Мы прошли по коридору в противоположный конец. Дверь перед нами открылась.
– Это кабинет моего прадедушки. А это портрет моей мамы, приёмной мамы.
Характер мамы всегда повторялся в её дочери. Я внимательно осмотрел лицо пожилой женщины. Черты лица указывали на то, что мама Юлии была очень властной женщиной, с упрямым, волевым характером.
– А кем она работала? – спросил я Юлию.
Девушка ответила мне из глубины кабинета:
– Она была ведущим акушером – хирургом и гинекологом. Поэтому дедушка и прадедушка, когда нашли её, предложили ей быть приёмной мамой. А ей уже было семьдесят лет…Она была бесплодной. Сказала мне, что я подарила ей вторую жизнь…
Рядом с портретом Юлиной мамы были ещё два. На одном портрете был молодой мужчина в парадной форме генерал – майора КГБ, а на третьем портрете – пожилой мужчина. Он прижимал указательный палец левой руки к своим губам, а правой рукой указывал вбок, на то, что не вошло в рамку портрета.
– Это мой прадедушка Президент Академии наук России. Двадцатого июня тысяча девятьсот первого года ему исполнилось восемнадцать лет, и он – уже доктор наук – стал профессором. Два раза он добровольцем уходил на фронт, рядовым. Ему пригрозили судом…Он жил в Ленинграде. Во время "блокады"отказался покидать город, говорил, что это будет предательством.
Внизу на портрете было написано русскими буквами латинское слово "силенциум"(молчание, тишина). Но это на языке старо -римском. А на действительном латинском языке это слово переводилось иначе: "Тайна, загадка, опасность".
– Юличка, куда указывает твой прадедушка?
– Я никогда не интересовалась, – ответила за моей спиной девушка. – Но в доме, за городом – мы туда обязательно поедем – есть второй портрет, большой. И там то, на что указывает прадедушка.
– А кто фотографировал ?
– Мама.
Я давно испытывал чувство голода, но я помнил слова исторического мерзавца Талейрана. "Женщина – первое блюдом мужчины".
И вот передо мной появилась моя очаровательная девушка. На её белом лице был особый "цвет любви", какой бывает только у юных девушек. Она поняла, что я хотел с ней сделать, и её лицо порозовело.
– Вот элексир. Он был приготовлен много лет назад, – сказала нежным голосом Юлия, протягивая мне фужер и прижимаясь ко мне всем телом.
Эту девушку было приятно держать в обьятиях, чувствовать её тело, дыхание.
И, глядя друг другу в глаза, мы выпили густой элексир. Я не верил в мистику, в магию, в потусторонние миры и заговоры, поэтому ничего не ощутил, кроме желания обладать девушкой.
Юлия взяла мою руку и повела меня в глубину огромной квартиры, улыбалась мне. Мы вошли в спальню, где стояла софа, укратая белой простынёй. И дежали на ней две подушки.
– Я её приготовила утром, потому что была уверена, что приведу тебя.
Девушка ушла в душ, а я направился к окну, за которым стояло красивое многоэтажное здание. В нём находились только коммунальные квартиры, почти по песне В.В. "На тридцать комнаток одна уборная". В нашей квартире было пятнадцать комнат. И завтра на входной двери в почтовом ящике меня будет ждать повестка из полиции.
Я не дошёл до окна потому, что противно было вспоминать этот "гадюшник", вспоминать здесь в роскошной квартире, ожидая любимую девушку, мечтая о неё. У меня перехватило дыхание, когда я мыцсленно увидел прелестное тело Юлии, закружилась голова от бурного тока крови.
Девушка вышла из душевой комнаты, закутанная в простыню. И, принуждённо смеясь, сказала:
– Я всё понимаю…Я сейчас подумала… Может быть, лучше жить без секса? Женя, согласись, это будет замечательно, правда?
Она с надеждой посмотрела в мои глаза и огорчённо вздохнула, увидев мой ответ на моём лице.
Я заставил Юлию лечь на софу.
– Раздвинь ножки.
– Я не могу, – ответила Юлия, сильно сжимая колени, и, нервно смеясь, сказала: – У меня почему – то зубы стучат.
Я стремительно разделся, поднялся на софу и, чувствуя отчаянное сопротивление – развёл колении Юлии в стороны. Она тотчас закрыла свои нижние губы ладонями.
– Ручки – смирно!
Девушка торопливо бросила свои руки вдоль тела, а я начал любоваться её красивыми нижними губами. Вот о чём я мечтал много лет, видел во сне и страстно жаждал увидеть наяву перед собой.
Девушка лежала неподвижно, а её лицо, шея и верхняя часть груди покрылись румянцем.
Я обхватил руками бёдра Юлии и впился губами в её нижние губы. Я начал быстро лизать их, покусывать зубами. Маленький клитор затрепетал, значит, девушке всё нравилось.
– Женечка, очень остро. Я не могу, – умолюще попросила меня Юлия.
– Оттолкни меня.
Но Юлия, обхватив мою голову, прижала её к паху.
Я перевернул девушку вниз лицом, чтобы облизывать и целовать её белое и нежное тело. Я проводил языком между её ягодиц, зная, что ей это очень нравится, что это возбуждало Юлию. Но жажда, как можно скорей "войти"в роскошное тело и испытать райское удовольствие – заставило меня прервать целовать и облизывать Юлию.
Я вновь перевернул девушку на спину и резким движением всего тела ввёл член в сокровенное девичье место. Юлия вскрикнула и очень сильно, изо всех сил – начала толкать меня в грудь, быстро говоря:
– Нет, я так не хочу! Не смей! Мне очень плохо!
И пыталась столкнуть меня со своего тела, но я сжал пальцами девичьи плечи и продолжал быстро двигать своим членом в глубине её нежного тела, чувствуя, понимая, что это рай – обладать любимой девушкой
Она очень нежно и слабо прошептала:
– Женечка, так нехорошо… – и затихла.
Из её прекрасных закрытых глаз скатились на виски слёзы. Я не останавливался ни на мгновенье. Шли минуты и часы. У меня судорога свела ноги. Но я терпел боль.
Юлия погладила своими ладошками мои плечи и тихо попросила:
– Женечка, пощади меня. Я сейчас умру. Мне очень плохо.
Я "остановился", не желая этого делать. Простынь была сильно окрашена кровью. Девушка пыталась встать с софы и рухнула на пол. Я взял её на руки и понёс свою драгоценность в душевую комнату.
Юлия быстро пришла в себя и, уже смеясь, обхватив меня руками, прижалась ко мне всем телом. И вот так мы пошли в кухню, похожую на зал.
За годы жизни в детстком доме я почти каждый день приходил в кухню к тёте Гале, чтобы помочь ей. И полюбил варить еду. И сейчас, осматривая в огромном советском холодильнике продукты, я хотел создать что – то вкусное для моей идеальной девушки.
– Женя, я хочу иметь детей. Мечтаю давно.
Юлия уже забыла, что хотела жить со мной без секса…
Я очень тонко снимал кожуру с картошки, как вдруг что – то соединилось в моей голове, и я вспомнил, что на столе в кабинете под прозрачным листом пластика лежала фотография. На ней было запечатлено странное лицо.
– Юля, а кто это в кабинете на фотографии, которая находится на столе?
– Это папа моего прадедушки.
– А что у него на лице?
– У него оторвана нижняя челюсть.
– На войне?
– Нет, в ГПУ.
– А почему он попал в ГПУ?
Юлия вышла из – за моей спины. Её лицо было грустным.
– Его жестоко пытали, чтобы он выдал всё, что имела семья…А прадедушке тогда было шесть лет. И он уже умел фотографировать. И сам создал миниатюрный фотоаппарат. И когда он, и его мама пришли в ГПУ, чтобы увидеть моего пра – прадедушку, он тайно сфотографировал своего папу. А его папа задолго до своего ареста разучил с ним азбуку на пальцах руки… Ой, Женя, я не буду рассказывать потому, что очень грустно. Весь клан…а это почти тридцать человек…были убиты в ГПУ. А мой прадедушка попал в детсткий дом. И у него всегда был страх перед властью....Нет, Женя, я больше не буду говорить. Ты сам всё узнаешь, когда мы приедем в дом прадедушки, узнаешь: кто я.
– А я уже знаю: ты идеальная девушка.
– Нет, – почему – то взволнованно заговорила Юлия. – Я не идеальная.
– Ты плохая?
– Я хорошая.
– У тебя есть что – нибудь, кроме баллончика с газом?
– Да, травматический пистолет и бронежилет, полицейский. Его привёз дедушка из США. Он был военным атташе в США, в Израиле.
И вот такой девушке неграмотные аульные парни предлагали цветы, которые они украли на кладбище.
Юлия привалилась ко мне, сидевшему за столом и чистившему картошку, и нежно сказала:
– Женя, у тебя было что – то плохое? Расскажи. Мы должны всё делать вместе. Почему ты скрываешь? Если бы ты сказал, что ты академик, я бы поверила.
Я вспомнил трагедию графа Грея, который скрылся за спиной неграмотным Шекспиром. "Она его за муки полюбила…"
Это неправда. Не только девушкам, но и всем людям неприятно слушать горестные биографии. А у меня был жуткий крах, катастрофа. Я в студенческие годы по видеосвязи беседовал с профессорами университетов США, Великобритании. Меня приглашали учиться, бесплатно, работать преподавателем, заниматься науками. Меня любили девушки, мне подражали парни.
Каждое утро, проснувшись, я испытывал в душе счастье. Сказочный мир ждал меня впереди…
Действие странного препарата, который подсыпала мне Виталина, закончился в то время, когда я находился в поезде, который вёз меня в далёкую "зону".
В маленьком "купе"были четыре лавки. На лавках, нас "зеков"сидело шесть человек. Значит, двое должны были спать под лавками.
Все пятеро были убийцами. И хоть я молчал и не отвечал на их вопросы, но на моём лице был виден интеллект человка с высоким образованием, человека, который был на верхней "ступени"социальной лестницы. А они были "внизу"и люто ненавидели тех, кто был "выше"их по интеллекту, по социальному положению.
Чтобы унизить меня или по обычной своей привычке они пердели и злобно хохотали, ставили себя "крутыми", старались матами поддеть друг друга.
В общем, я оказался на том "дне", из которого вышел, из детсткого дома. Вокруг меня словно был дурной сон. Ещё недавно профессора нашего университета дружили со мной и настойчиво приглашали меня к себе, домой. Гордились знакомство со мной. И вдруг я здесь среди пердевших убийц, которые хвастались для авторитета или запугивания своих "подельников"– убийствами.
Да кто устроил для меня этот кошмар, почему, зачем?
Ко мне подошёл, ласково улыбаясь, "зек"лет тридцати и протянул грязный, облупленный пряник.
– На, закуси.
Эту "уловку"я знал в детстком доме, и я жестоко бил тех, кто применял её к скромному мальчикику. Подходил наглый ровесник и предлагал ему пряник, всегда грязный. И едва мальчик отказывался взять "подарок", хам начинал возмущённо говорить:
– Ты почему хамишь? Ты чо меня оскорбил? Давай деньги!
Но едва видел меня, как тотчас начинал нарочито дурашливо, весело кричать мальчику:
– Я разыграл тебя, пошутил, а ты не понял! Наивный!
– Встань перед ним на колени, – приказывал я, а мальчику говорил: – Бей его в морду. Десять раз изо всех сил, чтобы не шутил больше.
Я не ответил "шестёрке", но сильно напряг все мышцы тела.
– Ты чо гордый? Брезгуешь со мной говорить? Ты стукач? Ты слушал наши разговоры. Настучишь охране? – он повернулся лицом к "смотрящему""купе"и радостно сказал: – Я его раскусил. Он признался, что стукач. Да ещё "опущенный".
Все "зеки"словно по команде встали с лавок. "Смотрящий"шагнул ко мне, изображая своим ощером добродушную улыбку.
– А чо ты, пидор, скромничал? Мы тебя уже давно подозревали. Сымай штаны и вставай буквой "Гю". И не тяни время. Хуже будет.
"Шестёрка"стоял спиной ко мне, в метре от меня. И я, сорвав себя с лавки, рубанул ребром ладони в ухо "шестёрки". И тотчас сделав стремительный шаг навстречу "смотрящему", вонзил в него, как пулемётную очередь три удара "фениксами"– в печень, в горло, в солнечное сплетение.
Остальные, трое разом рванулись ко мне.
Безумный гнев, ярость взовали мою душу, и я метнулся вперёд и начал молниеносно ломать им зубы, носы, втыкать пальцы рук в горло, в животы. Я хватал их руки и выворачивал из суставов, ломал пальцы. "Зеки", кто ещё держался на ногах, дико вопя, чтобы привлечь внимание охраны, бросались на стены, на решётку входной двери. А я продолжал их калечить. Наверное, я убил бы их. Но прибежали солдаты и начали ломать прикладами автоматов решётку.
– Перестань! Стреляем!
И когда солдаты ушли, я вежливо сказал хрипящим и скулящим "зекам", которые расползались по углам "купе":
– Всем лечь под лавки. Не вставать без моего разрешения.
Я – детдомовский, поэтому хорошо знал, что обязательно должно было произойти.
Поздно вечером я начал имитировать "крепкий сон"– размеренно и тихо я посапывал. А сам из – под опущенных ресниц следил за "смотрящим". Под утро он медленным жестом руки стянул со своего зада штаны и, лёжна животе, вытащил из заднего прохода "удавку". После этого он тихо щёлкнул пальцами. Вся его "братва"тотчас медленно и осторожно начала выползать из – под лавок.
Я молниеносно сорвал себя с лавки, схватил правую руку "смотрящего"и, вращая, вырвал её из сустава. "Смотрящий"дико завопил, а его "братва"нырнула под лавки и затихла там…
После ужина девушка взяла мою руку и повела меня по огромной квартире. Все двери плавно открывались перед нами. Юлия остановилась перед стеной. Она дрогнула и начала смещаться в сторону. За тонкой стеной был длинный платяной шкаф, в котором висело много одежды. костюмы, куртки, рубашки.
Юлия сняла с дюралевой перекладины джинсковый костюм.
