мне вольется, как сила немая.
И я в город вернусь этот, вновь
все, что жизнь мне дала, принимая.
Забытая коса
Рано утром, поднявшись чуть свет,
в час, когда еще в поле роса,
накормив, проводил старый дед
до ворот молодого косца.
Тот разжег, до опушки дойдя,
костерок, и в огонь щедро лил
свой кумыс и у Духа огня
для себя всё удачи просил.
После правил косу. Луч косой,
первый, тихо пронзал в небеса…
Вдруг косец замахнулся косой —
и в тиши зазвенела коса.
Что ж, созрела трава – дед был прав —
гнется уж, соком жизни полна…
Взмах за взмахом – и скошенных трав
за волною ложится волна.
И холодные капли росы,
блеск зари на которых еще,
к острию припадают косы
и стекают с него горячо.
Так вот, духами предков храним,
он и косит: ни буря, ни гром
не страшны ему. Поле за ним
разноцветным ложится ковром…
Не царями народ наш всегда
славен был – косарями, скорей,
ведь была для улуса беда,
если не было в нем косарей.
Но теперь жизнь другая. Теперь
всё машины – в полях, на лугу…
А коса… Коль открыть эту дверь,
то висит где-то в дальнем углу.
Мечта
Из слов простых, из малых сих,
тех, что идут из сердца, братцы,
сложить бы мне великий стих,
который мог бы в вас остаться.
Иль холст загрунтовать. И вот,
внимая струнам тем, что свыше,
такой писать вам натюрморт,
в котором вновь природа дышит.
Иль чувства в звуки воплотив,
вам флейтою души нетленной
сыграть всего один мотив —
тот, что есть музыка вселенной.
Иль, как цветы, сжимать в руке
всю красоту моей отчизны,
тому вручая тот букет,
кому без родины нет жизни.
Но если б что-то всё же смог
я из того, мне грустно б стало,
что мой земной исполнен долг,
а жизнь нельзя начать сначала.
Очарован
Стихами теперь очарован я так,
как будто впервые узрел белый свет.
В поэзии делаю робкий свой шаг —
в том деле, святее которого нет.
Стихами теперь очарован я так,
что знаю уже: мир устроен не зря.
Как будто вокруг прежде был только мрак,
и вдруг предо мной заалела заря.
Стихами теперь очарован я так,
что кажется мне – я уже не умру.
И жаворонок, в небе рея как флаг,
я знаю, о чем тут поет поутру.
Стихами теперь очарован я так,
что жизнь все сильней, все отчетливей я
люблю тут, с любым, будь то друг или враг,
о жизни словами любви говоря.
Язык Саха родной
Люблю язык Саха родной
за красоту, что краше нет,
за то, что он всегда со мной,
непостижим, как звездный свет.
Люблю родной язык Саха
за четкость: бьет не в бровь, а в глаз
иная фраза иль строка.
Так предок мой стрелял как раз.
Люблю Саха родной язык
я за душевность теплых слов,
ведь, как глоток кумыса, вмиг
он исцелить меня готов.
Люблю язык Саха родной.
Он так глубок, как глубь морей,
так щедр, как никакой иной,
как недра родины моей.
В первый и в последний раз
Живем на свете все мы только раз.
И каждый раз для нас – всё как впервые.
Был день, когда впервые с неба нас
лучи согрели солнца огневые.
А этот день – без жара и огня.
И солнце, если вдруг заглянет в просинь,
кричит нам: «Эй, запомните меня!
Таким уже не буду!» Словно просит…
Ведь, в сущности, проснувшись утром, мы
день, что в права вступает, видим в первый,
Но и в последний раз всегда, увы:
обычные заботы, спешка, нервы…
Так день за днем и тянется оно,
из года в год, из лета снова в зиму…
И в каждом настоящем дне зерно
грядущего заложено незримо.
И значит, надо жить – здесь и сейчас.
Жить полной жизнью, радостно и смело,
ведь в первый и, увы, в последний раз
мы в этом мире. В этом-то все дело!
Сын севера я
Родился я ранней весной,
в краю под Полярной звездой,
где зной и мороз ледяной
живут, став друг к другу спиной.
И я по природе упрям —
не сдался холодным ветрам.
И к цели прямой в летний зной
я путь не искал объездной.
Как апрельской зарей облака,
душа моя так же тонка.
И, как предрассветный мороз,
силён я и крепок всерьез.
Но все же – сын Севера я.
И в жаркие если края
попал, в моем сердце всегда —
снег первый на корочке льда.
Якутск
Где от протяжных западных ветров
вас сопка защищает, словно кров,
где солнце в Сайсары нырнуть беспечно
