– Это о чем она, а?
Степа откусил кусок блина и сгорбился.
– Чего молчишь? Не дрыхнет, так тебе в черепушку воды заливает? Учит, как с матерью разговаривать?
Марфа повысила голос. Из-за ее громогласного говора проснулась Маня. Крик поднялся на всю хату. Галя наморщила лоб.
– А теперь иди и укладывай. – Перешагнув порог, она резко хлопнула дверью.
Вслед за Маней ор подняла и Настя. И тут Степка прозрел:
– Да ну вас! – бросил сложенный вчетверо блин в тарелку и выдвинулся на улицу.
– Это что еще за новости?! – опешила Марфа, провожая удивленным взглядом сына.
Степан молча вышел и также громко захлопнул дверь. Весь день парень чувствовал какую-то небывалую свободу. Он представлял, как переедет с женой в новый дом, там тишина, покой и нет толпы народа. Захотел охладиться – прошелся по хате в одних трусах, захотел ласки – приголубил жену. Никто не сует нос в твою комнату, никто не жужжит над ухом: а ты косу поточил, бурьян скосил, дров наколол? Сам себе хозяин, сам себе работник, сам себе приказчик.
Вечером, когда пришла пора возвращаться на ночевку, Степа представлял разговор с отцом, который должен состояться завтра. Набравшись смелости, он придумал, как доложит батьке, что пора бы и отделяться. Семья, все-таки, надо самому мужиком становиться, а не жить под родительским крылом. Воодушевившись предстоящей беседой, Степа заснул с улыбкой на губах. А утром, открыв глаза, быстро оделся и уехал за Панкратом. Но его храбрость быстро улетучилась, когда он столкнулся с батькой нос к носу. Не смог Степа заикнуться о переезде. Отец шел к нему медленно, подтягивая левую ногу, рука болталась, как бельевая веревка, рот слегка перекошен, сам худой, бледный. Всю дорогу Степан еле сдерживался, чтобы не раскваситься. Отца жалко, кто его поддержит, если не сын родной? В доме только два мужика, на их плечах хозяйство держится.
Встретив свекра на крыльце, Галя запустила его в дом и сразу пристала к мужу.
– Ну что, поговорил?
– Галь, ты посмотри на него. Боюсь, если скажу, то он опять в больницу загремит, – опустив голову, промямлил Степан.
– И что? Нам теперь еще год тут засиживаться? –Галя чуть не заплакала от безысходности. – Ты издеваешься? Хочешь, чтобы я вместе с твоим отцом в больницу попала?
– Галюш, ну… – Степа хотел было приобнять жену, но она вывернулась и побежала в дом.
Хватит с нее тягомотины, пора брать свою судьбу в свои руки!
– Панкрат Федосеевич! – подскочила она к свекру, сидящему на кровати в большой комнате, и затараторила. – Спасибо Вам за все, за хлеб-соль, крышу над головой, но мы со Степаном переезжаем. Сами понимаете, пора жить по-семейному, отдельно. Учиться самим добывать хлеб. А как иначе? Мы же должны детям своим пример показать, что нехорошо зависеть от родителей…
– Галя! – Степан пулей влетел в спальню.
Панкрат поднял уставший взор на сына, и тот увидел душевную боль в его глазах, обузданную глубокой печалью.
Глава 37
Степан как будто проглотил язык. Галя не умолкала. Она приводила яркие примеры того, что взрослые дети, которые создали семьи обязаны отделиться, чтобы вить собственное гнездышко. Слушая сноху, Панкрат изредка кивал.
– Бать… – наконец, у Степана прорезался голос.
– Погоди, – Панкрат осторожно шлепнул ладонью на свободное место рядом с собой, намекнув, что сыну надо присесть.
Тот сел, опустил голову и пробурчал:
– Поехали с нами.
Панкрат, набрав воздуха полные легкие, протяжно выдохнул, словно освободил ослабленное тело от тяжелого груза.
– Все правильно, – сказал он, погладив бороду. – Все верно.
– Ты согласен? Поедешь? – оживился Степан, взглянув на подавленного отца.
– Когда-то я оставил свой дом, а теперь пришло время собирать камни… – Панкрат будто не слышал сына. – Все возвращается на круги своя. Вот и я вернулся к своему поступку. Езжайте, сынок, ваше решение – верное. Только не забывай мать с отцом, навещай по возможности.
Глаза Галины засияли от счастья. Наконец-то она освободится от права быть служанкой! Будет хозяйничать в собственном доме, не услышит свекровкиного нытья над душой, не будет чувствовать себя посторонней. Свершилось! Свобода!
– Надо бы дом для вас справить, – Панкрат размышлял вслух. – Поставить вон там, – махнул рукой на противоположную стену, – за усадьбой…
– Бать, ты не понял, мы из села хотим уехать, – подсказал Степан, взяв отца за руку.
Панкрат повернул голову. Степану показалось, что отец сейчас заорет на него, но тот лишь кивнул и сжал пальцы сына так крепко, что в груди Степана похолодело.
– Да, верно, ты же сказал, что вы уезжаете… – Панкрат медленно поднял правую руку и обвил шею единственного сына.
– Уже приехали?! – в дом вбежала Марфа. Забыв о времени, она так углубилась в разговоры с домашней птицей, то когда опомнилась, сразу рванула проверять, привез ли сын ее мужа.
– Панкратушка, как ты? Как твое здоровье? – перепрыгнув порог, женщина кинулась к мужу. – Что врач сказал? Лежать, не вставать?
Оттолкнув сына, Марфа заключила молчаливого Панкрата в свои объятия и расцеловала щеки и лоб. Тот спокойно перенес ее грубые прикосновения, а потом также спокойно промолвил:
– Собери узелок…
– Зачем? – отпрянула женщина, выкатив на него округлившиеся глаза.
– Не перебивай, – строже проговорил муж. – Собери узелок. Посуду, ложки, полотенца. Подушки не забудь, одеяла. Харчей на первое время. Да, и денег дай.
– Ты куда это собрался? – Марфа села по левую руку мужа и скрестила между собой пальцы.
– Степан будет строить свою семью. Отдельную.
– Ха-ха! Какую «отдельную»? – слова мужа развеселили Марфу. – Ты что? Пусть тут сидит. Завтра порося заколем, сала насолим. Надо Чернушку с быком свести. У нее охота началась. Печку надо бы в бане переложить. Из тебя теперь какой хозяин? Вот, пускай Степка вместо тебя хозяйничает. А как же, испокон веков сын менял отца…
– Не тараторь, – Панкрат показал глазами на Галю, стоящую у шкафа. – Дай ей ниток, иголок, пряжи какой, с чего-то надо начинать. Погляди постельное и матрас…
– Это что ты тут мне нагородил? – Марфа медленно поднялась с постели. – Это она, что ли, Степку настропалила? Ах ты гадина!
Марфа было кинулась к снохе, но Степан закрыл жену своим телом.
– Так и знала, что эта гадюка нашу семью располосует! – завизжала женщина, размахивая кулаками. – Дитем прикрывалась, а сама сына моего из дома выдернуть задумала!
– Замолчи! – Панкрат встал, опираясь на палку. Подтянув ногу, он приблизился к жене. – Отойди, – грубо оттолкнул ее. – Сынок, собирай скарб, а там, дай бог, разживетесь. С утра поедете, к вечеру хату в порядок приведете. Правда… там не хата, а сарайка уже.
– Справимся, бать.
– А за малолетками, кто присматривать будет, а? – Марфу затрясло от мысли, что ей придется везти на себе непосильный воз. – За ними ж глаз да глаз нужен!
– Маню мы заберем с собой, – Галя встала рядом с мужем.
– А остальных куда? Солить? – свекровь чуть не вцепилась в Галю.
Вот зараза-то, а? Всю воду взбаламутила!
– С дитями сами управимся, – Панкрат открыл дверцу шкафа. – Голодными не останутся…
– А что у нас тут за крики, а драки нет? – в дом пришла Глафира и сделала вид, будто рада услышать голос сына. – А я иду и думаю, когда же сыночка моего подвезут? – поцеловав Панкрата, Глафира хитро посмотрела на Марфу. – Ну? Сердечко стукает?
– Стукает, – Панкрат вынул деньги, завернутые в носовой платочек.
– Вот и славненько, – хлопнула в ладоши старушонка.
– На, – свекор отдал Гале часть денег и, сложив платочек, как было, положил обратно. – На первое время.
– А что это за время такое, что всем деньги раздают? – Глафира запомнила, куда сынок спрятал сверток.
– Уезжаем мы, бабуль, завтра, – Степан ощутил такое облегчение из-за разумного поведения понятливого отца, что ему захотелось сходить к другу и попрощаться с ним за стаканом наливочки.
– Как уезжаете? – Глафиру перекосило от удивления. – Заболел кто?
– Насовсем уезжаем, – Степан положил руку на плечо жены.
– Куда?
– В твой дом.
– В какой… мой?
Побледнела бабушка, и этот факт приметили все разом.
– Не пущу! – неожиданно завопила старушка и тут же заохала, положив руку на грудь.
Глава 38
– Мать, заканчивай концерт. – Панкрат не стал заострять внимание на вымышленные припадки матери. Он уже успел насмотреться на ее дурачества и понять, когда ей действительно дурно, а когда она прикидывается. Все время, которое мать здесь проживает, она падала в обмороки, хваталась за сердце, задыхалась, выдавливала из себя слезы – каждый прием был похож на актерскую игру.
Глафира сделала три приставных шага и упала на свою кровать. Конечно, если завалиться на пол – больно будет. Она легла на бок, склонила голову и начала постанывать, мол, сердце колет. Марфа уже и забыла, по какому поводу истерику закатила. Она смотрела на «умирающую» свекровь и насмехалась над ней.
– Опять прикидывается. Сколько ж можно наши души мотать?
Степан и Галя тоже не изъявили желания бросаться на помощь. Бабка-то с придурью. Да ну ее, надо начинать сборы, завтра предстоит дорога дальняя. Развернувшись, они удалились в свою спальню.
– Может, с утра начнем вещички упаковывать? – Степан снял рубаху через голову и бросил ее на табурет.
– С утра обязательно что-нибудь изменится. – шептала Галя, поглядывая на спящих девочек. – А так встанем и сразу укатим.
Открыв шкаф, она начала вытаскивать одежду и складывать стопкой на одеяле. Степа, покусывая губы, наблюдал за женой и думал об отце. Больной он, слабый, и как они тут все справятся без Степана? Дунька – бесстыдница, о детях не вспоминает. Додумалась же младенца бросить? Степа представил, чтобы он сделал, если бы Галя поступила точно также. Нафантазировав ужасную картинку в голове, он засопел от злости.
– Чего шипишь? – Галя услышала характерные звуки. – Вытаскивай чемоданы и простыни, сейчас складывать будем.
Поднявшись на ноги, Степа окинул сердитым взором пожитки. Галя вытащила все, что лежало на полках, разложила на кровати и ушла в кухню за посудой. Выбирая тарелки и кружки, она выставляла на стол ту утварь, которую заберет с собой.
– Эти не трожь, – Марфа пришла с проверкой. – А эти поставь на место.
Открыв дверцу разделочного стола, свекровь вынула старую посуду и сунула в руки Гали.
– Эти возьмешь.
Галя заметила, что края тарелок в множественных сколах, убрав старье на прежнее место, сказала:
– Эту рухлядь выбросить пора. С нее есть противно будет.
– А ты покупала, чтоб выбрасывать? – рявкнула Марфа, скрестив руки на груди. – Ишь, богачка выискалась. Бери, что дают, иначе из собачьей миски питаться будешь. Злыдня подколодная, это ж надо, а? Влезла в чужую семью, приклеилась к моему сыну, как банный лист, присосалась к моему мужу, как пиявка, и добилась-таки своей цели. У-у, – помахала кулаком Марфа. – Шкура подзаборная.
Галя с ухмылкой смотрела на нервную свекровь. Ее радовало, что эта женщина останется одна, будет пахать, как лошадь, и беситься из-за того, что ее сын живет у черта на куличиках.
– Сама ты шкура, – еле слышно произнесла сноха, наклонив голову к Марфе. – Я тебе еще не за все отомстила. Поплачешь горькими слезами, ой как поплачешь.
Глазные яблоки свекрови чуть не выпали из глазниц.
– Мстить надумала? За что? За то, что я тебя в своем доме приняла? Ах ты ведьма-а, погоди у меня, придет время, я с тебя три шкуры спущу. Степка наживется вдали от матери и обратно прискачет, а ты, вобла тощая, одна с дитем останешься. Мужики тебя будут стороной обходить, так и помрешь не обласканной старухой.
– Ты ж не померла, – и Галя расхохоталась в голос.
– Замолчи, стерва, замолчи, я сказала. – Посинела от нахлынувшей злобы Марфа. – Если бы не было Панкрата рядом, я б сейчас тебе все волосенки повыдергивала. Ишь, какая-то сопля будет передо мной барыню строить.
– Сама ты сопля, – фыркнула Галя, слыша, как стучит палка о деревянный пол. Она поняла, что свекор идет сюда. Выкатив грудь вперед, Галя громко сказала: – Спасибо большое за тарелочки!
Распахнув навесной шкаф, достала те, что поновее, и понесла в комнату. Марфу чуть кондратий не прихватил. Провожая жгучим взглядом сноху, она туго сжала кулаки.
– Ну что, все собрали? – спросил Панкрат, садясь на лавку.
– Все, бать! – отозвался Степан, завязывая концы простыни.
– Вот и хорошо. Завтра коня моего возьмете.
– С ума сбрендил? – всплеснула руками Марфа. – А мы как же?
– Переживем. Нового купим. А гнедого надо молодым отдать. Пусть пашут, сеют… Им же надо с чего-то начинать.
Глафира, заметив, что все разошлись по хате и не прыгают перед ней, вскочила с постели и поспешила в кухню.
– Раз уж в родную деревню кто-то едет проживать, то и пускай меня с собой увозят. – выдала она, плюхнувшись на лавку рядом с сыном.
