Мы обычно сидели втроём на кровати: чтец посередине, а мы с сестрёнкой по краям. В эти минуты мне было хорошо и я испытывал блаженство. Когда читал папа, мама чаще всего была на кухне или уходила почитать что-нибудь своё, а ещё она училась в институте и делала уроки. Когда читала мама, то папа обычно сидел рядом и что-нибудь чинил. Помню, как он штопал наши валенки зимой, а летом мы бегали босиком, поэтому летняя обувь не изнашивалась и не рвалась. Другое дело валенки. Зимы в то время были настоящими, с трескучими морозами и снежными метелями, поэтому валенки были основной обувью в эту пору и латать их приходилось часто. Я прекрасно помню весь ход починки, потому что очень часто с превеликим удовольствием его наблюдал. Папа умело работал иглой и шилом, а ещё он запаивал мелкие дырочки, поджигая мамины старые капроновые чулки и капая плавящимся капроном на отверстия в валенке. Однако, если бы в то время спросили, чего я хочу больше: слушать сказки или смотреть на починку валенок, то мой выбор пал бы на сказки. Мне повезло, такого выбора у меня не было ни разу. Я получал и то и другое: мама читала, папа чинил валенки, а я мог и слушать, и смотреть.
А ещё папа рисовал голубей. Он с детства разводил этих красивых птиц и в нашем дворе всегда были голуби. Папа рассказывал, что у него даже на флоте в кубрике были голуби. У нас они жили на чердаке, и папа часто брал нас с Лорой туда полюбоваться голубями, посмотреть на птенцов. Он часто показывал нам, как поит голубей из своего рта, какие у них красивые крылья и хвосты. Папа сильно любил голубей. Зимой мы часто сидели с ним у окна и наблюдали, как голуби гоняют воробьёв, которые воруют у них корм. У папы была общая тетрадь в клеточку, где он собирал этикетки от спичечных коробков с изображениями голубей. В ней же он рисовал своих любимцев цветными карандашами. У каждого голубя было своё имя. Под рисунком шло описание характера и повадок этого голубя. У нас с Лорой был любимчик по кличке Клоун. Это был очень потешный рыжий голубь. Однажды зимой он решил выдернуть примёрзшую соломинку и усердно тащил её клювом, но она постоянно срывалась, а Клоун, поскальзываясь на льду, потешно падал под наш с Ларисой оглушительный хохот. После этого случая любое появление Клоуна вызывало у нас смех.
Я с детства не люблю ремонты в доме. Это всегда беспорядок и всё некрасиво и не на месте. Но один ремонт я запомнил. С обоями в те времена было напряжённо. Для того, чтобы их купить, надо было ехать в Дубовку почти за 100 км, поэтому стены чаще всего белили или красили. В тот памятный ремонт папа решил нам с Лорой сделать подарок и нарисовал над кроватью картину. Это был витязь в тигровой шкуре или Давид, убивающий льва, а может Самсон. Я не помню, кто там был, но было очень красиво и мне захотелось научиться рисовать, как папа. Он посоветовал мне больше срисовывать и стал учить меня рисовать. Я до сих пор помню его уроки. Кроме увлечения рисованием я ещё стал собирать спичечные этикетки, фантики, а чуть позже ещё и марки. Помню, как я клеил свои трофеи в тетрадку, намазывая их варёной картошкой, которая в те времена заменяла бумажный клей. Сколько я поел картошки при этом, я не помню, но люблю её до сих пор.
Какое детство без наказаний? Библия отвечает – несчастное! Она объясняет почему: тех, кого не наказывают – не любят (Притчи 3:12). сейчас я хорошо понимаю, что так оно и есть, но в то время мне совсем не нравилось, когда нас ставили в угол, а бывало и ремнём обхаживали – это было больно. Мне хватило одного раза, чтобы запомнить надолго, поэтому я стал думать, как не доводить родителей до такого проявления любви, то есть до ремняприкладства. Очень скоро мои размышления привели к выводу, что когда делаешь всё, как велят папа и мама, то получаешь не ремень, а похвалу и гостинцы, а когда своевольничаешь или, хуже того, делаешь всё наоборот – жди неприятностей. С неприятностями я так и не подружился, поэтому старался слушаться родителей и после, того одного раза, был лишён «счастья» получать ремнём по попе. О чём до сих пор ничуть не жалею.
Ещё одно важное звено в моём счастье – это гости. Однажды поздно вечером к нам приехала папина сестра с мужем из Украины. Было весело и нам с Ларисой очень нравилось, когда приезжали гости. С тех пор гости в доме – это счастье, правда, если они не живут у тебя больше месяца.
Приближалось время мне идти в школу и мы переехали в Усть-Погожье. Это была более крупная деревня в двух километрах от Семёновки. В ней были школа, клуб и садик. Садик – ещё один мой злейший враг, после сессии. Только этот был ещё хуже и страшнее – он не маму забирал, а меня самого у мамы и папы на целый день. Первое время я пытался от него сбежать, но, постояв за это вечером в углу, понял, что придётся терпеть этого САДиста. Сразу скажу, что давалось мне это с трудом, я так и не привык к нему. Из всех воспоминаний об этой поре сохранилось одно светлое пятно – это гусиное перо, которое я нашёл на прогулке и сделанная мою из него свистулька, которую этот изверг в лице строгой воспитательницы у меня отобрал и выбросил в мусорное ведро. Так что садик напрочь вычеркнут из моей памяти. Мой вывод окончательный: садики не способствуют росту счастья, а наоборот, они угнетают его.
Ты ещё здесь, дорогой читатель? Я очень рад этому! Как видишь мне повезло. У меня не было много игрушек в детстве, долгое время не было даже телевизора, а когда он появился, то там так редко показывали мультики, что счастье от него только росло. Кроме телевизора не было телефонов и компьютеров, ворующих время у счастья, как матёрые воры-рецидивисты. Зато было время кататься на велосипеде, играть в лапту и чижа, плавать на плоту. Не было чипсов и сухариков, но зато была настоящая пекарня, от которой на всю деревню стоял аппетитный запах, а мы, как воробьи, налетали на лоток выдачи хлеба после его загрузки и собирали пригоршнями очень вкусные, ещё не успевшие остыть, крошки. Поэтому моё счастье росло в комфортных условиях.
А дальше – школа, но об этом в следующей главе. Очень надеюсь, что ты её тоже осилишь, мой дорогой читатель! Спасибо за прочтение этой! В заключении маленький поэтический приз – незатейливая песенка, сочиненная здесь в тюрьме, а потом одна важная истина из письма.
Львы мурлыкают, как кошки
И ластятся у ног моих.
Зарешёчены окошки
В казематах краснокаменных.
Печь огнём не опалила,
И осел табачный дым.
Бог даёт не мерой силы.
С ним любой непобедим.
А ещё живёт надежда
В сердце радостном всегда.
И открыта щедро дверца
В Божьих истин закрома.
«Друг мой, ты – особенный! Не верь тем людям, которые твердят, что это не так. У Бога нет копий, ты – Его ручная работа и при этом очень любимая» (из России).
Глава 3
Школа и коллектив
«Не отвергай мудрость, и она будет защищать тебя. Люби ее, и она будет оберегать тебя» (Притчи 4:6)
«К тому-то и тому-то (текст условный) будьте готовы!» – звонко выкрикнула пионервожатая в красном галстуке, и мы дружно ответили: «Всегда готовы!» 22 апреля 1970 года я стал пионером. Помню чувств гордости за себя, за свою Родину, и радость, с которой я получал поздравления от мамы и папы. Помню праздничный ужин по этому поводу, гордость красным галстуком, который я с удовольствием носил в школе.
До пионеров были октябрята – славные ребята, но звездочку не надо было каждый день завязывать в особый узел, поэтому я о ней почти не вспоминал. Зато я очень хорошо до сих пор помню Елену Андреевну Султанову – мою любимую учительницу. Она была у меня не первой.
Я пошел в школу в Усть—Погожьем. Помню огромный букет цветов, за которым я прятался от окружающих, и угрюмую, строгую учительницу, потому что она была пособником школы, которая вслед за сессией и садиком стала воровать мое счастье. Хотя, здесь стали появляться проблески надежды. Например, уроки рисования. Выяснилось, что я рисую лучше всех. Это было вдвойне приятно, ведь в нашем классе два ряда парт занимали первоклашки, а третий – третьеклассники. Да, тогда такое практиковалось в деревенских школах – на два класса один учитель, да еще угрюмый и строгий к тому же.
Отучившись первую четверть, родители решили переехать в Ленинский район этой же области в село с необычным для СССР и Ленинского района названием – Царев. Как потом выяснилось, мне довелось жить в бывшем уездном городе, основанном на месте бывшей столицы самой огромной империи за всю историю человечества – Сарай-Берке – обители татаро-монгольских ханов, завоевавших в свое время почти весь мир.
В Цареве школа была огромной. Двухэтажное здание царской гимназии после усть-погоженского блочного барака казалось величественным дворцом. Просторные коридоры, светлые классы, вместо чернильниц и перьевых ручек, которые постоянно ставили кляксы в мои тетрадки, что счастья не добавляло, были шариковые ручки. А вместо тетрадок в линейку были тетради в косую линеечку, которые значительно улучшали мой корявый почерк. Первых классов было аж два: «А» и «Б». У каждого был свой класс и своя учительница. У нас была самая добрая учительница на свете. Так считали все в моем новом классе, а было нас около 35 человек. Елена Андреевна возилась с нами, как квочка с цыплятами.
Три первых года школа немало добавила к моему счастью. Но было и горе, когда Елена Андреевна попрощалась с нами в конце 3 класса. Я шел домой и плакал.
Став пионером, я уже не лил слезы так запросто у всех на виду, потому что стал серьезнее и еще более ответственным. На всех линейках меня хвалили, вручали подарки и грамоты. Ни один праздник не обходился без моего участия в популярных тогда литмонтажах. Приходилось заучивать много четверостиший, а потом памяти не хватало на стишки по школьной программе, за которые частенько получал двойки, потому что просто забывал их выучить. Короче, школа была вычеркнута из моих злейших врагов, и только по утрам, когда учился в первую смену, я проклинал ее про себя, да и то только до начала уроков. Хотя, даже здесь мне повезло, потому что с 3 по 8 класс я учился во вторую смену и мог спать до обеда.
В школе было интересно, я любил учебу. К тому же, мне повезло с учителями. Почти всех своих учителей я помню до сих пор. К сожалению, многих из них уже нет в живых, но я верю в воскресение мертвых, праведных и неправедных (Деяния 24:15), поэтому с уверенностью смотрю в будущее и очень надеюсь еще поучить своих учителей тому, что сам узнал из Библии. Очень хочу так их отблагодарить за то, что они в меня вложили. Про Елену Андреевну я уже писал, а теперь вспомню еще о четверых, хотя я мог бы целую книгу о них написать, а может, еще напишу, какие мои годы! Наша школа была одна из немногих, где мужчин-педагогов было больше, чем женщин. Например, были годы, когда все предметы, кроме английского языка, у меня вели исключительно мужчины. Вот о них и поговорим. Точнее, о некоторых из них.
Итак, первый – это Игумнов Вячеслав Иванович. Его смело можно назвать учителем с большой буквы. Так, как учил он, можно смело описывать в методичках для обучения тех, кто решил стать учителем. Ты любишь алгебру и математику, мой дорогой читатель? Если да, то мы с тобой уникумы, потому что за всю свою педагогическую карьеру больше не встретил таких любителей. Другое дело труды, физкультура и пение с рисованием. Мало кто любит алгебру, но я любил, потому что Вячеслав Иванович умудрялся даже безнадежным двоечникам объяснить, как решать сложные уравнения. Он никогда не заставлял учить наизусть правила и формулы, но очень много внимания уделял практике и разъяснению, как этими правилами и формулами пользоваться при решении задач. На его уроках постоянно использовались разные наглядные пособия и приспособления, часто придуманные и сделанные самим Вячеславом Ивановичем. Кроме того, он был моим соседом по улице, что позволяло часто общаться с ним дома.
Александр Иванович Анисимов – учитель физики и наш классный руководитель. У него я учился не физике -алгебра затмевала физику и химию в моей учебе. У него я учился тому, как увлечь ребят, казалось, самым скучным делом. Например, обязательные в те времена политинформации. После того, как он проводил этот формальный для многих пункт школьного расписания, я стал смотреть «Международную панораму» по телевизору! Вот так можно зажечь интерес там, где им и не пахнет.
Николай Антонович Евглевский – учитель рисования и трудов. Его знаменитая фраза: «Мальчик, я тебя сейчас расчешу!» и настораживающее постукивание щеткой для чистки верстаков по широкой мозолистой ладони ясно давало понять, чем будет производиться расчесывание. Ну, а на рисовании и черчении, где расчесок не было, в ход шли богатырские руки Антоныча, как мы его величали меж собой. Он был огромным и очень сильным, поэтому обычно шел через класс к озорнику напрямую, раздвигая парты вместе с учениками. При этом он высказывал своё тайное увлечение фигурным катанием, потому что обычно говорил: «Сейчас, мальчик, ты у меня сделаешь из класса двойной тулуп!» В итоге получались даже четверные, так что у нас в школе четверные крутили не хуже, чем у Тутберидзе. Я его помню больше за то, что он привил мне любовь к труду и творчеству. Николай Антонович любил творить и заряжал нас своей любовью.
И последний, о ком я хотел вспомнить, – это Александр Васильевич Бурьянов – молодой учитель физкультуры, позднее ставший моим другом. Саша научил меня играть в футбол, волейбол и хоккей. Он заложил в меня новую мечту – стать спортсменом. Эти и другие учителя нашей школы зародили во мне еще одно желание – стать учителем. Об этом тоже будет отдельная глава.
А пока вернемся в наш класс. Он был очень дружным. Даже спустя сорок лет мы находим время иногда собираться вместе, чтобы вспомнить былые годы. Ведь в нем я себя когда-то чувствовал, как в семье. Тогда мы не делили друг друга по национальности и материальному достатку. Все были одинаковые, но, в тоже время, такие разные. От этого жить и учиться было очень интересно!
Помню совместный поход с ночевкой в соседнее татарское село. Мы были с параллельным классом. С ними было весело и увлекательно, но свой класс, как рубашка, – ближе к телу. Я до сих пор помню всех поименно, хотя прошло уже более 45 лет, как мы расстались.
Когда я стал комсомольцем, то в моем счастье завелась червоточинка. Мне стало казаться, что это не настоящее. Что-то во всех собраниях и комсомольских делах было искусственное с ощущением того, что это надо делать, потому что так надо, а зачем – так толком никто и не объяснил. Такие чувства не покидали меня все время, пока я был комсомольцем. А был я им очень долго, поскольку в морской пехоте служил секретарем комсомольской организации реактивного дивизиона. В школе даже воодушевляющие речи нашего комсорга Веры Сахновой не вдохновляли на подвиги. Хотя становилось стыдно, но ничего поделать с собой не мог. Я больше всего не любил притворяться тем, кем не был на самом деле. Комсомольцем я значился, но так им и не стал. А значок висел себе и висел на моей рубашке, его тоже не надо было завязывать в особый узел.
Закончилась моя школа в 1976 году. После восьмого класса, сдав успешно экзамены и получив аттестат всего с четырьмя четверками и остальными пятерками, я поехал поступать в художественный техникум осуществлять свою давнюю мечту – быть художником-мультипликатором. Для начала надо было стать хоть каким-то художником. Мама повезла меня в Украину, в Прикарпатье, учиться на резьбяра. Само собой, когда спешишь к мечте, не особо смотришь на то, что оставляешь позади. Однако, это уже другая история. И, если я тебе еще не надоел, мой дорогой читатель, то жду в следующей главе. А сейчас, как обычно, бонус за прочитанную – небольшой стих из тюремных зарисовок и отрывок из письма того же периода:
Небо утонуло в синей глубине.
Облака осели на крутой горе.
Остывает вечер на углях костра,
Расправляет Млечный ночные паруса.
Мастер постарался и шедевр создал,
Подарил эмоций, восхищенья шквал!
Сколько ни любуйся, сколько ни смотри —
Не вместить мне в сердце всей его любви!
«Шестилетний сын ничего не понимает из того, что говорит его годовалый брат и спрашивает: «Мам, а ты уверена, что он русский?» (из Сибири)
Глава 4
Дедушка, бабушка и каникулы
«Помню твою искреннюю веру. Такая вера вначале была у твоей бабушки Лои?ды и у твоей матери Эвни?ки, и я уверен, что она есть и у тебя». (2 Тимофею 1:5)
Продолжим? Только прежде, чем перейти к студенческой жизни, давай, дорогой мой читатель, покончим с детством. А какое счастье в детстве без каникул? У меня летние каникулы не обходились без дедушки и бабушки по папиной линии. Они жили на моей малой родине, в Елани, на берегу местной речки с загадочным названием – Терса.
Я обожал каникулы и дедушку с бабушкой! Дед Леня был шофером. Он работал водителем автобуса и всегда из рейсов привозил нам гостинцы от зайчиков и лисичек, которые встречались ему на пути. Повзрослев, я понял, что это был обычно бабушкин компот и несколько конфет, которые с удовольствием съедала Лариса. А я выпивал очень вкусный компот. Еще дедушка воевал и имел несколько медалей. О войне он нам никогда не рассказывал. Зачем портить счастье? Дедушка был очень мастеровитым и большим выдумщиком. Каких только приспособлений не было в его дворе! Хитроумные механизмы и сооружения всегда увлекали меня. Очень нравилось наблюдать, как он работает. А еще дедушка мог выполнить любой заказ. Надо саблю, как у Чапаева – получи. Надо ружье, как у Чингачгука – пожалуйста! Шпагу Д'Артаньяна – не вопрос! Дедушка мог сделать все, что пожелаешь. Ну как не любить такого кудесника! А еще он был очень веселый, много шутил и часто смеялся. Бабушка Шура тоже была мастерицей по вязке и вышиванию. Она могла связать свитер с таким замысловатым узором, что он напоминал сказочную картину, а не одежду. А еще она была очень доброй бабушкой. Бабушка разводила цветы и участвовала в районных конкурсах цветоводов, где часто становилась победителем. В ее саду одних георгинов было около ста видов. А еще гладиолусы и другие яркие, красочные цветы. Вечером возле крыльца дома распускались ночные фиалки. И вокруг стояло такое приятное благоухание, что не хотелось уходить с этого места. Удивительно, что бабушка никогда не торговала цветами и своими поделками, которые ценились в то время не меньше, чем сейчас. Всё вязалось и выращивалось для дарения. И это тоже немаловажная составляющая моего счастья, которому я у неё научился. Всё дарилось родным и знакомым. Детей у дедушки и бабушки было шестеро: три старших брата и три младших сестры. Это тоже важная составляющая моего счастья. На каникулах все они часто съезжались со всего Советского Союза в родительский дом со своими детьми. Почти всё лето сад и огород были похожи на палаточный туристический лагерь – так много народа было в гостях!
В огромной беседке, какой она мне тогда казалась, весь этот «кильдим», как любила выражаться моя мама, гомонил, смеялся и копошился во время приёмов пищи, а вечерами – за игрой в карты. Хохот, шутки и никаких забот! Это сейчас я понимаю, каких трудов стоило накормить и разместить такую ораву! Щи варили в огромном чугуне, литров на десять. И кашу тоже. И еще тазик салатов, несколько трехлитровых банок компота, и десятилитровая бутыль дедушкиного вина, которого я так ни разу и не попробовал из-за незрелого возраста. Картошку жарили на огромной сковороде, а чай заваривали в пятилитровом алюминиевом чайнике. Чай всегда был настоен на мяте и стоял на кухне для обычного питья. Всё готовилось на двух керогазах. Такие сейчас только в музеях краеведческих можно увидеть, а мне посчастливилось видеть их каждые каникулы.
А ещё я ждал каникулы из-за рыбалки. Удивительно, но даже живя в Цареве на реке Ахтуба, где до Волго-Ахтубинской поймы и ее многочисленных озёр и ериков рукой подать, и где рыбалка на зависть всем рыбакам России, я с нетерпением ждал лета, чтобы, приехав к дедушке, схватить удочку, сбежать в огород к речке, закинуть снасть и, сев на маленький стульчик, который смастерил мне любимый дедушка, сидеть полдня, чтобы поймать несколько малюсеньких плотвичек и окуньков, и быть на седьмом небе от счастья! Что там ахтубинские килограммовые подлещики и судаки! Пескарик – вот самый желанный трофей для меня. Да, тогда я уже понимал, что счастлив.
Ещё к моему счастью приложился мой старший двоюродный брат Олег. Его папа, мой дядя Николай Алексеевич Косьяненко, был военным и служил не только в СССР, но и лет пять в Монголии. Я очень любил дядю Колю за доброту и радушность. Лето без Олега не обходилось, и когда он приезжал, мое счастье росло в арифметической прогрессии. С ним было очень интересно. Это и рыбалка с лодки, новые знакомые, взрослый пляж, походы в лес и кинотеатр, а иногда и на вечерние сеансы, поездки к родственникам и многое другое. Больше всего мне нравилось играть с ним в разные игры. Олег на пять лет старше меня, поэтому учил меня играть в очень серьезные игры: шахматы, разные виды преферанса, кинг, тысяча, покер и многое другое. С тех пор я очень люблю головоломки, потому что очень хотел быть похожим на старшего брата. Олег во многом был моим учителем. Благодаря ему я в школе сильно опережал одноклассников в решении задач. Однажды даже выиграл районную олимпиаду по математике, решив все задачи на час быстрее остальных, потому что неудачно в тот день позавтракал. Или, наоборот, слишком удачно, и мне посреди олимпиады срочно надо было выйти. Почему – я стеснялся признаться, поэтому выбрал более простой путь: быстро решил задачи и побежал искать туалет. Через неделю мне сообщили, что я как победитель олимпиады поеду на весенних каникулах в Волгоград на областную олимпиаду по математике.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70520662&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
