропорта в оглушающее пространство снаружи: сканирующие глаза встречающих, крики «давай, друг», навязчивые агенты с путевками в Паттаю, лимузины и «такси за сто баксов».
Что-то остановило меня, возникло отчетливое ощущение, что меня ждут. Я обернулся на зов, и действительно, на противоположном выходе маячило мое имя, коряво написанное на листе бумаги. Имя «МАРС» вспыхнуло, словно в темноте на него посветили фонариком. Я не надеялся на встречу, поэтому несказанно обрадовался.
Меня встретили молодой монах в традиционной оранжевой робе и черноволосая девушка с аурой тенистого дерева у реки. Монах был крепко сложен: я с завистью отметил бугрящиеся мускулы, но, естественно, тут же отвлекся на девушку. Она взглянула на меня. Темные озера ее глаз впитали меня, растворили, соединили с самим собой или чем-то большим, чем я.
Каскад окон на экране зависшего компьютера растаял в темноте. Экран погас. Из глубины моего существа пришел сигнал:
??????????ПЕРЕЗАГРУЗКА!
– Халло-о-оу, Ма-а-арс, – махнул рукой монах, растягивая слова. – Как дела? Меня зовут Пим.
Певучие английские слова, речь пронизана легкостью и спокойствием. Обращался он не со всем ко мне, он спрашивал невидимый, разлитый вокруг эфир и принимал ответ именно оттуда.
– Халлоу! – заулыбался я. – Спасибо, что встретили! Я очень вам благодарен!
– Я Ватана, – представилась черноглазая девчонка. Ощущение, что она держит меня глазами и сканирует сердцем, продолжалось.
К моему ужасу – бабок-то почти не было, – мы вышли из аэропорта на стоянку такси. Прости-прощай, денежка! Ватана села на переднее сиденье и, перемолвившись с водителем, сообщила:
– Едем в Ват Чоллапатхан[5 - Ват – это храм или монастырь. Лесные храмы известны приверженностью традициям медитации.].
На протяжении всей поездки я не сводил глаз с ее черных волос, а меня грыз страх, что спущу на такси всю наличку. Какой позор, забыть, что гость на Востоке – это дело святое! О госте всегда позаботятся.
Пустота города божеств
Автомобиль пролетал по огромным магистралям, кружился по сложным развязкам. Мосты. Машины. Блеклые улицы. Серое небо. Черно-белый телевизор без звука. И мы, как точка, скользим на экране, оживляя эту пасмурно-серую картину.
Туманный морок современного города сдуло. Мы въехали на территорию монастыря Чоллапатхан. Буйство зелени, деревянные домики, позолота храмов, красные черепичные крыши. Ни стен, ни ворот, только всеобъемлющее, накрывающее с головой безмолвие. Звуки не просто отсутствовали – тишина требовала вслушаться в нее. Более того, она и была границей.
Такси остановилось внутри территории у выстроившихся в ряд скромных хижин. Я выбрался из машины и замер, оглушенный обрушившейся на меня лавиной ощущений: запахи, звуки, цветные пятна, отчаянно контрастирующие с серостью цементных каньонов, из которых мы вырвались. Невыносимо захотелось отгородиться от всего этого.
Предназначавшийся мне домик-келья состоял из комнаты три на три метра и туалета с унитазом на бетонном постаменте. Циновки. Плиточный пол. Чисто, пусто, как в шопе[6 - Выражение родом из 90-х, когда магазины-шопы были до безобразия пусты.]. За окном – окутанные мистической дымкой башенки-ступы. Озерко, окруженное валунами, которые, казалось, переговаривались между собой.
– Вы сможете тут жить? – обратилась ко мне Ватана с некоторым сочувствием.
Я набрал воздуха, чтобы выдать бравурную фразу в духе «Да я на колчаковских фронтах!»[7 - Ну или в индийских поездах. В смысле, что я крут.], но приготовленное излияние о незначимости удобств оборвалось. Взгляд упал на голубой плиточный пол и сиротливые циновки. Пересохшее горло выдавило жалкое мяуканье. Укол страха. Остаться одному в этом стерильно-чужом пространстве? Умудрившись взять себя в руки, я ответил, скорее не для нее, а для слушающих нас духов:
– Думаю, все будет в порядке, особенно если я смогу найти работу.
Я не хотел доставлять хлопот встретившим меня людям. Просто размести эту мысль в пространстве. Пусть начнет разворачиваться. Хрипло каркнула ворона, чьи-то невидимые пальцы коснулись ветвей, прошуршали листвой дерева. Прогромыхала колымага. Духи услышали. Я просто знал это.
Дорога в монастырь Ват Арун
Пока я вел молчаливые переговоры с бестелесными авторитетами[8 - Духи места, божества места.], мои спутники решили, что дальше моей неприкаянной судьбой озаботится монах. Ватана оставила номер телефона и попрощалась. Ее присутствие оставалось еще какое-то время, сотканное в плотном воздухе из тонких ощущений и солнечных бликов. Темная озерная вода разлилась иссиня-черными волосами, отблески света на гладких листьях мерцали, как ее сияющие глаза.
Тем временем проницательный Пим предложил поехать в Ват Арун. Точнее, он поставил меня перед фактом. Да кто бы возражал, к тому моменту меня выключили. Робот с оборванными проводами. Состояние мыын-тыып[9 - Мыын-тыып (тайск.) – отупелость.]. Однако предложение Пима не означало, что мы отправляемся прямо сейчас. А как же перетереть с собратьями за просветление?!
Мы вошли в небольшой храм и расположились в зале на покрытых лаком скамьях из темного дерева. Лично мне составил компанию пакетик соевого молока, Пим же завел беседу с пожилым монахом. Тот скользнул взглядом по моей скромной персоне, после чего я, похоже, стал незаметной тенью. Кто знает, если он медитировал на скелеты, для него я, возможно, и был бесполым костяком. Следующие полчаса костяк провел, слушая вельми информативные разговоры на тайском. От нечего делать я медитативно грыз тонкую соломинку и пялился на бушевавший за окнами бамбук. Я чувствовал себя диковинной рыбой в душном аквариуме. Внутри храм выглядел несколько прянично: гладкий, сверкающе чистый. Ни черепов, ни лингамов, увы. Стерильная сакральность.
Меня повело от неясности и обезвоженности. Пакетик молока, серьезно?! Пим встал и попросил меня поклониться монаху. Мы попрощались, но следующим номером был приятель Пима. Его звали Мэн – Дикобраз, любезно пояснили мне. Уютная келья располагалась на втором этаже деревянного домика, окруженного пальмами. Мэн оказался застенчивым парнем среднего роста, с добродушной улыбкой и впечатляющей мускулатурой. Вот так выглядит человек, который спокоен и знает, куда и зачем течет его жизнь. Да, в келье – штанга и гантели, телик со звуковой системой, на полке под теликом – башенка гламурных журналов. Ну а что, ведь нужны же монахам напоминания о, ну, э-э-э-э, да… бессмысленности жизни в сансаре, тщетности бытия! Такой стиль монашеской жизни заинтриговал, но спрашивать в лоб показалось неловким, так что разговор неуклюже вильнул в сторону випассаны. Мэн посоветовал встретиться с его учителем, знаменитым познаниями в медитации.
На прощание Дикобраз радушно похлопал меня по плечу:
– Заглядывай в гости, Марс!
Я натянуто улыбнулся в ответ, ощущая нечто похожее на отчаяние. В гости? Когда, как? Что вообще со мной будет?
Когда мы выходили на шумную широкую дорогу, я понял, почему меня глючило. Не существовало никакого обозначения, что это монастырь. Такое отсутствие конкретики напрягало. Что происходит? Ситуации и разговоры просто случались. Это был мир без форм, переливаемая в вечности пустота. Пространство и время организовывались здесь совершенно иначе: каждый момент обладал правильно востребованной потенциальностью. Ситуация если чего и требовала, то не моего активного вмешательства. Сама форма и есть пустота; сама пустота и есть форма. Сутра сердца в действии.
Побывав у Мэна, мы все же отправились в путь. Каменная бадья, откуда торчал лотос, явила мне мое отражение. Аха! Вот почему Пим решил не бросать меня на произвол судьбы: лицо осунулось, как будто я покорил пустыню на брюхе без капли воды. Спасибо, Пим! Ты все правильно понял. Не оставляй меня сейчас!Эта ваша пустота… Пока не хочу в нирвану. Ну, то есть теоретически хочу, но не так сразу.
