И А., не мешкая, протянула к трубке руку, с ухмылкой и взглядом, который выражал нечто среднее между «так я и знала!» и «смотри и учись», и сказала:
– Здравствуйте, меня зовут А., я могу ответить на ваши вопросы. А как к вам обращаться?
И я превратилась в одно большое ухо. Я ничего не записывала, я просто слушала и пыталась впитать в себя все, что только можно. Мне повезло – девушка плохо понимала, что такое донорство и суррогатное материнство (как и я еще сутки назад), и поэтому А. пришлось обсудить с ней сначала одно, а затем другое, чтобы девушка смогла выбрать то, что ей больше подходит. А. разговаривала с ней спокойным, приветливым и одновременно вдохновенным тоном, каким можно рассказывать старой подруге о том, какой отличный выходной с пикником в парке ты для вас двоих запланировала. Вопросы веса, детей, способа родоразрешения, месячных и другие обсуждались очень легко и, судя по всему, не вызывали никакого замешательства и неловкости у нашей кандидатки. Этот разговор, который, по правде говоря, вряд ли занял больше десяти-пятнадцати минут, по своей содержательности и ценности стал для меня самым значимым ресурсом информации в тот день. Услышав, что женщины относятся к щепетильным темам просто и открыто, а вопросы, которые они задают, касаются либо денег, либо самой процедуры стимуляции, я успокоилась. Ведь я теперь точно знала, как на это отвечать.
– Да, конечно, думайте и звоните. Мы работаем с 10 до 18 по будням, но запишите еще мобильный нашего менеджера Алёны на всякий случай.
И она продиктовала девушке номер моего рабочего сотового.
– Будем ждать звонка. Всего хорошего, до свидания.
– Круууто… – восхищенно выдохнула я.
– А ты, смотрю, записывать не стала? Все запомнила? Учти, я больше офис-менеджером подрабатывать не собираюсь, – произнесла А. с насмешливой угрозой в голосе.
– Да, уверена, что все запомнила. С памятью у меня никогда проблем не было. Да и мне было интереснее не то, что говорить, а то – КАК.
– Ну, тогда она тебе перезвонит, и как раз потренируешься, – задорно заметила А.
Я воодушевленно кивнула.
– Ладно, М. тебе показала, где сейф?
Я опешила от такого перехода. Но факт есть факт, так же невпопад и сумбурно, но М. действительно затрагивала тему сейфа.
– Ключ в верхнем ящике валялся. Он там?
– Ага, я видела там ключ. Вам отдать его?
– Нееет, мне не надо, я потеряю. Пусть тут лежит. А когда кто-то из клиентов принесет тебе денег, ты их как раз сразу в сейф сможешь закрыть.
– Мне принимать деньги?
– Да. Бухгалтер у нас на удаленке и по совместительству, она только безналом занимается, ей ты пересылаешь все счета. А если к тебе клиент пришел, то печатаешь приходник, отдаешь ему, а деньги потом надо будет отнести в банк, он у нас тут в соседнем доме. Или кто-то из нас с М. приедет заберет.
Я была впечатлена, что и говорить. Если я отвечаю за деньги, то это ж какой кредит доверия офис-менеджеру. С ума сойти. Придется быть чистым воплощением надежности, по-другому никак.
Потом А. показала мне, где искать тот самый приходник, как его правильно заполнять, какую часть отдавать клиенту. В шкафу на полочке с сейфом мы обнаружили кассовый аппарат, которым, видимо, никто, кроме бухгалтера, пользоваться не умел, поэтому мне обещали прислать ее в офис на неделе, чтобы получить курс молодого кассового бойца. Финансовая часть моей работы казалась мне самой скучной. Деньги – это, конечно, чудесно, но обязанности счетовода наводили на меня тоску. В дальнейшем выяснится, что и на наших клиентов тоже – потому что я жутко медленно считала деньги. По сей день поражаюсь людям, которые мастерски сгибают пачку денег пополам и с помощью какого-то фееричного перебора пальцами в считанные секунды озвучивают сумму всех купюр в ней. Магия, не меньше!
Мы обсудили еще какие-то бытовые моменты работы офиса, начальница немного поспрашивала меня о переезде в этот город, районе, в котором я живу, о том, удобно ли мне сегодня добираться было, о том, как и где заказывать такси для сурмам и доноров, которых мы сопровождаем, если их не успевают забрать ни А., ни М., ни водитель А. Оля – так я узнала, что сама А. машину не водит, а ее водитель часто выполняет для нас и в некотором роде курьерские поручения. Иногда Оля даже просила своего мужа Вадима подключиться и привезти или увезти кого-то из наших подопечных. Позже я узнаю, что и мужья обеих моих начальниц могли в некоторых ситуациях быть на подхвате – завезти какие-нибудь документы или заскочить и решить в офисе какой-то бытовой вопрос вроде перегоревшей лампочки, если были поблизости. Атмосфера в компании вообще сложилась особенная: на протяжении всей истории практически никто из сотрудников не уходил из «Горго» просто так, потому что нашел что-то другое или сменил интересы. Исключениями были только обстоятельства непреодолимой силы: переезд в другой город или (самое частое) декрет. Секрет был в том, что всеобъемлющие доброта (иногда излишняя), забота и терпение А. удивительным образом уравновешивали иногда резкую, ни на что не обращающую внимания на своем пути, стремительность и целеустремленность М. Причину же увольнения моей предшественницы Виктории мы узнаем через пару-тройку лет (спойлер: она откроет свое агентство суррогатного материнства, воспользовавшись заимствованными формами договоров и базой доноров «Горго»), и она так и останется практически единственным сотрудником агентства, действительно ушедшим по собственному желанию. На самом деле, одним из двух. Первым была ее предшественница – Олеся.
Но пока я все еще в своем первом дне и, проживая его, наполняюсь впечатлениями и знаниями каждую минуту. Каждую же минуту я убеждаюсь, что на этой работе мне точно будет интересно, что это необыкновенное агентство в своей деятельности занимается таким удивительным делом, что это не может не вдохновлять. Совершенно особенным чувством в моей душе разливалось ощущение, что я стала частью чего-то, дающего несчастной женщине шанс на то, чего ее лишила природа. Никто на свете не смог дать семье то, чего они жаждут больше всего, а их врач и «Горго» взялись и общими усилиями смогли. Потрясающее дело!
Примерно через час разговоров обо всем А. засобиралась уезжать. Ей нужно было на какую-то встречу. Пару раз она доходила до двери, потом поворачивалась и начинала еще какую-то тему. Затем, почти дойдя до двери, она сказала:
– Ой, нет, пойду еще в туалет зайду, – снова бросила сумочку на стол и пошла в озвученном направлении.
Выйдя, она снова пошла не к двери, а подошла ко мне, потому что я сообщила ей, что пришло письмо от ее клиентки, и она постояла рядом, пока я под ее диктовку написала ей ответ.
– Все, ответит – позвони, – сказала она, но опять пошла не к выходу, а понесла свою кружку из-под чая обратно в кухню.
– Ой, у нас там конфеты почти закончились, скажу Оле, она заскочит на днях в магазин и привезет тебе. А то вообще нечем клиентов угостить.
Она уже повесила сумку на плечо, бросила туда один телефон, второй взяла в руки, повернулась ко мне спиной, взялась за ручку входной внутренней двери, но развернулась и прошагала к журнальному столику.
– Возьму с собой! – и выбрав из вазочки пару шоколадных конфет, махнула мне рукой и наконец вышла из офиса.
Улыбка не сходила с моего лица. Что за теплая, трогательно рассеянная и проницательная женщина эта генеральный директор. Повезло мне! Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.
Во второй половине дня в этот день для меня началась настоящая работа. Этап знакомства и ликбеза пройден, и теперь я должна была без всяких скидок для новичков выполнять свою работу. Испытательный срок у меня три месяца, и я должна была не только понять, подходит ли мне эта работа, но и смогу ли я соответствовать возложенным на меня ожиданиям. Насчет первого я была уже практически уверена, а вот второе предстояло выяснить.
Оба телефона начали исправно звонить, хотя, справедливости ради, надо заметить, что сотовый – все-таки больше. От каждого звонка стационарного у меня пробегало маленькое стадо мурашек по позвоночнику, но это уже не был ужас, это было просто волнение, и я была в силах его побороть. В этот день я проконсультировала пару девушек, и каждой из них мне пришлось перезванивать, потому что случались вопросы, ответов на которые я не знала. Например, мне пришлось позвонить А. и уточнить, считается ли кесарево противопоказанием к участию в программе суррогатного материнства, если кесаревым были первые роды, а вторые после этого естественным путем. Если вам интересно, то да – конечно, считается. Рубец на матке никуда не исчезает, даже если после этого было пять своих родов естественным путем. Об этом, но чуть деликатнее, я и сообщила заинтересованной девушке, связавшись повторно. Второй раз мне пришлось побеспокоить А. с вопросом, если девушка 170 см ростом и 70 кг весом, то подходит ли она для донорства, и как тщательно мы должны оценивать лишний вес. В ответ мне открыли глаза на формулу ИМТ, онлайн-калькуляторов которой в интернете великое множество, а также советом все-таки в конечном итоге оценивать потенциальных доноров по фото. На разных людях одни и те же килограммы смотрятся по-разному, а девушка может оказаться очень симпатичной – и тогда ее с небольшим избыточным весом все равно выберут родители. Честно говоря, а теперь-то я точно знаю, о чем говорю – такое случается ооочень редко.
Еще я писала кучу эсэмэс. Потому что о каждом приеме, о каждом назначении, о каждой записи нужно было сообщить сурмаме или донору сначала звонком, а затем, положив трубку, написать эсэмэс, чтобы у девушки не было шансов забыть какую-то деталь, к примеру, адрес или дату. Мой сотовый был зеленого цвета «Нокией» неизвестной мне модели с серыми прорезиненными овальными кнопками. И эти самые кнопки требовали особого усилия при нажатии. А набирая сообщение на таком телефоне, тебе нужно было несколько раз нажимать на каждую кнопку вплоть до появления на экране желаемой буквы. Поэтому в конце дня у меня уже была небольшая вмятинка на большом пальце, свидетельствовавшая о моем трудовом усердии.
В последующие дни и недели, когда А. или М. звонили мне с информацией о предстоящем приеме очередной девушки, то я сначала записывала в планер, а уже потом начинала искать в интернете (чтобы лишний раз не докучать вопросами), в какой вообще клинике принимает названный начальницей доктор, где она находится и как до нее добраться, потому что, как выяснилось после очередного созвона с потенциальной сурмамой, если не дать женщине пошаговую инструкцию, включающую все повороты направо и налево в метро и от него до места, то она не доберется. Или доберется, но сильно опоздает, а этого допускать никак нельзя, потому что на приемы к тем врачам, с которыми сотрудничала «Горго», обычные люди записывались за несколько месяцев вперед. И эти врачи не имели возможности подстраиваться под опоздавших, несмотря на то, что нам они делали явные поблажки. Итак, мои сообщения ввиду этого обстоятельства становились длиннее.
Еще я ходила в банк сдавать деньги. В первые разы я, конечно, стрессовала. Хоть банк и находился буквально в 50 метрах от офиса, но я все равно упорно думала, что абсолютно все прохожие знают, что в моей сумочке несколько пачек денег. Поэтому я переобувалась (ведь на каблуках от злоумышленника не убежишь) и шла очень быстрым шагом. Да чего уж там, я буквально влетала в банк на третьей сверхзвуковой. Выдыхала я только тогда, когда меня провожали из общего зала в специальную комнату, где были комфортные мягкие диваны для ожидания клиентов отдела по работе с юр. лицами. Там почти никогда никого не было, в отличие от общего зала, откуда доносилось настоящее жужжание улья. И когда оператор менял мои пачки на квитанцию, я окончательно расслаблялась и вальяжно плелась обратно в офис, довольная тем, что сберегла капиталы. Чтобы продолжить стоять на страже телефонных звонков.
Иногда звонивший в офис обращался ко мне «Виктория», и мне приходилось представляться и объяснять, что, несмотря на то, что Виктории по этому номеру больше нет и не будет, я с удовольствием ему помогу. Не самыми комфортными были эти беседы с теми, у кого с моей предшественницей успели сложиться доверительные или даже приятельские отношения, как, например, у некоторых постоянных доноров. Но, по правде говоря, таких было мало. В основном девушкам было все равно, как меня зовут, далеко не все старались это запомнить, хотя я настойчиво подписывалась в конце эсэмэс. Скорее всего, они воспринимали меня как мы сейчас воспринимаем электронных помощников, с которыми сталкиваемся при звонке в банк. Подавляющее большинство из них никогда меня не видели, потому что офис не посещали, а участвуя в суррогатной или донорской программе, курсировали исключительно между клиникой репродукции и нашей лабораторией, а я была всего лишь голосом в трубке, своеобразным Фантомасом. Такое положение вещей меня очень забавляло. Все знают, что она есть, но никто ее не встречал. Если верить общепринятым нормам, то в женщине обязательно должна быть загадка. Так вот во мне ее было – обзавидуешься!
Глава 3
Январь 2012
Выход с январских каникул всегда немного грустное время, но оно является таковым только для тех, у кого были реальные каникулы. Как оказалось (кто бы мог подумать), в каникулы у женщин тоже начинались месячные, и значит, у меня была работа. Любое начало цикла может быть потенциальным началом программы, и начать ее через неделю, когда все наотдыхаются, будет уже нельзя. Поэтому если у женщины пришел цикл, то она отписывалась мне об этом в любое время дня и ночи, а я уже действовала в соответствии с заготовленным по этой конкретной кандидатуре плану – либо записывала на УЗИ, либо говорила начинать принимать контрацептив, либо терапию по подготовке к переносу или стимуляцию суперовуляции. Но праздники есть праздники, многие люди отдыхают так, что забывают обо всем на свете, поэтому на каждый день каникул у меня был список женщин, которым нужно позвонить и проконтролировать прием препаратов или в очередной раз напомнить, что я жду ее сообщения о цикле. Были, конечно, и такие, которые писали мне, несмотря на все напоминания, только когда месячные уже закончились. Тогда я с повинной головой звонила А. или М., в зависимости от того, под чьих клиентов была согласована девушка, и признавалась, что цикл упущен и теперь нам придется ждать февральского. Хорошо хоть клиентам об этом сообщала не я сама, а начальницы. Они, между прочим, тоже всегда были на связи и не пропадали с рабочих радаров ни на час.
Так что мои первые новогодние каникулы рабочего человека были вполне себе насыщенными. За предыдущие месяцы я уже успела понять, что моя работа не заканчивается в 18:00 и не уважает выходные, но теперь я осознала, что и новогодние праздники ей также нипочем. И, честно говоря, это не вызывало во мне гнева. Это рождало во мне чувство нужности и важности. И даже делало меня в своих собственных глазах каким-то значимым, незаменимым звеном всего этого сложного процесса.
В новом году в офисе появилось существенное изменение – у нас появился штатный бухгалтер Дарья, и теперь в офисе нас постоянно было двое. Несмотря на то, что А. и М. бывали на встречах в офисе почти ежедневно, он не был их постоянным рабочим местом. Не могу сказать, что была в восторге от своей новой коллеги, хоть она и занимала небольшую комнату слева от входа, которую мы к ее появлению расчистили от папочно-бумажных завалов, и не имела возможности или желания (но скорее всего, того и другого) проводить часы в непринужденных беседах со мной, на которые у меня все равно категорически не было времени. Она была старше меня лет на 15 и считала себя очень опытной не только в бухгалтерии, но и во всех житейских вопросах. У нее было совершенно поразительное убеждение, логического обоснования которому я не нахожу до сих пор: что М., так как она финансовый директор, является ее прямым руководителем, а А. как генеральный отношения к цифрам не имеет, поэтому она ей не очень-то и начальство. Не раз впоследствии я сталкивалась с тем, как А. по телефону или через меня просила Дарью что-то оплатить, а та звонила М. и спрашивала, стоит ли это делать. Меня это сильно удивляло, но как-то раз это произошло, прямо когда А. была в офисе, и Дарья при ней набрала М. со своим типичным запросом по платежу. И А. вскипела! Я до этого не видела, чтобы А. злилась или срывалась на сотрудников (меня или лабораторию). Иногда мы, конечно, высказывались злобно в отношении сурмам, доноров или клиентов, когда те срывали сроки, пропускали назначения или тянули с платежами, но это всегда было в режиме жалоб друг другу, просто высказать гнев. А тут злость А. была направлена на человека лично. Нет, она не кричала, но говорила очень недовольным и безапелляционным тоном. И я бы соврала, если бы сказала, что в глубине души немного не злорадствовала в этот момент. Да, ладно, хорошо, Дарья мне совсем не нравилась! Для меня единственный плюс ее существования в «Горго» был в том, что теперь не я считала и относила в банк наличные деньги. Чтобы до конца объяснить свою позицию (или попытаться привлечь вас на мою сторону), стоит рассказать, что когда в контракте наступал очередной расчетный период, т. е. в определенный срок беременности сурмамы родители должны были вносить определенный платеж, и я кричала Дарье со своего места:
– Дарья, у Котовской двадцатинедельное УЗИ сегодня было, результаты я родителям отправила, порадовала, они в курсе. Выставляй счет или приглашай в офис на оплату»,
Она обреченно и довольно показательно вздыхала. Нет, ее не напрягала ее работа в целом (хотя как я могу быть в этом уверена), ее напрягало, что это я говорю ей, что делать. И делать ей приходилось.
Кстати, мной также была разгадана тайна факса. Этот агрегат действительно использовался, и было у него ровно одно назначение – переписка с тубдиспансерами. Ума не приложу, почему эти учреждения не воспринимали электронную почту как практичный вариант связи. Они хотели, чтобы запрос на сверку тубокружения (это обязательная бумажка, когда женщина – в нашем случае сурмать – готовится к родам) присылали именно по факсу. Что ожидаемо, и ответ на этот запрос они присылали тем же путем. И отправка этих сообщений всегда на какое-то время уносила меня мыслями в 90-е со всеми их бандитскими стереотипами. А скрип выталкиваемого из аппарата листа тонкой бумаги возвращал обратно.
Сегодня, как обычно, у М. была встреча в офисе. Она никогда не опаздывала, всегда приезжала минут за пятнадцать до назначенного времени, чтобы успеть выпить кофейку и обсудить с нами какие-то рабочие моменты. В отличие от А., Она часто звонила мне через минут пять после того, как клиенты уже вошли в офис (о чем я ее уведомляла сообщением), и говорила:
– Алён, ну рядом я, рядом. Скажи, что уже подъезжаю! Налей им чайку пока. Уже налила? Ну дай договоры почитать, пусть пока изучают. Все-все, вот, за углом уже.
И появлялась еще минут через десять.
Итак, М. морозным вихрем ворвалась в офис без десяти двенадцать. Она сбросила вещи на вешалку и, стоя на входном коврике и отчаянно топая ногами, отряхивая снег с сапог, поздоровалась.
– Привет, девчонки! Ну как у нас дела? Работаете?
– Здравствуйте!
– Здрасьте. Да бездельем маемся, как обычно! – сказала я, с улыбкой прижимая к уху только что зазвонивший рабочий телефон. – Компания «Горго», здравствуйте! Чем могу вам помочь?
– Как обычно, – ухмыльнулась она. – Дарья, ну, иду тогда к тебе! Сколько там у нас денег на счете?..
И она бодро двинулась заваливать бухгалтера своими вопросами и поручениями в ее любимом «прямосейчас» стиле.
Вскоре мы услышали, как открываются входные двери и с типичным для января «отбойным» топотом из прихожей в офис входят две женщины. По всему видно, что перед нами мать и дочь – обе высокие, коренастые, темноволосые.
Я встала, предложила им вешалки, показала, куда присесть на диван, спросила, не хотят ли они чего, и процокала каблучками в кухню делать чай, а М. подошла, поздоровалась и уселась на кресло напротив дивана, представляясь.
Я уже много раз слышала подобные беседы и понемногу узнавала и запоминала, какими ключевыми фразами пользуется М., а какими А., и какие вопросы обычно задают родители, и что те им обычно отвечают. Когда я поставила две чайные пары на журнальный столик и вернулась за свое рабочее место, они уже обсуждали, у какого доктора родители делают ЭКО и когда планируют следующую стимуляцию. Я, как всегда, внимательно слушала и, конечно, рассматривала клиентов. Потенциальная генетическая мама Марина была женщиной лет тридцати семи с широкими квадратными плечами и кудрявой шевелюрой, в серо-бежевом свитере под горло, рукава которого она то и дело подтягивала на кулаки, как иногда делают неуверенные в себе дети, в темно-синих джинсах и высоких кожаных сапогах с меховыми отворотами, под которыми, конечно, после их ухода останется лужица талого снега. Ее мама Любовь Викторовна была корпулентной женщиной генеральской выправки с заметной, но благородной сединой и властным голосом, в темно-зеленом шерстяном платье с приколотой в районе правой груди брошью в виде птицы из разноцветных камней. Это были не те клиенты, которые пришли просто проконсультироваться и узнать общую информацию по ценам и программам, это были люди из тех, что пришли выяснить все то, что мы тут от них собирались злодейски скрывать, но они все равно выбьют. Такой посыл считывался в этой встрече по самому началу диалога.
– Послушайте, М., мы понимаем, что мы у вас не одни, но Марине с мужем действительно нужна лучшая сурмама. Мы не хотим несколько раз зря тратить деньги, да и Марина не так молода уже, чтобы бесконечно стимулироваться.
Сама Марина в этот момент натягивала рукава свитера на кулаки и смотрела на изображение на обложке журнала, который лежал на столике перед ней.
– Нам вас посоветовал Коновалов, – продолжала мама, – а мы ему доверяем. Но это, естественно, не значит, что мы готовы во всем положиться на вас, мы будем все проверять сами. Мы прекрасно разбираемся в вопросе и хотим быть в курсе всего обследования сурмамы, потому что Марина с Сергеем оба у нас врачи.
– О, это чудесно, – фальшиво воодушевилась М., – вы занимаетесь гинекологией?
– Мы стоматологи, – ответила Марина, подняв на М. глаза.
Я хмыкнула про себя. Хуже клиента-врача может быть только врач из кардинально другой области, уверенный, что он отлично разбирается в вопросе.
– А вы требуете у потенциальной сурмамы справку от стоматолога? – продолжила она, коль уж Любовь Викторовна дала ей такую возможность.
– Нет, – ничуть не смутившись, ответила М.
Она вообще обладала уникальным даром отвечать на вопросы клиентов не так, как им хотелось бы, самым ровным и позитивным тоном, каким только располагала, чем иногда выбивала их, ожидающих чего-то вроде извинений и заискиваний, из колеи.
– Этого нет в Приказе Минздрава, репродуктологи это не требуют, поэтому, конечно, нет смысла этим заниматься.
– Ну как же?! – искренне возмутилась мама и теща стоматолога. – А если у нее в беременность разболится зуб, мы что делать будем?
– Если разболится, будем лечить, – ничуть не снижая градус уверенности и позитива, сказала М.
Глаза обеих женщин увеличились до неприличных размеров и со смесью шока, негодования и недоверия сфокусировались на М.
– Как это, лечить? – начинала закипать Любовь Викторовна. – А как же наркоз? Это же вредно для ребенка.
– В любой ситуации врач должен оценивать соотношение потенциальных рисков с потенциальной пользой от процедуры. Поэтому краткосрочная местная анестезия, для того чтобы быстро решить проблему и не причинять беременной женщине страданий, это вполне разумно и нормально.
– Так почему просто не проверить у суррогатной мамы перед программой полость рта? Пусть она сначала все вылечит, а потом брать ее в программу, – резонно (с ее точки зрения) заметила Марина.
Я снова хмыкнула про себя. Два раза.
– Смотрите, ну мы не можем тратить столько времени на подбор. На самом деле, найти среди женщин, претендующих на участие в программе суррогатного материнства, ту, которая раз в полгода посещает врача, вовремя делает пломбы и чистки и имеет на это не только время, но и деньги, достаточно проблематично. Вы же работаете стоматологом, вы же прекрасно знаете, что это дорого.
– Да какая разница, – не унималась будущая бабушка, – это же ее работа. Это вот такое условие для приема на работу, пусть сначала все вылечит, а потом придет. И не говорите мне про деньги, можно в бесплатной стоматологии по прописке это сделать!
Я уже вовсю закатывала глаза. Благо им было этого не видно, потому что для них мое лицо скрывалось за монитором компьютера. Я нашла это положение за столом в первую же неделю работы в «Горго».
– Зачем нам отказываться от хорошей сурмамы, если мы без проблем возьмем ее в другую программу? Да и лечение, даже если она на него согласится, может занять месяцы. В бесплатную стоматологию надо еще талончик взять, это все время. Мы бы не гарантировали по контракту подбор сурмамы за 10 дней, если бы у нас были такие критерии подбора.
– Ну, это не дело! – возмутилась Любовь Викторовна.
– Наверное, мы можем сами ее посмотреть. Если все остальное хорошо, то запишете ее к кому-то из нас с Сергеем на прием, и мы посмотрим.
Мама одобрительно похлопала Марину по коленке и недобро метнула взглядом в М., чем как бы без слов сказала: «Мы тут за тебя решили твою проблему!»
– Хорошо, – без лишних рассуждений, сказала М. – Алёна, пометь у себя дополнительно, что нужно будет показать стоматологу кандидатку в этом контракте, – обратилась она ко мне, полуповернувшись на кресле.
Обе женщины тоже перевели на меня взгляд и задержали его до тех пор, пока я, чуть выехав из-за компьютера, показательно не написала слово «стоматологи» в планере рядом с сегодняшней датой и временем их назначенной встречи. Они, конечно, не видели, что я пишу, но, видимо, пустить на самотек такое важное действие, как заметка, они не могли. А я про себя подумала, что необходимости что-то отмечать тут нет, и уж этих-то дам я точно вряд ли забуду.
Дальше обсуждение шло по накатанной. Стандартные вопросы – стандартные ответы М. Не совсем необычным оставалось лишь то, что беседой верховодила мама будущей родительницы, а не сама женщина, принявшая решение прибегнуть к помощи суррогатной мамы. При том что внешне она не была забитой серенькой мышкой, да и лет ей было уже не 20, но открывать рот на секунду раньше или, не дай Бог, перебивать маму она не смела. А мама между тем рассказывала такую личную, и особенную, и такую похожую на многие другие историю борьбы с бесплодием: попытки естественного зачатия, походы к гинекологу, бесконечные обследования, снова попытки, обследование на все самые изощренные заболевания, снова попытки, поход к репродуктологу, теперь уже попытки ЭКО, гистероскопии, снова попытки ЭКО, лапароскопии, гистеросальпингографии и снова и снова попытки. Почти девять лет попыток и упрямый, злой и насмешливый отрицательный ХГЧ раз за разом. История «обязательной боли», так собирательно я называла потом это про себя. Потому что никто не решается на суррогатное материнство или донорство или то и другое в комплекте, если не пройдены все круги медицинского ада в надежде все-таки найти все время ускользающую от внимания врачей проблему, излечить ее и победить природу. Никто не перешагивает порога нашего офиса, если сохраняет хоть какую-то надежду справиться самостоятельно. Поэтому, к сожалению, все родители описывают примерно одинаковый путь страданий, приведший их к нам.
Затем М. рассказывала о нашем Медицинском центре, который мы между собой называли лабораторией или просто лабой, где мы ведем все наступившие беременности суррогатных мам, о городской больнице, с которой у нас есть договоренности в случае необходимости госпитализации сурмамы, о роддоме и враче в нем, у которого мы обычно рожаем, и о том, как мы подготавливаем документы и сопровождаем родителей в ЗАГС для получения свидетельства о рождении их ребенка. И после рассказа о ведении Марина неожиданно оживилась.
– А как часто вы их проверяете на ВИЧ и гепатиты?
– По приказу, такие анализы берутся у беременной двукратно, только при постановке на учет по беременности – это у нас происходит в 12 недель, и потом в 30 недель.
– Два раза?! – чуть не задохнулась от возмущения женщина. – А перед переносом?
– Конечно, обследование перед программой тоже включает в себя ВИЧ, сифилис и гепатиты В и С. Мы же с вами вначале обсудили предпрограммное обследование.
Черт, я просто обожаю, когда М. между делом как бы случайно подмечает, что надо быть внимательней, чтобы не приходилось повторять одно и то же миллион раз. Ни у кого не получается делать это так просто, и метко, и так по-деловому, совершенно не меняя тон на назидательный. Я до сих пор так не умею.
– То есть всего три раза, правильно? – не унималась Марина.
– Да, – никак не отреагировала М. на нарастающее возмущение клиентки.
– Но это же совершенно недостаточно! – подключилась Любовь Викторовна. Ей вообще было много не надо.
– Мы работаем четко по Приказу, – ничуть не смутилась М.
– Но даже любой нормальный человек сдает эти анализы раз в год, а тут беременная женщина. Нужно сдавать их каждый месяц!
На ее словах про ежегодную сдачу мои глазные яблоки закатились так, что сейчас рассматривали мозг изнутри. Я лично не знала ни одного человека с такой страстью к регулярной сдаче этих (и любых других) анализов. Мне было 21, и моим друзьям, соответственно, примерно столько же – все логично, анализы – последнее, о чем мы в жизни думали. Да я в жизни анализ на ВИЧ с гепатитами не сдавала!
– Но вы ведь знаете, – вкрадчиво начала моя начальница, взывая к медицинскому образованию будущей мамы, – что анализ покажет положительный результат только через ТРИ месяца после потенциального заражения. И если эсэм не меняла полового партнера, не лечила зубы, не делала татуировок или пирсинга, что в программе запрещено, то и путей заражения у нее не остается. Правильно же?
– Да все понятно, ну а вдруг?
