– Конечно холодного! Куда в такой зной горячее?
– Боржоми, квас, компот?
– Квас, – немного подумав, ответила Мальвина Сергеевна. – Со льдом.
– Хорошо, мадам.
– И пусть Жан принесёт из сада моё кресло. Эти стулья жутко неудобные!
– Ну да! А когда жара спадёт, снова уберет в сад?
Вообще-то домработница была на редкость терпелива, но причуды Графини порой переходили все границы. Да и кресло было достаточно тяжёлым, хотя таким и не выглядело. Вроде бы обычное кресло-качалка. Однако при попытке сдвинуть его с места становилось понятно, что это довольно нелёгкая задача, не говоря уже о том, чтобы таскать его из сада на террасу и обратно.
– И что? Это его работа, между прочим!
– Мадам, может быть, вы всё-таки согласитесь на шезлонг?
– Зачем? Моё кресло меня вполне устраивает!
– Извините, мадам, но ваше кресло очень тяжёлое, а Иван уже не так молод, чтобы по нескольку раз в день таскать его туда-сюда. А шезлонг не менее удобный, зато более лёгкий.
– Мари, если твой муж не может выполнять обязанности, пусть увольняется, а не пытается облегчить себе жизнь за мой счёт!
– Хорошо, мадам, – домработница тяжело вздохнула. – Будет сделано.
– Ну вот, давно бы так!
Мария вышла, а пожилая дама откинулась на спинку стула. «Всё-таки Димка их избаловал. Во времена моей молодости слуги появлялись молниеносно, как будто только и ждали вызова. И при этом всё успевали и ни на что не жаловались!»
– Ваш квас, мадам!
Мария сняла с подноса запотевший стакан с коричневой жидкостью и поставила его на стол. Кусочки колотого льда тихонько звякнули о стекло.
– Что-нибудь ещё, мадам?
– Пока всё. Можешь идти.
Аня Некрасова лежала на диване, отвернувшись лицом к стене, и делала вид, что крепко спит. Однако ей было не до сна. В голове стучало: «Предатели! Оба! Подруга называется!»
Расставшись с Антоном в парке, девушка пошла к подруге Владе, чтобы поплакаться той в жилетку, однако вместо слов поддержки услышала, что она полная дура, если надеется на его любовь. И что с ней, с Владой то есть, парень был куда сговорчивее. «Теперь понятно, почему Антон не стремится жениться! Хочет развлекаться с Владкой! А может, ещё с кем-нибудь!»
Домой Аня попала так же, как и вышла: через окно. Хорошо, что к её возвращению мать ещё спала. Родители девушки расстались три года назад: отец не захотел уходить из армии, всё-таки он был кадровым офицером, а его жена устала от кочевой жизни. После развода Аня с матерью приехали в Москву и поселились в бараке. Но не в этом, а в одном из соседних посёлков. Аня пошла в новую школу и подружилась с Владой Куприной. Девочки сидели за одной партой да и после занятий проводили почти всё время вместе. Правда, эта идиллия продолжалась недолго. Вскоре они серьёзно поссорились, и Ане даже пришлось перейти в другую школу. Однако год назад они снова встретились и решили возобновить дружбу. Но прежних отношений, которые были у них до ссоры, вернуть уже не смогли. Это было неудивительно: они повзрослели, стали интересоваться мальчиками, а рослый плечистый красавец Антон нравился обеим.
В шкафу висело платье для сегодняшнего выпускного. Наряд шили больше двух месяцев, но теперь он Ане без надобности – никуда она не пойдёт. Не хочет видеть их бесстыжие лица!
В комнату вошла мама с кастрюлькой каши в руках и окликнула дочь:
– Анюта, вставай! Завтрак готов!
Аппетита не было, и девушка попыталась отказаться:
– Мам, я не хочу есть!
Поставив свою ношу на стол, Татьяна подошла к дочери и потрогала её лоб. Не горячий. А вот глаза покраснели, как при насморке.
– У тебя что-то случилось?
– Ничего. – Аня попыталась уйти от разговора, натянув простыню на голову.
– Не обманывай! Ты теряешь аппетит, только когда заболеваешь или когда у тебя неприятности. Температуры у тебя нет, я проверила. Так что случилось?
– Мама, Антон не хочет на мне жениться!
Девушка наконец не выдержала и разрыдалась в голос.
Татьяна обняла плачущую дочь и гладила её по голове:
– Девочка моя, с чего ты это взяла?
– Он сам сказал. Я утром ходила к нему на тренировку. Хотела обсудить планы на будущее.
Татьяна смотрела на дочь в недоумении. Конечно, она знала, что та влюблена в одноклассника, но пойти к молодому человеку на свидание с такой целью – это уже чересчур. Скромные и порядочные девушки так не поступают. Неудивительно, что дочка получила совсем не тот ответ, на который рассчитывала. Конечно, это удар по самолюбию, но пора ей привыкать, что такое бывает достаточно часто. Только бы не случилось ничего более серьёзного.
– Анюта, скажи мне, только честно, между вами что-нибудь было?
– Нет. – Аня замотала головой. Перед глазами снова встала сцена недавнего разочарования. – Он остановился в последний момент. Сказал, что не хочет, чтобы я забеременела, потому что не собирается жениться.
– Потому что считает это невозможным сейчас, так ведь? – подхватила мать. – Ведь семья – это огромная ответственность, а у парня пока ни профессии, ни работы, ни своей жилплощади. Как ты себе представляешь вашу совместную жизнь? Он в казарме, ты в общежитии? Закончи институт, дочка, и Антон к этому времени станет самостоятельным. Возможно, тогда он сам вернётся к обсуждению этого вопроса.
– А если нет? – Перспектива ждать пять лет и остаться ни с чем Аню отнюдь не вдохновила. – Вдруг он решит, что ему нужно погулять ещё лет эдак пять-семь? Или вообще захочет остаться холостяком?
– Тогда он тем более правильно сделал, что остановился и не стал портить тебе жизнь.
– Да, но с Владой у него всё было! – Аня заплакала сильнее. – Она сама мне сказала и в красках всё описала!
«Значит, всё-таки Влада! Пора Анюте перестать с ней водиться, иначе это плохо кончится. Хорошо, что дочка решила поступать в институт в Воронеже. Там эта поганка не сможет портить ей жизнь. Но Антон тоже хорош! Как он мог спать с этой девкой? Он ведь знает, что Анюта считает Владку подругой?»
– Ну, то, что рассказала твоя Влада, надо разделить на два, а то и на три! Наверняка она всё это придумала!
– Но зачем? Мы же дружим! И потом, как можно придумать такое?
– Не обманывай себя, Анюта. Вы с Владой давно перестали быть подругами. Теперь вы соперницы, и ты не должна об этом забывать. А придумать можно всё что угодно, потому что в любви, как и на войне, порой используются все средства.
«Надо поговорить с Антоном, чтобы не имел больше дела с этой шалавой. Если у него так сильно бурлит кровь, пусть встречается с другими девицами, и желательно в другом районе. По крайней мере, Анюта не будет об этом знать».
Мария вошла на кухню и в сердцах швырнула поднос в мойку. Ударившись о кран, тот обиженно зазвенел. Иван, занимавшийся заточкой ножей, удивлённо посмотрел на жену. Он впервые видел супругу в таком состоянии.
– Что с тобой, Маша?
– Знаешь, Вань, давай уйдём с этой работы? – Женщина устало присела на стул.
– Здрасте, приехали! С чего это вдруг? Мы столько лет служим в этом доме, да и хозяева прекрасно к нам относятся. И потом, где ещё ты найдёшь работу с проживанием, питанием три раза в день и возможностью скопить деньжат на старость? Ведь Вадим Андреевич, дай Бог ему здоровья, переводит на наши сберкнижки неплохую зарплату.
– Да, с хозяином нам действительно повезло. И жена с дочкой у него замечательные. Но вот его маман! – Мария даже не заметила, что назвала Мальвину Сергеевну на французский манер.
– Да что случилось-то? Пока я подстригал кусты, она мирно сидела в саду и никого не трогала. Я ещё подумал шляпу ей предложить, ведь на самом солнцепёке устроилась!
– Ну, видать, напекло ей всё-таки головку-то! Потому как сбежала она оттуда на террасу! И злющая, как мегера! Выволочку мне устроила за то, что не появилась сразу же после вызова! Я ей что, девочка? А ещё хочет, чтобы ты целыми днями таскал её кресло с террасы в сад и обратно. А если тебе это тяжело, то проси расчёт! – выдав эту тираду, Мария вдруг расплакалась, неловко вытираясь посудным полотенцем.
– Успокойся, Маша. Она просто переживает, что её план сорвался. Наша Графиня ведь хотела настоящий приём устроить, ну как в старые времена.
– Но при чём здесь мы? Это ведь Вадим сорвал её план! Пусть с ним и разбирается!
– Ну, с ним-то бесполезно, ты сама знаешь. Хозяин, если что решил, твёрдо стоит на своём. И потом, мне кажется, Графинюшка втайне надеялась, что её возьмут с собой.
– Ну так и взял бы! А то она здесь сколько лет безвылазно сидит. Вот и цепляется ко всем от скуки.
– Ему виднее! Не взял, значит, нельзя! Я ведь выезжаю за продуктами и вижу, что за воротами творится. Графиня просто с ума сойдёт, если там окажется. И потом, вспомни, как она разговаривает. Она же своими повадками сразу Вадима Андреевича выдаст! И тогда всему этому, – Иван обвёл рукой вокруг, – придёт конец! И нам всем, впрочем, тоже!
Мария немного успокоилась. В конце концов, они остались наедине со вздорной старухой всего на два дня. Как-нибудь продержатся.
Глава 7
Альбина открыла термос и, налив кофе в крышку, протянула мужу. За полтора десятка лет в следственном отделе Вадим привык дымить как паровоз и пристрастился к кофе. Полтора года назад из-за ранения пришлось бросить курить, но отказаться от кофе он так и не смог. Вадим взял ёмкость и на мгновение прикоснулся к пальцам жены.
Они прожили вместе почти семнадцать лет, но такие прикосновения до сих пор возбуждали. Глоток ароматного напитка мгновенно придал бодрости, и Вадим провёл рукой по спине жены.
– Ты решил побаловаться? А вдруг Лиля нас увидит?
– Да вон она, ноги в речке полощет. Ты ведь знаешь, что она может часами так плескаться.
Альбина взглянула туда, куда показывал муж. Дочь действительно сидела на берегу, болтая в воде стройными загорелыми ногами. Кофе был тут же забыт…
Вода была тёплой, и Лиля могла бы сидеть так до бесконечности, но пятнадцать минут, отведённые отцом на привал, истекли. Пришлось подниматься. Вытерев ноги полотенцем и обувшись, девушка подошла к машине, однако увидев, что родители целуются, решила им не мешать. «Теперь понятно, почему они забыли о времени. Надо же, как они до сих пор любят друг друга! Интересно, у нас с Женькой так же будет?»
Кофе Лиле не нравился, поэтому она взяла второй термос и налила себе брусничного морса. Наконец родители оторвались друг от друга, остатки еды были собраны, сложены и убраны в багажник под брезент. С опозданием на пять минут семья Позёмкиных села в машину и продолжила путь.
– Господи, я этого никогда не запомню! – Полина закрыла книжку и застонала. – Ну зачем мне десятилетнее образование?
Они с братом теснились за одним столом. Антон, разложив инструменты, паял соседский утюг, а Полина безуспешно пыталась выучить первый параграф из учебника химии за девятый класс. При этом девушка постоянно таскала из вазочки на столе сухарики из чёрного хлеба с солью. За завтраком она сидела надутая, едва ковыряя ложкой в тарелке, зато сейчас пыталась заглушить чувство голода, но безрезультатно – молодой здоровый организм требовал чего-то более существенного. Однако следовало дождаться, пока уйдёт мать, иначе не избежать новой ссоры. Зинаида же, как нарочно, никак не могла собраться, всё время что-то забывала и спохватывалась в последний момент. Полине казалось, это никогда не кончится. Наконец мать, потрепав сына по волнистым волосам, всё-таки вышла. На дочь она даже не взглянула.
Когда за матерью закрылась дверь комнаты, а затем спустя пару минут хлопнула дверь барака, Полина облегчённо вздохнула. Теперь можно отложить учебник и перестать притворяться, что усиленно занимаешься.
– Как это зачем? А как же ты работать собираешься? Ведь без образования тебя разве что дворником или уборщицей возьмут.
– Я вообще работать не буду!
– Тогда тебя в тюрьму посадят. За тунеядство.
– А я замуж выйду и детей рожать буду. Человек десять. Нет, двенадцать. И буду матерью-героиней! Вот так!
Антон улыбнулся. «Всё-таки сестрёнка неподражаема. Двенадцать детей! Да знает ли она, сколько сил надо положить, чтобы хотя бы одного вырастить? Конечно, детей Полинка любит и с удовольствием возится с соседскими. Но одно дело – посидеть с ребёнком пару часов, и совсем другое – находиться рядом круглые сутки».
– Ладно, мать-героиня. Дай-ка мне вон ту коробочку. А заодно и пару сухариков, пока все не схрумкала.
На подначки брата Полина не обижалась, ведь намного чаще он её защищал: брал на себя её проделки, тайком от матери делился с наказанной сестрой сладостями. Полина передала Антону жестяную коробочку с оловом и канифолью для пайки и высыпала ему на ладонь оставшиеся сухари.
Сидя на террасе со стаканом холодного кваса в руке, Мальвина Сергеевна наблюдала за Иваном, который, пыхтя и отдуваясь, волок кресло к дому. «Господи, что он делает? Он же так весь сад изуродует! Если бы мой покойный отец увидел такое, его хватил бы удар!»
Подтащив кресло к лестнице, Иван взвалил его на спину и, с трудом переставляя ноги, поднялся на террасу.
Дождавшись, когда мебель займет своё место, Мальвина Сергеевна обратилась к работнику:
– Жан, я видела, как ты тянул кресло по земле. Ты всегда так его перемещаешь?
– Чем вы недовольны, мадам? Вы просили кресло, я его доставил.
– Я недовольна тем, что ты выполняешь свою работу кое-как. Я просила принести кресло, а не портить сад. Если ты будешь продолжать в том же духе, велю Вадиму Андреевичу тебя уволить.
Иван был зол не меньше, чем его жена за несколько минут до этой сцены. Несколько лет назад он придумал, как решить проблему переноски этого монстра, и изготовил его копию. Теперь одно из кресел хранилось в кладовке около террасы, а второе – в сарае недалеко от того места, где «их превосходительство» предпочитала отдыхать. Мальвина Сергеевна не заглядывала в служебные помещения – считала это ниже своего достоинства, благодаря чему удавалось так долго водить её за нос. Для подмены требовалось лишь отсутствие мадам вблизи проведения операции. Сегодня же пожилая аристократка прочно обосновалась на террасе, сделав невинный обман невозможным. «Если бы ты оторвала задницу от стула и пошла бы хоть в сортир, я бы всё быстренько заменил! И сад твой не пострадал бы!» Вслух же Иван сказал совсем другое:
– Извините, мадам. Этого больше не повторится.
– То-то же. Тебе ещё повезло. Если бы ты проделал такое в доме моего отца, то получил бы ударов пятьдесят розгами. Всё, Жан, можешь идти.
«Неужели эта боль никогда не отпустит?» – думала Кристина. Несмотря на то, что приступ рыданий стих, она по-прежнему лежала, уткнувшись в подушку. Дышать было тяжело, но если повернуть голову, станет только хуже.
Восемь лет назад, когда Кристина только поселилась в доме профессора, она своими слезами испортила не одну подушку. Тогда Роберт распорядился пошить для её подушек клеёнчатые чехлы, поверх которых надевались наволочки. Теперь пух и перья внутри оставались сухими, но ткань наволочек, напитавшись солёной влагой, раздражала кожу, тонкую и нежную, как у всех блондинок. Высыхая на лице, слёзы стягивали и обжигали его. Конечно, лучше бы сразу их смывать, но приступ мог длиться час, а то и два. Не сидеть же всё время над раковиной? Вот и сегодня от предложения Роберта родить другого ребёнка перед глазами всё расплылось, и мутные ручьи побежали по её щекам. Кристина едва успела отвернуться. Прикусив губу, чтобы сдержать рвущиеся из груди рыдания, она выбежала из гостиной. Понимая, что занять ванную комнату надолго не сможет, жена профессора решила сначала проплакаться, а затем как следует умыться, и свернула в спальню. Бросившись на кровать, она смогла наконец дать волю чувствам.
Она слышала, как спустя какое-то время вошёл муж, что-то бормотал, поглаживая по спине, а потом удалился. Она не стала отвечать, только плотнее вжалась лицом в подушку. Приступы совершенно изматывали Кристину. Порой, нарыдавшись до полного изнеможения, она была не в силах не то что дойти до ванной комнаты и умыться, а даже доползти до шкафа и сменить мокрую наволочку на сухую. И только когда становилось нечем дышать, слегка поворачивала голову. Вот так, чувствуя щекой загрубевшее от слёз полотно и холод клеёнчатого чехла, она и лежала, пока не погружалась в тяжёлый беспробудный сон. Сейчас она собиралась с силами, чтобы встать, и прислушивалась к тому, что происходило в квартире. Судя по всему, Роберт уже уехал в клуб, молодёжь, похоже, тоже разбежалась по своим делам. Тем лучше. Не стоит попадаться Валерии на глаза, иначе ссоры не миновать. Поднявшись с постели, Кристина поспешила в ванную.
Прикрыв дверь, щеколды с которой доктор предусмотрительно распорядился снять, беспокоясь за здоровье жены, она повернула кран. Едва тёплая вода приятно успокаивала раздражённую кожу, и жена профессора всё окунала лицо в ладони, пока не смыла следы слёз. Закончив, она осторожно промокнула лоб и щёки мягким махровым полотенцем. Вернувшись в спальню и взглянув на часы, Кристина обнаружила, что уже почти половина одиннадцатого. Выходит, она прорыдала почти два часа. Одевшись в чёрное и припудрившись, Кристина предупредила домработницу Тасю, что едет на кладбище, и вышла из квартиры.
У подъезда стояла машина профессора, а рядом дожидался водитель.
