Валентина Осколкова "Драконы, твари, люди. Часть 1: Адаптация"

Передвигается парень на костылях, оберегая правую ногу, – но неожиданно бойко, так что на входе в гостиную обгоняет гостей.

Свободные камуфляжные брюки, светло-зелёная футболка и цепочка со «смертными жетонами» на шее наводят на мысль, что это один из «спецназовцев» Стрельницкого. Ранен на какой-то секретной операции?

Сзади на шее у него виднеется квадратная повязка.

– Дима, поступаешь в распоряжение нашего гостя, – будничным тоном говорит Стрельницкий, усаживаясь в кресле у окна, справа от дверей в сад. – Фёдор Иоаннович, это Дима, Дима, это Фёдор Иоаннович.

– …Ладно, – после паузы кивает названный Димой и, прохромав мимо, устраивается на диване у стены. Осторожно вытягивает раненую ногу.

Только в этот момент до Лазаревского доходит, что это он и есть – тот самый драконий пилот, которого обещал Стрельницкий… и что под повязкой на шее – не рана.

Кашлянув в некотором смущении, профессор оглядывается на Аллочку, и та с готовностью протягивает планшет с подготовленным опросником.

– Что ж, будем знакомы, – пробежав глазами первые строчки, говорит профессор и, не удержавшись, спрашивает: – А с ногой у вас что?

– Производственная травма, – усмехается Дима и бросает взгляд на Стрельницкого.

Звучит, как какая-то шутка для двоих.

И Стрельницкий – удивительно дело! – поощрительно улыбается в ответ.

– Позволите взглянуть на… чип? – всё ещё неуверенно спрашивает профессор.

Дима подтягивает себе один костыль и встаёт, поворачиваясь спиной.

– Да хоть целиком вынимайте, – с откровенным сарказмом предлагает он через плечо.

Чип под повязкой установлен недавно – не больше недели назад. Прижился хорошо, воспаление уже сошло на нет. Сам чип – какая-то новая модель, не массовая, но все элементы знакомые, алкем-ядро, по всей видимости, вполне стандартное…

А ещё похоже, что этот чип установлен на месте другого.

– Вам ведь его меняли? – уточняет профессор, замеряя показатели активности.

Фактически, всё по нулям – блокатор работает, полностью подавляя связь.

Но спокойно кивнувший (словно речь идёт о рядовой медицинской манипуляции) парень не похож ни на сумасшедшего, ни на погребённого депрессией… он даже на пленного не похож.

И только нервно щёлкающие жетонами пальцы: щёлк, щёлк! – выдают его напряжение.

***

Профессор Лазаревский выглядел точно так, как Лавр его себе представлял по фотографиям. Это было даже забавно.

Неторопливый, обстоятельный и словно бы чем-то смущённый дед в сером клетчатом пиджаке.

Его сопровождала заинтересованно оглядывающаяся по сторонам аспирантка, которую дед-профессор ласково звал Аллочкой – та забавно поджимала губы, но ловила каждое его слово.

Лавр оценивающе глянул на неё один раз, а дальше профессор пожелал посмотреть чип, и пришлось терпеливо пялиться в стену. На стене висел какой-то пейзаж: берег речки, сосны, сохнущие на песке лодки…

Стрельницкий остался в гостиной, поэтому Лавр держался подчёркнуто спокойно, не выдавая своих чувств.

…ну, от парочки саркастичных реплик удержаться было выше его сил.

Но он правда старался.

– А со старым чипом что случилось? – мягко расспрашивал профессор, тыкая каким-то прибором в чип. Прикосновения отдавались в затылке странным покалыванием, словно белый шум.

Лавр осторожно пожал плечами, теребя цепочку своих жетонов.

– Понятия не имею, я всё проспал.

…не так, не так он себе представлял эту встречу.

Отсутствие связи с Дарой ощущалось как никогда резко – оборванной нотой, саднящей пустотой в груди. Дара была где-то рядом, он отлично знал это… и бесконечно далека вместе с тем.

…они справятся и так, ясно?

– Я могу скинуть вам результаты осмотра чипа, – подал голос полковник. – Там пошли сбои, плюс началось воспаление. Было принято решение заменить.

– Да, да, присылайте, – рассеянно отозвался профессор. – Аллочка, обратите внимание вот на этот параметр, видите? Далеко за границами нормы. Это, конечно, не совсем по вашей теме, но весьма любопытно, не правда ли?

Лавр передёрнул плечами, почти чувствуя кожей их внимательные взгляды.

Осторожно качнулся, перемещая вес со здоровой, но уставшей ноги целиком на костыль и обратно, но это движение не укрылось от профессора, и тот обеспокоенно замахал рукой:

– Ох, Дима, что же мы вас стоять заставили, садитесь скорее. Нога болит?

– Нормально, – отмахнулся Лавр от неуместного сочувствия, но на диван не уселся, а скорее аккуратно уронил себя.

С такого ракурса, конечно, смотреть на собеседников было гораздо удобнее, но поймав на себе странно заинтересованный взгляд аспирантки, Лавр предпочёл найти глазами очередную картину: на противоположной стене в овальной раме как раз висел ещё один лесной пейзаж. Кисти того же художника, скорее всего.

– Давайте мы сейчас быстренько по опросу пробежимся. Хорошо?

Лавр кивнул.

Он ответит на все вопросы профессора, и не только потому, что обещал это Стрельницкому.

…в конце концов, к одной цели могут вести разные пути, и видит Небо, Лавр не упустит чудом свалившейся на него возможности.

Просто теперь целей… две.

Они с Дарой справятся.

– Аллочка, хотите вы?

Девушка забрала планшет, вскинула его воинственно, как рыцарский щит, и затараторила:

– Сколько вам полных лет?

– Двадцать два.

– А сколько лет вы, – Алла подглядела в планшет, – развивали связь со своим драконом?

Лавр привычным механическим движением прищёлкнул жетонами, вычисляя.

…Он их нацепил, как только нашёл коробку с вещами на полу у кровати. Вещи были сложены в отдельные запаянные пакеты: одежда, часы, лётные очки, дорожный набор для ухода за Дариной чешуёй, зажигалка, таблетница, коробок с ремнабором… Не вернули пистолет, нож и фальшивые документы.

Жетоны лежали на самом дне. Как положено, два в связке, на одной стороне каждого двойной кодовый номер – его и Дары, – группа крови пилота и чип. Вторую сторону кодовцы по традиции украшали кто во что горазд, это никак не регламентировалось.

У Лавра был выгравирован драконий глаз.

Очень конкретный драконий глаз.

– Дима? – позвал профессор, выдёргивая из мыслей.

– А, да. Восемь лет.

– Разве не девять? – вмешался Стрельницкий.

Лавр раздражённо прищёлкнул жетонами.

– Восемь. С половиной. Дара объявила меня своим партнёром в конце зимы.

– А что вы делали до этого? – непритворно удивился полковник.

– Разговоры говорили… – проворчал Лавр, отводя взгляд.

Посвящать Стрельницкого в такие тонкости не было никакого желания.

– Так, так, подождите, там у нас следующий вопрос как раз, – вмешался профессор. – Да, Аллочка?

– Д-да. Итак, как бы вы могли описать вашу связь с драконом? Как вы её ощущаете?

Лавр сделал глубокий вдох и медленно выдохнул на пять счётов.

– Никак, – процедил он наконец. – Я её не ощущаю.

…Нет, конечно, ему пришлось ответить нормально, как и на кучу других, местами ещё более идиотских.

Когда он последний раз видел кошмары? Да вчера.

Испытывает ли он временами чувство подавленности? Ага, после очередной беседы со Стрельницким… Этого вслух говорить он, конечно, не стал.

Кто знает, что там полковник про них с Дарой Лазаревскому рассказал, но жаловаться на жизнь точно не входило в планы Лавра. В его планах было поскорее продраться через весь опросник, через десятки скучных или глупых вопросов – и услышать заветное:

– Так, очень хорошо… Возможно, нам теперь стоит поближе познакомиться, так сказать, с драконом?

…ещё немного.

Ещё немного выждать, ещё немного выдержать внимательный взгляд Стрельницкого.

Он справится, они с Дарой справятся…

Ещё немного.

…На взгляд Лавра равнодушным к Даре мог оставаться только слепоглухонемой – да и тот что-то бы всё же ощутил, когда она аккуратно спланировала из темноты на залитую светом фонарей площадку позади дома.

Ну хотя бы сбивающий с ног порыв ветра, но вообще-то Лавр имел в виду её грацию и красоту.

Аспирантка испуганно ахнула, профессор восхищённо цокнул языком, и Лавр понял, что первое впечатление произведено.

Но это было, конечно, ещё не всё.

Подхромав к Даре, он позволил себе на несколько секунд уткнуться лбом в тёплый нос и ни о чём не думать. Ни о пустоте на месте связи, ни о понимающим взгляде Стрельницкого, ни о боли в ноге, ни о планах и целях… А после взял себя в руки, обернулся к профессору и сказал:

– Дара, знакомься, это профессор Лазаревский. Профессор, это Дара.

Голос его дрожал, искажённый нервной улыбкой.

…это случилось. Не так, не там, не тогда, не на тех условиях. Но вот он – тот самый момент, к которому они с Дарой шли.

Лазаревский оглянулся на свою аспирантку, чтобы что-то ей сказать, и тут Дара решила, что пора бы ей тоже поучаствовать в разговоре, и радостно, раскатисто выговорила:

– Пр-риве-ет!

Профессор Лазаревский был всё-таки учёным с мировым именем. Он не стал хвататься за сердце, восклицать что-то или переспрашивать. Он отступил на шаг, заглянул в планшет, потом посмотрел на Дару, откашлялся…

– Что ж, да, впечатляет. Аллочка, обратите внимание на интонацию… Кхм, мы, наверное, приступим к тестированию, Дима, вы же не против?

Лавр кивнул – резко и решительно, не оставляя себе ни тени сомнений.

…пусть Дара не может их считать по связи, но сомневаться уже действительно поздно.

– Не против.

– Замечательно! Тогда, Аллочка, протоколируйте, пожалуйста…

Нет, на самом деле это оказалось довольно увлекательно.

В первую очередь самой Даре, которой изрядно наскучило целыми днями спать.

Вопросы и просьбы были разными, и по большей части их смысл от Лавра ускользал. На что-то он отвечал сам, а какие-то старательно разъяснял Даре, каждый раз ловя на себе задумчивый взгляд профессора – и уговаривая себя не торопиться. Подождать. Дать ему дозреть.

Вон, как Стрельницкий стоит спокойненько в стороне, курит вторую уже сигарету и наблюдает с нечитаемым выражением лица.

…в конце концов, теперь торопиться совсем некуда.

Да и Дара радуется, как ребёнок, выбирая между красным кругом и зелёным треугольником.