Спящий мир
Murav K.A
Общаясь с духами, мы нашли способ, как спасти погибающие от загрязнений и войн человечество. Духи избрали меня и мою общину, обещали провести в новый чудесный мир, на Живую землю, где над всем царствует природа и магия. Мы совершили ритуал и открыли портал, но оказалось – Живая земля в спячке. Мы очутились в мире снов, тумана и иллюзий, где обитают лишь духи, а время остановилось. Теперь, чтобы выжить, нам нужно разгадать тайну этого места и пробудить спящий мир.
Murav K.A
Спящий мир
Глава 1. Невеста смерти
Лиле. Священный источник.
Она знала: ей не уйти сегодня живой. Лиле пришла на источник, чтобы погибнуть ради открытия нового мира, и время замедлилось, словно нарочно растягивая последние секунды её жизни. Глухо ревели залпы орудий, стрекотали выстрелы, а Лиле, в окружении братьев и сестёр, шла вперёд, по линии огня, между укреплениями противников. В белых одеждах она ступала гордо и немного робко, точно невеста, смущённая шумом застолья. Лиле и была невестой в погребальном саване и фате, подёрнутой инеем, только жених её, Смерть, всё бродил где-то рядом, ходил, подзывал, да никак не брал её, трепещущую и ждущую.
Их община вступила в священный источник. Грохот автоматных очередей рвал барабанные перепонки, и от каждой вспышки падал кто-то из друзей Лиле. Падал, и его кровь разливалась по белым одеждам, лепестками разорванной розы таяла в чёрной воде. Братьев и сестёр было семьдесят пять. Теперь их уже меньше. Сколько забрал жених её, Смерть, за те секунды, что они продвигались по полю боя? Те, братья и сестры, что ещё оставались на ногах, окружили Елену, закрывая её от выстрелов своими телами. Елена – их общая Мать и наставница, должна была выжить и, призвав Древнего духа, открыть дорогу.
Босыми ногами Лиле ступала по чёрному ручью, по треугольным камням, но не замечала боли. Звенели шаманские бубны, жужжали выстрелы, сливаясь с ритуальной песней, доносящейся из уст Матери. Лиле шла, не глядя на падающих братьев, на мертвецов, на покрасневшую воду. Лиле ощущала себя живой, как никогда. Она стянула маску с лица – ей хотелось дышать, вдыхать и вдыхать этот пахнувший кровью, отравленный горечью пыли воздух.
Из дымки возникла прозрачная рысь и, взметнув могучими лапами каскад брызг, помчалась рядом с Матерью. «Вот он – Древний дух, – поняла Лиле, значит, переход вот-вот свершится!» За рысью явились ещё призраки: змеи и птицы сопровождали их колонну, напевая далёкий нездешний мотив.
Сбоку мелькнула красная вспышка, брат Вальди, споткнувшись, упал; следом за ним в источник, рухнул брат Янгал, и Лиле увидела, что Елена открыта для выстрелов.
– Я обещана тебе, не она! – окликнула Лиле своего жениха, заслоняя от него Мать, и рёбра её взорвались от ударившего в грудь снаряда.
Ингвар. Священный источник
Группа гражданских вступила в источник. Миротворцы – то ли шаманы с идеей всеобщего примирения, то ли сектанты с какой-то выдуманной религией, были последним объединением двух враждующих народов, людей и овейн (Овейн – один из народов мира Тетры. Овейн отличаются от людей наличием рогов, по виду напоминающих бараньи. Тетра – родной мир Ингвара и Лиле, где идёт продолжительная война за ресурсы.), и зачем-то явились на поле сражения.
Ингвар прильнул к биноклю: на первый взгляд все миротворцы без оружия – лёгкая цель, но под балахонами и в рюкзаках сектанты могли скрывать всё что угодно – гранаты или бомбы.
– Уничтожить Мать! – раздался приказ в наушнике, потом голос с заминкой добавил: – Стрелять во всех, кто мешает.
Миротворцы шли под перекрёстным огнём людей и овейн: и те, и другие сообразили, что секта не случайно оказалась на источнике. Верно, миротворцы решили подорвать его, хотят, чтобы он не достался ни той, ни другой стороне.
В оптическом прицеле Ингвара мелькнула предводительница, та, которую сектанты прозвали Матерью, но её со всех сторон прикрывали братья и сёстры. Сначала ему придётся убить тех, кто её окружает. Ингвар плавно вдохнул, на мгновение замер и нажал на спусковой крючок. Сектант, шедший в двух шагах от Матери, рухнул в воды источника, тут же кто-то со стороны людей попал в его товарища.
В прицеле – рогатая голова предводительницы. Хотелось поскорее покончить с этим, Ингвар выстрелил, но в последний момент юная сектантка заслонила собой Мать. Ингвар поморщился – девчонка подрубленной берёзкой упала в воду. Без промедления он навёл прицел на Мать, но её уже загородили собратья. Ингвар перезарядил винтовку и прицелился в следующего миротворца, но замер: источник всколыхнулся. Немногочисленные, выжившие в перестрелке сектанты остановились, и вихрь чёрной воды поднялся из ручья, создавая над ними защитный купол. Кто-то из солдат продолжал стрелять, но барьер из воды, ветра и камней отражал огонь. Оружие людей и овейн больше не причиняло вреда миротворцам.
– Что за дрянь? – Ингвару захотелось протереть защитные очки.
– Прекратить огонь, – прозвучало в наушнике.
Сказали что-то ещё, но в нескольких шагах от Ингвара разорвался снаряд овейн. Он ударился в скальную породу, и камень треснул. Брызнули осколки, а Ингвар кубарем покатился вместе с оседающей землёй, на миг потеряв сознание.
Очнувшись, он закашлялся, отхаркивая пыль, смешанную с кровью. В ушах шумело, болела голова, но, почти вслепую разгребая камни, Ингвар всё-таки смог выбраться из завала. Отдышался и понял, что упал в источник, а миротворцы оказались почти перед ним. Ощупав голову, он понял, что где-то потерял шлем, сорвал с лица разбившиеся очки и отчётливо увидел Мать: сектантка держала руки поднятыми, будто в молитве, а перед ней стояла белая рысь. Ингвар сощурился. Из-за этой женщины здесь всё так затянулось – люди давно бы завладели источником и перебили овейн, но притащилась Мать с миротворцами, и из-за неё устроили бойню гражданских. Это всё Ма-ать. Будь она проклята! Ингвар, забыв о боли, метнулся к сектантам.
В глазах солдата рябило, и в струях воды ему мерещились белые существа, похожие на призраков. Но сейчас не до них. Ингвар врезался в вихрь, и, не успев удивиться тому, что заслон, не пропускавший снаряды, поддался ему, выхватил нож – его единственное оружие ближнего боя. Вот она – Мать, стоит спиной к нему. Замах – и Ингвара сбили с ног: подстреленная им сектантка не сдохла; шипя, она с фанатичной яростью прыгнула на него и ударила в скулу поднятым из источника камнем. Но раненая, истекающая кровью, что девчонка могла сделать солдату? Ингвар одним движением стряхнул её и вскочил на ноги. Сектантка тут же повисла на его руке, обронив камень и пытаясь перехватить нож. Ингвар ударил девчонку в живот и выдернул лезвие из её пальцев, перерезав сухожилия. Сектантка вскрикнула, но не сдалась – здоровой рукой она вцепилась в куртку Ингвара, мешая добраться до Матери.
Земля задрожала, и мелкие камни ручья взлетели и повисли в воздухе, словно их подвесили на невидимые нити. В шуме воды раздалось пение на незнакомом языке, и Мать загорелась белым огнём: от рогов до босых стоп она налилась светом и зажглась, как второе солнце, на которое больно было смотреть. Звуки затихли. Один удар сердца, и Мать вознеслась над землёй.
Теперь Ингвар не мог остановить её – он не в силах был дышать, не то что двигаться. Две сектантки овейн потянулись к Матери, и белое сияние разлилось по их ладоням, едва они коснулись её подола. Свет прокатился по венам женщин и наполнил тела, кто-то из миротворцев положил руки на плечи светящимся овейн, по цепочке передавая сияние собратьям.
Раненая девчонка, висевшая на Ингваре, потянулась к ближайшему сектанту и уронила на его предплечье окровавленную ладонь с безжизненными пальцами – она тоже хотела наполниться белым светом, и он не заставил себя долго ждать, растекаясь по её жилам. Другой рукой девчонка так и не отпустила куртку Ингвара, и свечение, пройдя через её тело, проникло в его грудную клетку, выворачивая внутренности. Рука сектантки железной клешнёй держала его и словно вытягивала всю душу. Ингвар закричал: свет выжигал его жизнь, а он не хотел этого. Не хотел отдавать себя Матери, сектантам, их безумному обряду. Он дёргался и вырывался, но белая сила, поглотившая их всех, держала надёжнее кандалов.
Ингвар ослеп и оглох. Он больше не был отдельным человеком. В боли и агонии он слился с миротворцами и чувствовал, как что-то, вытеснив их души, влилось в опустошённые тела чужеродной мощью, а затем вылилось из них, и мир вспыхнул золотом, а в пространстве открылось отверстие. Мать словно в поклоне опустилась на землю и первая шагнула в сверкающую трещину. Проход растянулся за ней и поглотил источник, всех миротворцев и Ингвара.
Тишина влилась ему в уши и затопила, ослепшее, обезумевшее от боли тело. Он осознал себя на земле и почувствовал, как стал отдельной личностью – отдельным человеком, думающим и разумным, чувствующим лишь свою боль, а не боль четырнадцати миротворцев, с которыми он только что был связан неведомой силой.
– У нас получилось, – прошептал кто-то рядом.– Мы перешли!
Ингвару не хотелось открывать глаза. Он и так знал, что увидит там – загробный мир. В рай его вряд ли отправили, значит, вокруг ад. Впрочем, ад был и в том месте, откуда они только что явились.
Рядом с ним кто-то пошевелился, встрепенулся и отодвинулся, отпихнув его тело ногами. Вокруг поднялся шум: крики радости и ликования. Раздался чей-то смех, затем захлебнулся рыданиями, погас и вспыхнул с новой силой.
Лиле. Новый мир
Пока брат Ярра давился слезами от смеха, Лиле кашляла землёй. Откуда она только взялась в её трахее и бронхах, Лиле не представляла. Грязь комками выходила из её тела, чёрная слизь стекала по подбородку, а на глаза наворачивались слёзы. Она кашляла так, что мерещилось: сейчас выкашляет лёгкие из горла. Лиле попыталась убрать волосы, чтобы не запачкать их, но опоздала – всё оказалось в грязи.
Когда она прекратила извергать из себя черноту, отдышалась и сплюнула песок, оставшийся на зубах, то заметила, что ее руки снова были здоровы. Отрезанные в схватке с солдатом пальцы, которые держались на лоскутках кожи, приросли к ладони. Непривычно сырой воздух освежал разгорячённое горло: пыль не скребла нёбо. Дышалось легко – без боли, ставшей такой привычной за последние месяцы, словно с чернотой из лёгких ушла и её тяжкая болезнь. А грудь? Снаряд попал ей под правую ключицу. Лиле зашарила под одеждой, ища рану: чисто. Древний дух исцелил её.
Неужели она пережила этот день? Этого не могло случиться! Лиле засмеялась: чудо! Великое невероятное чудо свершилось! Всё было не зря! Всё! Всё, что они пережили. Всё оказалось не напрасно. Они были правы! Миротворцы, Елена – все были правы. Они открыли путь в другой мир, хотя никто, никто не верил, что это возможно! Лиле казалось, что она сейчас подскочит, как юркий воробушек из пыли, и взлетит высоко-высоко от бесконечного счастья. Она была уверена: её судьба погибнуть сегодня, защищая Мать, но вот она здесь: в новом мире! Слёзы хлынули из глаз, такие чистые, такие нужные, вымывающие все страхи и ужасы сегодняшнего дня.
Лиле оглянулась на братьев и сестёр и поняла, как мало их осталось. Вмиг она забыла о радости, и глаза ее высохли. Их пришло семьдесят пять на источник, а выжило… Кажется, меньше двадцати. Большинство миротворцев так и не узнали, что их сёстрам и братьям удалось дойти до цели. Лиле затряслась, закачалась на месте, обнимая себя за плечи, и вдруг заметила Елену, державшую за руки Азовку и Мору. Сёстры-овейн почему-то всё ещё оставались белыми, словно свет не покинул их тела.
А вдруг и Лиле – белая? Со страхом она посмотрела вниз, снова на свои руки: грязные. Протёрла их о подол. Нет, небелые – обычные, розовые ладони.
– Они погибли? – спросила Лиле у Матери, подходя к сёстрам.
Казалось, от соприкосновения с Древним духом болели даже волосы на теле. Услышав её, сестра Мора медленно повернула голову, губы её открылись, будто она хотела что-то произнести, но изо рта не вырвалось ни звука.
– Елена…– прошептала сестра Азовка, – Что делать? Что с нами?
– Думаю, вы слишком много отдали, а мир не терпит пустоты, поэтому он заполнил вас энергией Древнего духа.
– Что это значит? – спросила Мора.
Елена молчала.
– Не томи, сестра. Мы умираем?
Едва слышно вздохнув, Мать провела кончиками пальцев по плечу Моры. Лиле показалось, что от прикосновения тело сестры разобьётся и осыплется тонким стеклом, но ничего не происходило. Елена прикрыла глаза:
– Нет, во всяком случае, пока в вас не погаснет сила Древнего.
Азовка засмеялась. Истерически. Надрывно.
– Это наш бессрочный приговор, Мора. – Она скорчилась, и на ресницах её заблестели слёзы.
– Дорогая, – Мать протянула к Лиле руки, – как ты? Держишься?
Лиле схватила её ладони и сжала их:
– Мне лучше, так не привычно! Боли нет, как будто дух излечил меня.
– Это адреналин, не радуйся, – зло смеялась Азовка, и, глянув на свою побелевшую пятерню, добавила, – но зато теперь ты сдохнешь не одна, а вместе с нами.
Лиле блаженно улыбнулась, делая вид, что не услышала слов Азовки. Быть может, сестра и права, только сейчас ей вовсе не хотелось об этом думать.
– А это кто? – Елена кивнула в сторону.
Солдатик, едва не отрезавший Лиле пальцы, переместился с ними. Он лежал на земле и не шевелился.
– Ой! Кажется, это я его притащила, – пролепетала Лиле.
– Он погиб? – Елена с опаской приблизилась к телу.
– На той стороне был живёхонький.
Лиле потрясла солдатика босой ногой, но признаков жизни не обнаружилось.
– Плохо, – промолвила Елена.
– Убьём его, пока не очнулся? – спокойно предложила подошедшая за ними Мора, в то время как Азовка продолжала хохотать и заламывать руки, сидя на коленях.
Елена опустилась на корточки рядом с телом и схватила солдатика за шею; тут же его нож упёрся Матери под ребро. Лиле вскрикнула, а Елена оскалилась:
– Как тебя звать?
Он захрипел. Похоже, Мать слишком сильно передавила ему горло.
– Я не слышу.
– Ингвар, – наконец сказал солдатик.
– Хорошо, Ингвар. Мы – община миротворцев, а я её глава – Мать Елена. И мы открыли дорогу в новый мир. Мир, который мы построим с нуля, где не будет места вражде и насилию. Пришла следующая эпоха в жизни людей и овейн, и я не начну её с убийства. – Она приподняла его голову и разжала пальцы.
Ингвар опёрся на локти и засмеялся. Нос и рот его прикрывала повязка, и смех звучал устрашающе глухо.
– Ну-ну. Если это твой прекрасный новый мир, – он исподлобья покосился на окружение, – то лучше верни меня обратно.
Лиле только сейчас заметила, в каком странном месте они оказались: трава, не поднимающаяся выше щиколотки, колыхалась, словно водоросли от течения неспешного ручья, а над землёй стелился плотный лиловый туман, а в облаках, парил ажурный, будто вырезанный из бумаги кальмар. Заворожённая, Лиле проследила за ним, думая, что это место подобно загадочному сну, в котором ей, наконец, посчастливилось проснуться. Только сейчас она заметила, как устала, ей захотелось лечь в эту траву, утонуть в ней, как в лавандовом поле, и, запрокинув голову глядеть и глядеть в это новое чужое небо, но внимание привлёк голос Елены:
– Это не конец пути, а место перехода – мир грёз. Но не я привела нас сюда, это сделал Древний дух, так что мне не открыть проход обратно на Тетру без его воли. Мы можем лишь ждать, когда мир грёз приведёт нас к месту назначения.
Ингвар уселся на землю, чёрные брови сошлись к переносице, и между ними залегла морщина.
– А мне-то что делать?
Елена не ответила. Она поднялась и окинула взглядом свой небольшой отряд. Осталось десять братьев – людей, две сестры – овейн, Мора и Азовка, белые, что мраморные статуи, и Лиле.
Их предводительница скорбно прикрыла глаза. Лиле следила за лицом Матери: ни одна слеза не показалась на её ресницах. Елена – гений. Величественный гений разума и немыслимой силы духа, ведь только что она потеряла шестьдесят верных последователей, и Арактура – своего мужа. Он навсегда остался лежать там, на священном источнике с простреленной грудью.
– Братья и сёстры, – возвысился голос Елены.– Вставайте. Собирайте вещи, припасы и пойдём. Мы оплачем наших погибших, когда доберёмся до Живой земли, сейчас нам нужно продержаться и дойти, чтобы их жертва не была напрасной.
Ингвар. Мир грёз
Миротворцы растянулись в колонну по двое и пошли вперёд без видимой цели и дороги. Ингвара не гнали прочь, и он тащился замыкающим, не особо понимая, куда и зачем они идут. Какие законы действовали в волшебном мире грёз, он не имел понятия; как Мать договаривалась с духами, оставалось загадкой. Впрочем, отрицать чудо, которое она сотворила на источнике, когда переместила пятнадцать человек в иное пространство, Ингвар не мог. «Значит, она избранная? Или что там?» – размышлял он.
Время в сумеречном фиолетовом мире не ощущалось, но из-за усталости в ногах Ингвар подозревал, что идут они уже не первый час. Голодно бурчало в желудке. Наконец, кому-то из братьев пришло в голову спросить у Матери:
– Елена, далеко ли ещё?
Мать остановилась и подождала, пока все подтянутся поближе:
– В мире грёз расстояние не имеет значения, как и цель пути. Суть в самой дороге, мы дойдём сразу, когда будем готовы.
У Ингвара заболела голова от её слов. «Дорога без цели, цель в дороге. Дорога в дороге в царстве абсурда», – перевёл он для себя.
