– Ты меня устраивал как спонсор, но с меня хватит, – вдруг заявила Ева и уверенно посмотрела на Николая.
– Отлично, сейчас приедет, вероятно, тот, кого ты любишь. Как его зовут?
– Петр Иванович Рогов?
– Да, он сказал, что вы давно любите друг друга.
Ева задумалась, а потом в дверь позвонили. Николай открыл дверь, и окинул взглядом прибывшего. В дверях стоял коренастый блондин средних лет, плотного телосложения, в деловом светло-сером костюме с букетом белых роз. Он был ниже Евы, и Аверин перевел взгляд с жены на вновь прибывшего ухажера.
– То есть, настолько деньги любим? – шепнул Николай Еве на ушко, а она как-то неопределенно кивнула.
– Евочка, твой муж сказал, что отпускает тебя. Не такой уж он и тиран. А ты говорила, голодом морит, из квартиры не выпускает, – для мужчины голос Петра оказался высоким, и Аверин чуть не рассмеялся от понимания, на кого его променяли.
– Я? – Николай посмотрел на Еву недоуменным взглядом. Стало непонятно, какую игру она затеяла, но мужчина не хотел больше в этом участвовать.
– Петя, подожди меня в машине, я сейчас спущусь.
– Хорошо, жду, куколка моя, – послал ей воздушный поцелуй Петр и вместе с цветами удалился, а Ева тут же начала собираться.
– Ева-Ева, ну что ж, это твой выбор. Предпочитаешь мне его? Отлично, видимо, оно того стоит. Вероятно, он старательный любовник, раз ты с ним мне изменяла.
– Тебе не понять меня, Коля. У тебя в голове только твои пациенты и все. Тебе всегда было не до меня! Я хочу внимания и не от случая к случаю, а каждый день, мне надоело ждать тебя с тапочками в руках. Хватит, я жить хочу. Я хочу путешествовать.
– Надеюсь, он удовлетворит твои потребности, а если нет, всегда можно позвонить Максу и Ромычу? Хотя на счет Макса рисковать не стоит. Эпилепсия – дело серьезное.
– Очень смешно, – Ева, хлопнув дверью, закрылась в ванной, а потом вышла оттуда в облегающем платье и идеальной прической.
– Все, прощай, Коля. Надеюсь, ты не покроешься плесенью в своей квартире. Ненавижу тебя! Если бы ты знал, как ты мне противен. Такой весь правильный, наутюженный, как классический герой восьмидесятых. Точно! Ты совершенно меня не понимаешь. Ты если и отдыхаешь, так только в России. Мне кажется, что тебе кроме дивана и телевизора ничего не надо.
Слова Евы больно ранили. Николай не думал, что все настолько плохо. А плохо ли? Просто он прожил много лет с человеком, который использовал его, а до любви… так со стороны Евы ее и не было. Он хотел, чтобы она красиво одевалась, нередко дарил золото, отпускал за границу, но этого девушке оказалось недостаточно.
Николай глубоко вздохнул. Он знал, что такое настоящее несчастье, и как людям порой приходится по осколкам собирать свое сердце, разорванное на клочки, а то, что происходило сейчас, похоже на разговор с душевнобольным пациентом. Существует только Ева, ее желания, а Николай стал всего лишь золотой рыбкой. Но эти самые хотелки вышли за рамки допустимого, и ему еще говорят при этом, что он во всем виноват.
Мужчина сдержался от едкого комментария и проговорил, обращаясь скорее к себе, чем к жене:
– Да, я работаю сутками. Жизни спасаю. Тебе не знакомо слово усталость, Ева?
– А ты рассчитывал, что я всю жизнь буду ждать тебя дома с парой тапочек в зубах?
– Ева, ну зачем ты так?
– Да, я люблю острые ощущения, и, кстати, не рассчитывай на то, что я не заявлю свои права. Я тебя столько лет терпела, и мне нужна компенсация.
– Терпела? Ева, это теперь так называется? Ты совершенно не отдаешь себе отчет в том, что творишь. Да, я, может быть, бываю скучным, но любовь для меня это взаимопонимание и забота.
– А ты меня не понимаешь!
– Если ты желаешь наставлять мне рога направо и налево, то да, я тебя не понимаю. Ты знала за кого ты выходишь замуж, знала, какая у меня работа. Но я мужчина, и рядом с собой хочу видеть порядочную верную понимающую женщину.
– Поищи, может и найдется какая-нибудь дурочка.
– Встретимся в суде. А в остальном, я готов с тобой разговаривать только как врач и пациент, но я уверен, что если нужда возникнет, ты обратишься в частную клинику.
– Будь в этом уверен. Я вообще сомневаюсь в твоей профпригодности. Сколько смертельных случаев у тебя было? Вспомни, как ты мне все это рассказывал, душу изливал. У нормальных врачей пациенты не умирают.
Снова словно кинжал вонзила в сердце и провернула рукоять. Ева старалась унизить его, сделать максимально больно, и Николаю стоило больших усилий, чтобы не свести неприятный разговор к применению нецензурной лексики. Бабушка воспитала его так, что какой бы ни была женщина, он не имеет права срываться на ней. Мужчина промолчал, отошел к окну, а потом добавил:
– Уходи, Ева. Надеюсь, ты не разочаруешься.
– У меня все будет отлично, а тебе счастливо оставаться, несчастный докторишка. Пока!
Глава 11. Кто в доме хозяин?
– Сегодня утром, проснувшись, я почувствовала на себе теплые майские лучики солнца, что просачивались через окно. Встав с кровати, я устремилась к окну. Глянула и увидела зеленую листву, почти безоблачное голубое небо, – процитировал Павел строки сочинения, когда-то придуманные его любимой Анечкой.
Он наслаждался видом собственного сада: зеленая листва с капельками росы. Видимо, ночью прошел кратковременный дождь, но сейчас его взору предстало почти безоблачное голубое небо. Птички поют, слышится лай собак, звуки деревни дарят умиротворение и спокойствие и, как говориться, навеяло.
Аня лежала на боку, смотрела на Павла и улыбалась. Муж стоял к ней спиной, он уже держался за ручки рам и приготовился распахнуть их настежь, но почему-то медлил. Он проговаривал строки сочинения медленно, смакуя каждое слово, с расстановками и невероятно выразительно.
– Паш, – тихо позвала Аня мужа, – вообще-то уже далеко не май.
Павел глянул на жену, развернувшись в пол оборота, и широко улыбнулся, показав свои идеально ровные зубы.
– Ты помнишь? – иронично отозвался мужчина.
Аня вздохнула и посмотрела на часы. Праздник закончился поздно, Марьяна помогла убрать со столов, но на посуду сил не хватило у обеих. Аня лежала, а в голове уже крутился план всех дел на сегодня, и план этот явно не на один лист.
Конечно, она помнила свое детское школьное сочинение по литературе. Тогда еще совсем юный Павлушка решил, что именно в тот момент, когда она читала его у доски, он в нее и влюбился.
Он часто повторял эту историю в компании, и она заходила на ура. Все, в особенности женская половина, считали его романтичным и чувствительным человеком, только имелось одно маленькое «но», о котором не принято было говорить – Паша не мог влюбиться в Аню в тот день, и причина была до крайности банальна: Анечка на тот момент училась в пятом классе, а Пашка ходил в восьмой. Но кто будет на селе вдаваться в такие тонкости? Главное, что Паша, когда хорошо выпьет, такой нежный и романтичный становится.
Память у романтика и отца многодетного семейства оказалась избирательной. Он отлично помнит только тот самый момент, когда воспылал нежными чувствами к жене, опуская подробности того, что он вообще-то периодически пылал не только нежными, но и страстными чувствами к каждой второй девчонке. И это как бы не в счет.
На момент, когда он вскружил голову Ане, являлся уже прожженным ловеласом и самым видным парнем на селе. Он единственный носил крутую кожаную куртку-косуху с заклепками. Кошмар, на что пойдет малолетка ради того, чтобы крутой парень накинул ей на плечи эту куртку и посадил на свой мотоцикл. Аня тоже не устояла перед Пашкиным обаянием.
Как говорит Марьяна: «В юности за нас думают гормоны». Аня влюбилась в него без памяти, сердце было готово выпрыгнуть из груди в те моменты, когда он на нее смотрел, а уж когда позволил объятия и поцелуи, Аня просто плавилась в его руках. Жаркие ночи, долгие свидания и, как говориться, все бы ничего, но юная Анечка залетела. Она еще училась в школе, когда начал расти живот.
– Паш, прекрати, – скривилась Аня. Он врал в компаниях, и она терпела, но наедине у нее не было ни малейшего желания все это выслушивать, – иногда мне кажется, тот эпизод – единственное, что ты способен запомнить наизусть.
Павел так погрузился в свои мысли, что даже не услышал слов Ани. Он с наслаждением потянулся, громко зевнул и все же распахнул окно. В комнату сразу ворвалась утренняя прохлада.
– Я открыла окно, – продолжил Павел, как ни в чем не бывало, декламировать предложения из давнего детского сочинения, – и комната наполнилась сладким запахом… навоза.
Пашка скривился, фукнул и загоготал.
– Вообще-то, – Аня тоже уже встала и уже одевалась, – цветущей сирени.
– Ох, – еще раз сладко зевнул Павел, – отвык я от села и его запахов. Хочется свежего воздуха, а получаешь амбре коровников и свинарников.
– Нормальный воздух, – подошла Аня к мужу и тронула его руками в области груди, – а ты давай не зазнавайся. Кстати, коровник тебя очень ждет сегодня.
– После тех мест, где я был, наше село кажется таким захолустьем. Мне уже скучно. Я теперь вижу, какая дыра это наше Марьино.
– А мне нравится, – не согласилась Аня, – это наша Родина. Я люблю свое село, но сменить место жительства на более развитое была бы не прочь. Пашунь, а и правда, давай присмотрим домик в Новолабинской? Там газ, асфальтированные улицы, для детей всего больше, там. – Павел снисходительно глянул на жену и обнял ее.
– Дурашка моя, Анька. Для тебя Новолабинская – вышка цивилизации. Ну да! Там же газ! Асфальта больше. Ох, – тяжело вздохнул он, – после тех мест, где побывал я, все это кажется такой «жопой мира», что даже возвращаться не хочется. Я вот уже подал резюме в несколько крупных строительных компаний в Подмосковье и в Находку, там новый газовый трубопровод тянуть собираются к заводу удобрений. Спецы-электрики нужны.
Сердце Ани сжалось в болезненный комок. Она отодвинулась и подозрительно посмотрела на Пашу, не шутит ли он. Не шутит.
– И ты поедешь? Если примут? – настороженно спросила Аня. Сейчас женщине стало не до иронии и сантиментов.
– Семью-то надо содержать, – постарался как можно тверже ответить он, при этом прямо в глаза не смотрел.
– В Находку? – почти шепотом с округлившимися глазами спросила Аня.
– А что? – вдруг с вызовом глянул на жену Павел, – нормально, что я уже полтора года в Крым мотаюсь? Тебе ведь нравится деньги от меня каждый месяц получать? Нравится?!
Павел не любил споров, особенно с женщинами. Он привык их покорять, и они после этого должны просто боготворить его и восхищаться. Но с Аней это не работало. Его жене постоянно всего было мало: мало времени, денег, внимания. Она все время с ним спорила и пыталась отстаивать свою позицию.
Женщина, по мнению Павла, это слабое, крикливое, сварливое существо, которое хлебом не корми, дай посплетничать. Он когда женился на ней, думал, ему будет не сложно, но вышло иначе. Анне постоянно хочется иметь что-то свое: свое дело, машину, хозяйство развела – целую мини ферму. У нее душа предпринимателя, у него – вольного гуляки-повесы. Женщина ему интересна исключительно в постели.
В его понимании идеальный брак это когда он принес жене зарплату, она его вкусно накормила, в постели удовлетворила и не спросила, куда он с утра собрался. Анька же постоянно задает вопросы: а ты куда, а зачем, а почему, а можно я учиться пойду?
Аня с ошарашенным взглядом развела руки в стороны, правой она указала на запад.
– Нет, ну нормально! Одно дело, когда ты мотаешься в Крым, и мы без тебя по два месяца живем, – потом ее левая рука метнулась, и указательный палец ткнул в сторону востока, – и совершенно другое, когда ты собрался в Находку. Паша, это пипец, какая разница! Паша!
– Не начинай, женщина, – недовольно скривился он, – чего тебе снова не так? Крым, Находка – одна селедка.
Он хохотнул, как ему показалась, над удачно придуманной шуткой, только жена тут же встрепенулась. Павел своей новостью вывел ее из себя настолько, что его остроумия она совсем не разделяла.
– Ты! – постучала она себя кулаком по виску, – Ты, Паша, совсем ку-ку?! Какая к чертям селедка?! Ты на уроках географии вообще присутствовал хоть раз?! Или как обычно за туалетами штаны протирал?! Это больше девяти тысяч километров от дома! Мы тебя как минимум полгода дома не увидим! Ты вообще планировал со мной посоветоваться?! Или мое мнение тут не имеет значения?
– А каком еще мнении ты говоришь, Анька? Ты, между прочим, вообще учиться надумала, – пошел в атаку Павел, – мое мнение тебя тут не волнует! Так на что мне тогда твое? Да, и кстати, хорошо, что далеко работа моя новая! – выкрикнул он в сердцах, – Реже твою вечно кислую морду видеть буду. Вечно как курица под себя гребешь…
Аня всхлипнула и расплакалась.
– Не кричи… – сказала она почти шепотом, – детей разбудишь. Я у тебя разрешения прошу, мне это очень важно, понимаешь? Я для семьи. Ты сам отучился четыре года на электрика, и я слова тебе не сказала. А я когда образование получу? Хоть какое-нибудь…
– Раньше головой думать надо было, – добивал жену жестокими словами Павел, – все надо вовремя делать, а не наоборот. Твое время учиться ушло. Когда одни образование получали, тебе приспичило каждые два года рожать. Расплодилась как свиноматка, а ко мне теперь какие претензии? Хватит и того, что на права тебе потратился.
Аня осталась заплаканная в спальне, а Павел смерил жену каким-то презрительным взглядом, быстро вышел и остановился на крыльце. Они ни о чем не договорились.
Павел не понимал, как она себе представляет свое обучение? А на ком дети, дом, хозяйство будут во время сессий? На нем? Он сам себе боялся признаться, что совершенно не готов к таким испытаниям. Легче накричать на жену и запретить, чем разрешить и потом мучиться.
Аня хоть и расплакалась горько, но с ним так и не согласилась, не в ее характере отступать от намеченных планов. Только вот образ любимого Паши постепенно становился не таким любимым. Больно, когда тебя оскорбляют, особенно если ты этого не заслужила. А когда это делает самый близкий человек – вдвойне больней. И снова неприятное чувство одиночества, оно словно инеем покрывало сердце, душу, и тепло к любимому остывало. Постепенно, очень медленно, но остывало.
– Приехал домой, называется – добро пожаловать, – пробурчал Павел себе под нос недовольно, – мнения её мне нужно спрашивать. Много чести. Дура.
Когда Аня вышла на веранду, у мойки уже стоял Федор, он растирал пенку по тарелкам и аккуратно ставил их стопкой. На стульчике рядом стоял Джеджик, рукавчики его рубашки закатаны выше локтей. Он был маленького роста и не доставал до стола, Федя ему для удобства приставил стул, и младший братишка с удовольствием помогал.
Один брат напенивал тарелочки, другой аккуратно и медленно ополаскивал по одной в соседнем поддоне, затем так же медленно укладывал их на расстеленном полотенце.
– Половина шестого утра, – подошла Аня и поцеловала обоих сыновей в щечки, – чего не спите?
– Утло ялкое, – ответил Джеджик, – я наспался.
Федя не ответил, только глянул на слегка опухшие глаза матери и отвернулся. Мальчик очень любил свою маму, она для него самая-самая, а приехал отец и обижает ее. Точно знал, что папа заставляет маму плакать и это не в первый раз, и чем старше становился мальчик, тем тяжелее он переживал ссоры родителей.
– Завтракать сейчас хотите или попозже?
– Когда все проснутся, – сказал Федя, не отвлекаясь от работы, – все и позавтракаем.
Джеджик поставил очередную тарелку и сильно кивнул головой.
– Да, – сказал он, – потом позам-тлам-каем.
– Ну хорошо, – сдалась Аня, – я тогда побежала, делами займусь. – Анна запрятала глубоко свои переживания и переключилась на дела насущные.
Когда женщину превращают практически в рабыню, она чувствует себя истощенной, уставшей, но сегодня она поняла, что ничего не изменится в ближайшем будущем, а, возможно, станет еще хуже.
«Я сильная. Я справлюсь. И никакая я не курица, и не свиноматка. Мои дети, мои сыночки, каждого из них очень люблю, и все будет хорошо».
Вздохнула немного прерывисто, так как снова комок к горлу поступил, но Аня смогла, наконец, успокоиться и принялась за работу.
Павел посматривал на суетящуюся в сараях жену и думал. Ему не было стыдно, он однозначно прав.
«Ни к чему ей это образование. Похвастать разве что дипломом. Типа, самая крутая на селе. Анька это любит, везде свой ум показать. Только тут, в Марьино, ее ум никому не нужен. Все, кто его имеет хоть чуть, давно уже сбежали в Ростов. Ничего», – думал Павел, – «она отходчивая. Подуется, да и успокоится. Придумает себе новую забаву. Вон у нас теплицы еще нет, а Прутковы уже поставили. Моя увидит и тоже загорится. Надо что-то такое придумать, чтобы ей понравилось, только вот что?».
Аня и Павел полдня работали в одном дворе, но при этом они ни одним словом не перебросились за это время. Павла это угнетало, он не мог долго терпеть обиды жены.
Жуков вычистил и вывез на компостную кучу весь накопленный за три дня навоз, прошел мотоблоком несколько рядков картошки. При этом все время его голова так и крутилась в поисках жены.
Аня как заведенная суетилась одновременно везде. Она без устали хваталась за несколько дел одновременно, и, что удивительно, у нее все всегда получалось. Эта ее работоспособность всегда восхищала Павла. Если бы к ней приложить неприхотливый характер – цены бы ей не было как жене.
Видел, как к воротам подъехала машина, из которой вышла Марьянка и зыркнула во двор. Его видно высматривала, но не нашла. Долго не разговаривали, значит, не успела Анька рассказать о ссоре. Да она может и вообще не рассказать, Анька не любит жаловаться. Открыли багажник и загрузили какие-то коробки, и еще на заднее сиденье несколько закинули.
На обед его позвал Сашка, он больше всех любил отца, и когда тот находился дома, не отходил от него ни на шаг.
– Ну что, мой самый главный помощник? – намыливал руки хозяйственным мылом Павел, – отпустит нас мамка на пруд после обеда?
– Зачем на пруд? – деловито рассуждал Шурик. – Пошли на речку, там лучше. Костер запалим.
Павел цокнул и отрицательно мотнул головой.
