Горос "10:34"

– В том-то все и дело, что долгие годы я тоже так думал, – вздохнул старик Гулов. – Но теперь понял, что все-таки главное в нашей вере – добродетель. Именно к этому призывает нас учение Христа. Человек может за всю свою жизнь никого не убить, ничего не украсть, делить ложе только с законной супругой или супругом, любить родителей, есть в меру и прочее и прочее. Но это еще не делает его христианином! Так может поступать любой, независимо от религиозных убеждений. Любовь к ближним, всепрощение, терпимость, стремление совершать добрые дела – вот что отличает нашу веру от других. За отсутствие добродетели в нашем обществе не сажают в тюрьмы, как за воровство и убийство. Никто даже не осудит как за прелюбодеяние, ложь или обжорство. Недобродетельного человека не накажут, даже не обругают. Но, будучи христианином и не совершая добродетелей, человек идет поперек учения Христа и поперек жизненных принципов, которым обязался следовать, приняв эту веру. Именно добродетелью вымощена дорога в Рай! А если человек, мало того что не совершает добродетели, так еще и причиняет другим боль, разве он вправе называть себя христианином?

– Ага! Это как борец за права животных, пинающий котов! – воскликнула Женя.

Старик удивленно посмотрел на нее.

– Ну, это… Пришло на ум такое сравнение, – смутилась та. –Предположим, я всем говорю, что философия моей жизни – не обижать животных. И, кстати, в моем случае это действительно так. Я их не обижаю, если, конечно, они сами меня не трогают. Жил у нас как-то в соседнем дворе один гнусный пес…

Она запнулась, перехватив наши сердитые взгляды.

– Ладно, не суть… – махнула рукой журналистка. – Так вот, если я, на словах вся такая пацифистка и любительница живности, от нефиг делать пну кота – что это означает? Либо я нарушила свой жизненный принцип, либо все эти речи о любви к животным – пустой треп. Значит, я только прикидываюсь пацифисткой по каким-то личным причинам (быть может, из эпатажа), а на самом деле животных терпеть не могу. Судить нужно не по словам, а по поступкам. Я все это к тому, что для меня озлобленный христианин – как вегетарианец, поедающий мясо.

– Интересное объяснение, – улыбнулся Гулов. – Но в целом идея передана верно.

– То есть вы считаете, что методы Ордена порой чересчур жестоки и противоречат учению Христа. – Я прекрасно понял, на что именно намекает старик. – Согласен, добродетели важны. Но лишь до тех пор, пока царит мир. Когда же идет война, все это отступает на дальний план. Остается один закон: победа любой ценой! И то, что в мирное время считается главным пороком, – насилие – становится основным средством для достижения победы. Во время войны не время вести разговоры о морали!

– Разве идет война? – удивленно глянула на меня Женя. – Посмотри по сторонам – мы живем в мирное время!

– Это только кажется, – ответил я. – Нас окружает незримый враг: зло и ересь пожирают этот мир, поглощают наше общество!

– По-моему, война – только у тебя в голове, – хмыкнула Женя.

– Вот когда мы победим, – продолжал я, не обращая внимания на ее скептицизм, – когда на земле не останется зла, тогда такие, как я, – воины Света – станут не нужны. Вот тогда и можно будет становиться добродетельным и жить по заповедям Христа.

– Мир, построенный на костях, – сомнительный мир, – сказала она.

– Порой такие методы необходимы. Когда сотни лет назад рыцари Христовы отправлялись в Святую землю, они обнажали мечи.

– Обнажая меч, в ответ ты можешь ожидать лишь одного – ответного меча, – вздохнул старик. – И, я надеюсь, Михаэль, когда-нибудь ты это поймешь.

Гулов встал:

– Отлучусь на пять минут. Михаэль, пожалуйста, никуда не уходите без меня.

Женя тоже поднялась.

– А ты-то куда? – удивился я.

– Надоело сидеть. Пойду пройдусь по перрону. Разомнусь немножко. А то от ваших теософских речей меня уже мутит.

Оставшись один, я вдруг задумался: «А что, если они правы? Неужели я и правда веду себя как пацифист-маньяк? Но не этим ли принципам много лет учили меня основатели Ордена? И вот теперь один из этих учителей говорит совершенно противоположные вещи! Нет, наверняка тут дело в другом. Так в чем же?» И тут, вспомнив свой недавний рассказ о рейде в Красновку и об ужасе, который мы повстречали здесь, я догадался. Это страх! Вот в чем дело! Возможно, старик просто испугался остаться в Братстве. Страх – обычная защитная реакция человека, особенно если ты слаб духом. Те, кто любил свободу, под страхом смерти убеждали себя, что не так уж плохо быть рабами. Страх заставляет отречься от веры, от близких, от всего, чем дорожишь и что любишь. Когда тебя сковывает ужас, остается лишь одно желание – выжить любой ценой. А если вспомнить все то, что мы пережили в прошлом году со стариком Гуловым, нет ничего удивительного в том, что он сломался. Я ведь тоже едва не сдался! Это сейчас я героически рассказываю о том, как спасался от монстра. Но тогда, в темном лесу (как ни стыдно теперь в этом признаться), моля о пощаде, я готов был принять любую ересь, отречься от чего угодно, лишь бы спастись от чудовища, лишь бы выжить. А потом еще долго, когда я вспоминал ту ночь, страх грыз меня и нашептывал: уходи из Ордена, отступись! К счастью, я смог преодолеть свой страх. Более того – он закалил меня. Теперь, зная, с чем имею дело, я буду готов как морально, так и физически! Но, видимо, не всем это под силу. И мне вдруг стало искренне жаль старика. Я ведь не знаю, что он сам пережил в ту ночь…

В кармане завибрировал телефон. Я достал его, глянул на экран – «Женя журналистка».

– Да? – спросил я, нажав на кнопку вызова.

– Слава! Слава! Помоги! – ошарашил меня вдруг раздавшийся из трубки крик. – Он напал на меня!.. Он…

Связь оборвалась.

Я мигом оказался на перроне. Посмотрев по сторонам, увидел лишь клочок освещенного желтым светом фонарей пространства, а дальше повсюду – мрак. Где она? «Вот кретин! – ругал я себя, мечась по перрону. – Нельзя было отпускать ее одну!» Мысли же снова и снова возвращались к мужику в шляпе. Найду ублюдка – ему конец!

– Помогите!.. – раздался крик из темноты.

Я поспешил туда. Где-то впереди во мраке слышался скрежет гравия. Пробежав в ту сторону пару десятков метров вдоль железной дороги, я остановился – все стихло. Прислушался. Ладонь легла на кобуру с пистолетом-травматом. И вдруг скрежет раздался у меня за спиной. Но не успел я обернуться, как что-то обрушилось мне на голову…

Очнувшись, понял, что с трудом могу пошевелиться. Я стоял на коленях, прижатый спиной, по всей видимости, к стволу дерева. Голова раскалывалась от боли: последствия удара по затылку. Открыл глаза – вокруг тьма. Похоже, мне на голову надели мешок. Я слышал рядом чье-то дыхание и чувствовал, как мне продолжают опутывать руки за спиной. Дернулся – бесполезно. Привязали на совесть.

– Ах ты мразь! – Я уже не сомневался в том, что это тот самый мужик в сером пиджаке и шляпе. – Надо было сразу свернуть тебе шею!

Тот не отвечал. Продолжал молча спутывать мне руки.

– Ничего! Я до тебя, ублюдка, доберусь!

Тут я почувствовал, как что-то потекло по плащу, штанам, ботинкам. В нос ударил знакомый запах. Бензин! У меня обмерло сердце. Я вдруг осознал, что меня ожидает! Точно такая же смерть, какая постигла тебя, моя любимая сестра! В первый миг меня сковал тот самый давно забытый ужас. «Вот момент истины! – упрекнул я себя. – Докажи, кто ты есть! Или все эти разговоры о героизме – туфта! Умрешь? Так умри с чистым сердцем и праведными мыслями, а не как подонок, молящий о пощаде и в страхе отрекающийся от всего, во что верил!»

– Всех нас тебе не погубить! – прокричал я. – Погибну я – придут другие, и все вы рано или поздно сгорите на праведных кострах! И даже после смерти гореть вам в геенне огненной!..

Чиркнула спичка. Я рванулся, еще и еще. Но путы крепко держали мои руки.

– Ты можешь убить меня, но тебе не задушить нашу веру! Наступит час, и кара божья настигнет тебя! – кричал я.

И тут четко осознал: это конец! «Что ж, хватит угроз, воин Света! Ты проиграл – так проигрывай достойно! Вот только проигран твой личный бой, но не битва Тьмы и Света! Твои братья отомстят за тебя! Тебя же ожидает вечность в чертогах Христовых!..» И, закрыв глаза, я зашептал молитву.

Полыхнуло пламя, меня обдало жаром, пронзила боль.

«Господи, прими мою душу!..»

И вдруг что-то накрыло меня, словно ангел спустился с небес и обнял меня своими крылами. Эти объятия погасили пламя. Кто-то хлопал по мне, сбивая последние языки огня. Когда же мешок спал с моей головы, я увидел своего ангела-хранителя.

– Женя? Ты! – обрадовался я, все еще не веря в это чудесное спасение: ведь уже распрощался с жизнью. – Я думал, мне конец!

Как только она распутала мои руки, я вскочил, схватил валявшуюся под ногами палку и побежал по округе. Но, конечно же, никого не обнаружил. Нападавшего, как говорится, и след простыл.

– Он схватил меня, – сбивчиво объясняла журналистка. – Это было так неожиданно. Напал сзади. Я успела нажать вызов на телефоне. Хорошо, последние звонки были тебе. Я так надеялась, что ты услышишь… Потом он заткнул мне рот тряпкой и привязал к дереву. Думаю, он спалил бы меня заживо, да только в этот момент появился ты. Видимо, маньяк решил, что ты опаснее, потому бросил меня. К счастью, связал он меня наспех, мне удалось распутать веревки. Только я это сделала – увидела тебя привязанного и как какой-то мужик поливает тебя из канистры бензином. Услышав мои шаги в темноте, он бросил спичку и побежал. Ты весь вспыхнул. Я так испугалась! Хорошо, сообразила снять куртку и накрыть тебя…

Ее трясло, по щекам катились слезы. Я привлек ее к себе, обнял и вдруг осознал, насколько же хрупкий мой ангел-хранитель. Все это время я думал лишь о себе, о своей цели, и даже не задумывался, в какую опасную игру втянул этого маленького человечка.

– Ничего, ничего. Все будет хорошо, – прошептал я, погладив Женю по волосам. – Это я, дурак, потерял бдительность, отпустил тебя одну. Знал ведь, с кем имеем дело. Поймаю гада – пришибу!

Она прижалась ко мне, как напуганный малыш. В тот момент я вдруг понял, что пойду на все, лишь бы эта девочка никогда не видела страданий.

– Больше я тебя в обиду не дам! – пообещал я, поцеловав ее в макушку.

И вдруг испугался, осознав, что именно делаю. Боже, нет!.. Видимо, почувствовав это, она сама отстранилась.

– Не переживай за меня, – сказала она после неловкой паузы. – Я прекрасно понимала, во что ввязываюсь. Журналист – профессия нередко весьма опасная. Обещаю, что помогу тебе найти убийцу твоей сестры.

И с улыбкой добавила:

– Ну а я, в свою очередь, получу сногсшибательный материал!

Мы вернулись на перрон. Теперь нужно было решить, как действовать дальше, но я все никак не мог собраться с мыслями. И почему-то из головы все не выходил аромат ее волос.

«Так, соберись! – упрекнул я себя. – С этим позже разберешься, когда вернешься в храм – там на этот случай есть плеть, которая разом выбьет из башки всю ересь…»

Итак, каковы дальнейшие действия? И информатора, и мужика в шляпе, похоже, мы упустили. Неплохо бы остаться в поселке и все поподробнее разузнать. Например, сходить на почту или в паспортный стол. Там-то уж точно скажут, живет ли в Красновке загадочный У. М. Боренко. Да и старика не мешает расспросить поподробнее. Но у Жени оказались на этот счет иные мысли.

– Думаю, сейчас здесь оставаться опасно. – Она тревожно посмотрела по сторонам. – Лучше вернуться в город.

Я взглянул на Женю. Несмотря на ее героические речи об «опасной профессии журналист», в глазах ее читался испуг. И не удивительно, ведь ее только что чуть не сожгли живьем! Да уж, ей тут оставаться точно нельзя. Надо отправить ее домой.

– Да и старик сказал, что искать нужно в Погорске, – добавила она.

– Кстати, где он? – Я посмотрел по сторонам.

В здании вокзала Гулова тоже не оказалось.

– Может, увидел, что нас долго нет, решил, что мы уехали, и пошел домой? – предположила журналистка.

«Или ему стало противно общество бывшего соратника, – подумал я. – Да и черт с ним!» Тем более как раз сонный голос диспетчера объявил, что прибывает поезд – до Погорска. За окнами вокзала потянулась вереница зеленых вагонов.

Мы вышли на перрон.

– Как, а ты разве не едешь? – испуганно воскликнула Женя, увидев, что я не поднимаюсь следом за ней в вагон.

– Мне нужно остаться и кое-что сделать.

– А что, если этот маньяк не оставит меня в покое? – дрожащим голосом прошептала она, озираясь. – Что, если захочет довести дело до конца? Пожалуйста, Слава, не бросай меня!

«А ведь она права, – подумал я. – Ты уже оставил ее раз одну, и что из этого вышло? Да и, как она правильно заметила, по словам старика, секту маньяков надо искать именно в Погорске».

В вагоне мы присели на свободную полку. Женя прижалась ко мне, закрыв глаза. Ее трясло и, видимо, мутило. Я неловко приобнял девушку.

– Все в порядке, моя спасительница?

– Хуже некуда! – призналась она.

Да уж, втянул же я ее в приключение!

– Что-то мне нехорошо, – простонала Женя. – Мне нужно в туалет.

Встав, на непослушных ногах, она поспешила к туалету.

Я глянул в окно. Поселок остался позади. Огни больше не мелькали, теперь по ту сторону стекла тянулась черная полоса леса. Мне стало жутковато при мысли, что где-то здесь год назад меня гнала через чащу неведомая тварь. И радостно, что я покидаю этот мерзкий поселок.

Женя вернулась, села рядом молчаливая и бледная. Мы оба молчали. Эти события так утомили меня, что я сам не заметил, как задремал. Мне приснилось, что я снова бегу по лесу, а нечто темное, злое преследует меня, настигает, сбивает с ног. И вот кошмарная тварь сидит у меня на груди, сверкает глазищами, обнажает клыки. И вдруг я понимаю, что у этого чудовища лицо… журналистки Жени!.. Я едва не вскрикнул, проснувшись. Распахнув глаза, испуганно посмотрел по сторонам. И успокоился, увидев погруженный в полумрак вагон, услышав сопение и храп, доносящийся от накрытых простынками спящих на полках пассажиров. Это лишь сон! Жуткий, но все-таки сон! Глянув в окно, я увидел проносящиеся в свете фонарей знакомые здания. Погорск! Ну наконец-то!

«Где Женя?» – вдруг всполошился я, заметив, что журналистки рядом нет. Набрал на мобильнике ее номер – абонент недоступен. Только не это!

Расталкивая бредущих по проходу с чемоданами и сумками пассажиров, я поспешил в конец вагона. Дойдя до туалета, постучал в дверь:

– Женя, ты там? Все в порядке?

Тишина! Схватился за ручку, дверь открылась, за ней – никого!

Я в панике посмотрел по сторонам. Куда бежать? Что делать?

В этот момент распахнулась дверь тамбура, и я вздохнул с облегчением, увидев идущую мне навстречу журналистку.

– Как ты меня напугала! – прокричал я, едва не стиснув ее в объятиях.

– Все в порядке, мой рыцарь, – болезненно улыбнулась она. – Я была в тамбуре соседнего вагона: там окно разбито. Хотелось свежего воздуха. И побыть одной.

Впрочем, она еще неплохо держалась для девчонки, на которую совсем недавно напал маньяк.

– Извини, что втянул тебя в историю, – сказал я ей, когда мы вышли из поезда в Погорске. – Думаю, не стоит тебе больше заниматься этим. Справлюсь сам.

И у меня почему-то сдавило сердце при мысли, что я больше ее не увижу.

– Нет! – твердо заявила она. – Я же сказала, что не отступлюсь! Теперь-то уж точно не отступлюсь!

Женя глянула мне в глаза, и взгляд ее был, как прежде, решительным. От недавнего страха не осталось и следа.

«Вот это отвага!» – с восхищением подумал я.

– Тебе ночевать-то есть где? – спросил я. – Общага наверняка закрыта.

– Переночую у подруги.

– Я провожу.

– Не надо. Она рядом с вокзалом живет. Вон в том доме, – кивнула на пятиэтажку, темнеющую неподалеку. – Что ж, до встречи. Будет какая-то информация, звони. Я еще по своим каналам пробью. Может, чего узнаю.

Я кивнул.

И вдруг она подбежала ко мне и чмокнула меня в щеку. Это произошло так внезапно, что я даже не успел увернуться. Она же, лукаво сверкнув глазками, улыбнулась, помахала ручкой и быстро пошла через вокзальную площадь.

– Расскажу подружкам о наших приключениях – ни за что не поверят! – обернувшись, прокричала она.

Я не уходил, пока она не дошла до края площади и не исчезла во мраке, там, где обрывался свет фонарей: нужно было убедиться, что ей больше ничто не угрожает. И все то время, что я наблюдал за ее удаляющейся стройной фигуркой, чувствовал, как все еще горит на щеке поцелуй. Видел бы это отец Пейн, повелел бы лупить себя плетью, пока не упаду! «Но что я мог сделать? Увернуться от поцелуя? Глупо! – мысленно оправдывался я. – Да и что, собственно, такого? Чисто дружеский жест. Девчонки часто так делают…»

И я отправился домой, счастливый, сам не зная отчего.

Впрочем, пока шел до дома, настроение мое сменилось на полностью противоположное. «Господи, что я творю? Грех не всегда бывает физический: согрешить можно и в мыслях! Более того, даже страшнее в мыслях! Мысли – отражение души!» Войдя в квартиру, я сорвал со стены многохвостную черную плеть. Какое-то время смотрел на нее, вертя в руках. Потом швырнул плетку в угол. Не раздеваясь, прямо в вонючих обожженных шмотках упал на кровать и отвернулся к стене. Время было уже часа три ночи, но заснуть не получалось. Я долго лежал, отгоняя навязчивый образ, который так и лез в голову. Вот дьяволица!

Вскочив с кровати, я все-таки схватил плеть и, сбросив плащ с рубашкой, лупил себя по спине до тех пор, пока за стенкой не постучали.

– Может, хватит, а? – рявкнул сонный бас соседа. – Ща ментов вызову!