Все, окружив стол, принялись за угощение. Стульев не хватало, Чэнь Хай и Лу Икэ смогли лишь притулиться на краю кровати. Хоу Лянпин, выразительно посмотрев на Чэнь Хая, сказал:
– Из нас, «троих героев» факультета политологии и права, не хватает лишь одного – Ци Тунвэя. Эй, а почему этот мой старый конкурент не пришел? Ты что же, его не позвал?
– Звал; он не может прийти. Говорит, что как раз заседает, ставит задачи электронщикам для выяснения схемы утечки информации по телефонной линии. – Затем Чэнь Хай добавил: – Когда это произошло, мы с Ци Тунвэем всю ночь глаз не сомкнули, но нагоняй всё равно получили…
– А давайте будем более открытыми. – Лу Икэ, откинув короткие волосы, встала с рюмкой вежливости[11 - Рюмка вежливости – у китайцев принято поочередно чокаться по отдельности с принимаемыми гостями, специально подходя к ним с наполненной рюмкой.] для Хоу Лянпина. – Говорят, ваше прозвище «Хоуцзы»; мы, кто в управлении Чэня, люди очень прямые… Скажите, когда вы вместе учились, вы ведь частенько третировали его?
Хоу Лянпин, глотнув из бокала, склонил голову:
– Ай-яй-яй, начальник Лу, мы же с вами не подлизываемся к начальству. Кто кого третировал? Да это ваше руководство нас третировало! В университете постоянно могли приключаться разные истории; то я тратил деньги, угощая студенток кофе, то у вашего руководства были романтические отношения…
Чэнь Хай начал шутливо рассказывать, громко жалуясь на судьбу:
– Четыре года в университете этот Хоуцзы спал на нижнем ярусе – неужели потому, что я такой уступчивый? Я тоже хотел спать внизу, но не спал ведь! Теперешний начальник Хоу в те годы был слишком резвой обезьяной, он же не ложился в постель, а впрыгивал! Когда я поначалу устроился на нижней кровати, он поистине проявил большую обезьянью хитрость и частенько будил меня своими прыжками. Если вечером этот парень не возвращался, я не отваживался засыпать в его отсутствие – в конце концов, пришлось по собственной воле уступить ему нижний этаж. Хоуцзы, прошу тебя, не прыгай, лежи поспокойнее на своем нижнем ярусе!
Все захохотали. Старый Чэнь Яньши с супругой смеялись до слез: эти двое однокашников и правда большие шутники.
Незаметно они выпили целую бутылку «Особой Цзинчжоуской»; но если Хоу Лянпин умел пить, то Чэнь Хай явно перебрал. К тому же прошлой ночью он совсем не спал, так что теперь его закачало и глаза затуманились. В итоге, как только его тело коснулось кровати, он тут же захрапел.
Лишь тогда Хоу Лянпин пояснил Чэнь Яньши настоящую цель визита – его очень заинтересовало то самое письмо со швейной фабрики «Дафэн». Действительно, директор этого предприятия Цай Чэнгун был другом детства Хоу Лянпина. Он и раньше уже звонил, жаловался, что его обманули и отобрали права акционера. Но Хоу Лянпин тогда думал, что это обычные экономические споры, и не придал им значения. Сегодня, невольно узнав, что старик тоже подписался под жалобой, он уже не мог пренебречь этим. Чэнь Яньши сказал:
– Это ты правильно сделал, Чэнь Хай вот не принял во внимание мою жалобу.
Хоу Лянпин попросил рассказать подробности. Чэнь Яньши, прищурившись, призадумался и начал вспоминать. В тот год швейная фабрика являлась государственным предприятием, и он, будучи вице-мэром Цзинчжоу, отвечал в это время в основном за реформу по акционированию предприятий, чтобы рабочий коллектив имел на руках акции. Позже он покинул Цзинчжоу, переведясь на работу в прокуратуру провинции, рабочие же, если у них возникали какие-то дела, по-прежнему обращались к нему.
В прошлом году разгорелся экономический конфликт – Цай Чэнгун, используя право долевой собственности, взял под залог у корпорации «Шаньшуй» пятьдесят миллионов, а когда подошло время, не смог их вернуть. По решению суда права акционеров перешли к корпорации «Шаньшуй», и предприятием «Дафэн» завладели другие люди. Сейчас цена земли в Гуанминху взлетела вверх, говорят, что один только участок, на котором стоит предприятие, стоит уже миллиард! Рабочие, держатели акций, пошли на отчаянный шаг – они захватили территорию фабрики, не соглашаясь передавать ее корпорации «Шаньшуй». Цай Чэнгун исчез – говорят, что он сбежал в Пекин подавать петицию.
Хоу Лянпин спросил:
– Ну и какое отношение это дело имеет к сбежавшему вице-мэру Дин Ичжэню?
Чэнь Яньши продолжил:
– Кое-какое имеет. Дин Ичжэнь – главный распорядитель проекта «Гуанминху» и весьма близок с леди-боссом корпорации «Шаньшуй» Гао Сяоцинь. Рабочие подозревают, что с закладом прав акционеров дело нечисто. Вполне возможно, что Дин Ичжэнь кое-что получил от Гао Сяоцинь, поэтому они на него и заявили. У меня тоже такое чувство, что в этом деле есть сомнительный момент, и я надеялся, что руководство Цзинчжоу по закону защитит право собственности рабочих-акционеров. Кроме того, в заявлении я подробно описал ситуацию и подписался. Но руководство города не приняло это заявление во внимание. Начальник департамента Чэнь, мой сын, тоже не возбудил дело, чтобы тщательно всё расследовать. Решили, что это обычный экономический спор. С тех пор на мою голову посыпались проблемы; некоторые даже заподозрили меня в том, что я защищаю фабрику «Дафэн» и получаю за это деньги!
Хоу Лянпин задумался:
– Дядя Чэнь, у вас в руках есть какая-то конкретная ниточка?
Чэнь Яньши покачал головой:
– Хоу Лянпин, это вам придется приложить усилия для того, чтобы расследовать дело и найти такую ниточку! Сейчас факты таковы: Дин Ичжэнь сбежал. Как именно он сбежал? Поймайте Дин Ичжэня, и ниточек будет немало!
Хоу Лянпин горько рассмеялся:
– Так ведь Дин Ичжэня ваш сын упустил!
Чэнь Яньши весьма удивился. Действительно, до этого момента старик не знал, что Дин Ичжэнь, оказывается, сбежал из рук его сына. Не сдержавшись, он покачал головой, вздохнул и начал крепко ругаться. Но потом всё-таки перешел к Чжао Личуню. Хоу Лянпин слышал, что Чэнь Хай говорил о каком-то безнадежном счете старика к Чжао Личуню, и сегодня наконец-то понял, в чем дело. Чэнь Яньши жаловался на то, что стиль партийной работы, стиль государственного управления и общественные нравы испортились в провинции в результате деятельности Чжао Личуня в качестве руководителя. Когда тот стал в Цзинчжоу мэром, он оторвался от масс. К примеру, летом он, сетуя на жаркую погоду, скрывался для офисной работы в небольшой гостинице, оборудованной кондиционером. Чэнь Яньши, будучи тогда вице-мэром и по совместительству начальником городского отдела общественной безопасности, ездил в ту маленькую гостиницу к Чжао Личуню, чтобы озвучить общественное порицание и принудить к самокритике.
Хоу Лянпин много раз слышал эту историю, однако сделал вид, что слышит ее впервые:
– А товарищ руководитель воспринял это «принуждение» или нет?
Чэнь Яньши ответил:
– Воспринял! Он выступил с самокритикой на малом собрании партийной ячейки правительства, и мне показалось, вполне искренне.
Хоу Лянпин улыбнулся:
– Искренен? Действительно искренен? Как же тогда он мог свести с вами счеты?
Чэнь Яньши повернул голову:
– Эй, что ни говори, а в то время со стороны Чжао Личуня это действительно выглядело настоящей самокритикой! Лянпин, я тоскую по той эпохе: были идеалы, дух! Один замсекретаря из городского правительства получил от кого-то тайваньский кондиционер: так его уволили с государственной службы и исключили из партии! Если сравнить с сегодняшним днем, то он получил бы уже пару BMW или «мерседесов», а народ еще считал бы его чистым чиновником!
– Ай-яй-яй, снова сетуете? Опять там кто-то получил BMW, «мерседес»? А вам бы поскорее донести!
– Я просто рассказываю. Возможно, я немного преувеличиваю, однако нынче уровень коррупции слишком высок!
– Это так, потому-то мы и должны твердо ей противостоять, нужно решительно отрубать руку, укушенную змеей, и отскрести до костей, выгоняя яд.
Чэнь Яньши, у которого редко бывали подобные случаи поговорить и излить душу, открыл еще одну бутылку, налил Хоу Лянпину, а потом себе:
– Некоторые кадровые работники говорят, что противодействие коррупции лишило их опоры в жизни! Это, интересно, что за речи?
– Именно, пусть они продолжают загнивать, и не будем бояться, что народ не имеет опоры в жизни, – Хоу Лянпин за компанию с произносившим пламенную речь стариком невозмутимо опустошил свой бокал, а заодно и бокал Чэнь Яньши.
Чэнь Яньши воодушевился:
– В начале реформ и открытости некоторые говорили, что коррупция – это смазка экономического развития, а я всегда был решительно против, еще и статью написал! Сейчас, казалось бы, видно, что коррупция – детонатор социальных потрясений… Ого! Ты, обезьяний сын, зачем выпил мою порцию?
Хоу Лянпин, подставляя очередной бокал, пошутил:
– Вот и хорошо, дядя Чэнь, и не пейте! А то выпьете лишнего – переругаете всё руководство, и кто тогда отважится составить вам компанию? Опять-таки, у нас с Чэнь Хаем куча дел…
Под вечер, вместе отправившись в аэропорт, Хоу Лянпин и Чэнь Хай всю дорогу вели задушевные разговоры. По пути в голове у Хоу Лянпина бродили сомнения. Проект «Гуанминху» – это крупнейший в провинции проект реконструкции старого города, предполагавший колоссальные инвестиции, исчисляемые миллиардами. Дин Ичжэнь управлял всем проектом; у него наверняка есть здесь помощники. Сейчас вопрос в следующем: есть ли за спиной у Дин Ичжэня еще более значительная поддержка? Не преследует ли его бегство осознанную цель – обрубить нити для следствия? Дин Ичжэнь скрылся, но, как говорится, монах сбежал, а храм остался. Этот инвестиционный проект на сорок восемь миллиардов и есть огромный храм. Необходимо взять его под жесткий надзор: пусть заинтересованные стороны себя проявят.
Чэнь Хай часто кивал головой, выражая согласие, однако говорил немного. Хоу Лянпин видел, что этот парень сходится с ним во мнении, и вполне возможно, что начальник департамента давно уже и сам тайно наблюдает за оставшимся храмом.
Заходящее солнце окропило золотым светом всю землю. Сквозь ветровое стекло взору открывалось прозрачное небо – такое голубое, будто его промыли. Облака спокойно плыли куда-то, уносимые ветром, похожие то ли на стадо овец, то ли на вату, то ли на снежные горы. Самолеты один за другим взмывали в небо – большие стальные птицы разрезали тихую мирную картину, с величественным рокотом уходя вдаль и ввысь.
В момент прощания Хоу Лянпин внезапно спросил с хитрой усмешкой:
– Ты, парень, что-то от меня скрываешь, а?
Чэнь Хай поднял простодушное детское лицо, глаза его были полны невинности:
– Что тебе опять не так?
Хоу Лянпин приблизил свое лицо к Чэнь Хаю:
– Ты точно вычислил нить, ведущую в гнездо паука, ведь так? И к тому же у тебя появился ориентир! Эй, скажи-ка мне, стоящий за Дин Ичжэнем большой парень – кто он?
Чэнь Хай немедленно замотал головой:
– Ай-яй-яй, Хоуцзы, я не такой кудесник, как ты, это ты – волшебная обезьяна!
– Какая волшебная обезьяна? Чэнь Хай, я знаю, что ты жутко принципиальный, и если нет железных доказательств, слова просто так не скажешь. Но, допустим, старший брат тебя попросил, насплетничай мне, хорошо? – настаивал на своем Хоу Лянпин.
Чэнь Хай упорно тряс головой:
– Начальник Хоу, разве в нашей работе можно сплетничать? Не боитесь совершить ошибку?
– Я знаю, что ты хотел изучать придурошный даосизм, целый день самосовершенствуешься, прикидываешься, что упражняешься, скрываешь свои истинные намерения… Притворщик ты, ступай к чертовой матери! – Хоу Лянпин, искоса глядя на Чэнь Хая и вылезая из машины, сильно хлопнул дверцей.
Покладистый Чэнь Хай, чувствуя себя неловко, вышел из автомобиля и прошел за Хоу Лянпином несколько шагов, догнал и преградил ему путь:
– Эй, братец Хоу, не бранись, как только в деле будет прорыв, я первый тебе позвоню!
Хоу Лянпин только теперь улыбнулся:
– О! А вот это правильно! И вот еще что: про «вторую народную прокуратуру» твоего отца я тоже понял и еще больше стал его уважать!
Договорив, он помахал рукой и скорыми шагами удалился…
Глава 5. Фабрика у озера
Ли Дакан умел находить наилучший выход из сложных ситуаций, напоминая резиновый мяч, который тем выше отскакивает, чем сильнее по нему бьют. Он давно прославился на всю провинцию как заядлый трудоголик среди кадровых работников. Ли Дакан знал, что с момента неожиданного бегства Дин Ичжэня над его окружением темным колпаком нависла тень. Повсюду подозрение, критика, насмешки. Хотите отделаться от тени – найдите точку прорыва. Что ж – работа по реконструкции территории вокруг Гуанминху и стала избранной им точкой прорыва. На другой день после бегства Дин Ичжэня Ли Дакан перевез к себе в офис ящик с песком и с макетом нового города, и в часы досуга пристально рассматривал его. Причем настолько сосредоточенно, что не замечал, как длинный кончик пепла от сигареты падает в ящик с песком. Высящиеся вдоль берега озера ряды офисных центров, коммерческих зданий, элитных домов были его мечтой и надеждой. Если ящик песка превратится в реальность, то он сможет обратить нависшую над ним тень в сияние.
В эти несколько дней Ли Дакан последовательно созывал совещания самых разных уровней – от горкома партии до городского правительства; подчеркивая важность проекта «Гуанминху», он требовал от руководителей городского уровня рассредоточить «войска», держать ключевые позиции и обеспечить стабильность работы инвесторов. Лишь при удержании этих позиций не произойдет массового оттока средств, и у проекта «Гуанминху» будут блестящие перспективы. Когда придет время, ВВП и фискальный налог города Цзинчжоу смогут подняться на новый уровень. Это позволит политическим кругам провинции взглянуть на проект иными глазами, а также придаст вес политическому существованию вновь прибывшего секретаря парткома провинции Ша Жуйцзиня. Следует сказать, что эти старания не были напрасны: настроения инвесторов стабилизировались.
Тем не менее, если хорошенько поразмыслить, несколько странно, что до настоящего времени не проявился ни один из тех, кто давал взятки Дин Ичжэню. Секретарь дициплинарной комиссии Чжан Шули докладывал Ли Дакану в полном замешательстве:
– Неужели Дин Ичжэнь стал образцом честности? А вдруг в Пекине ошиблись?
Но Ли Дакан считал, что, поскольку Дин Ичжэнь сбежал, всем не терпится прикинуться непричастными, то есть если и давали что – нельзя об этом говорить! Чжан Шули возражал ему:
– Работники нашей дисциплинарной комиссии провели серьезную проверку и действительно не нашли хоть сколько-нибудь хитроумных трюков Дин Ичжэня в проекте «Гуанминху»; всё, что нашли, – ничтожная мелочевка, а никаких крупных дел нет.
Ли Дакан пустился в рассуждения:
– Если нет крупных дел, малыми тем более нельзя пренебрегать.
Лишь тогда Чжан Шули нерешительно доложил о том, что директор фабрики «Дафэн» Цай Чэнгун дал взятку Дин Ичжэню. Между этими двумя существовали какие-то темные коммерческие отношения. Правда, на сегодня нет никаких неопровержимых доказательств…
Ли Дакан, сверкнув глазами, распорядился:
– Выясни, хорошенько выясни всё по этому Цай Чэнгуну!
Едва секретарь дисциплинарной комиссии Чжан Шули ушел, как тут же с докладом прибыл префект района Гуанминцюй Сунь Ляньчэн.
Сунь Ляньчэн, назначенный главным управляющим проектом «Гуанминху», имел особое право в любое время докладывать Ли Дакану о ситуации. Войдя в кабинет, он со свинцово-мрачным видом сразу начал рассказывать о проблеме, связанной с переездом людей из-за сноса домов. На фабрике «Дафэн» – самые упорные непереселенцы на всём побережье озера Гуанминху, их невозможно выдрать оттуда никакими средствами. Ли Дакан взорвался:
– Нет таких гвоздей, которые невозможно выдернуть, иначе ты – главный управляющий – на кой ляд там сидишь? Прибежал ко мне сюда жаловаться на судьбу?
Но Сунь Ляньчэн пришел не только жаловаться. Он сообщил следующее:
– Корпорация «Шаньшуй» хотела бы сделать сообщение для секретаря Ли, нельзя ли назначить дату и время?
Ли Дакан прекрасно знал о важности корпорации «Шаньшуй» для реконструкции территории Гуанминцюй, но тем не менее, склонив набок голову, спросил о мнении Сунь Ляньчэна на этот счет. Сунь Лянчэн сказал:
– Если корпорация «Шаньшуй» сможет получить вашу поддержку, фабрику легко снести. Конкретные меры они сами придумают.
Ли Дакан задумался на минуту и согласился.
В тот же вечер Ли Дакан вместе с Сунь Ляньчэном, а также несколькими начальниками департаментов, имеющими отношение к делу, и руководителем корпорации «Шаньшуй» Гао Сяоцинь приехали на берег озера Гуанминху. Висящая в небе яркая луна отражалась бликами на воде, как будто рассыпала кусочки серебра. Самый что ни на есть сезон начала осени по лунному календарю. Легкое дуновение ветерка и плывущая по воде дымка вызывали в душе невыразимое ощущение покоя. Озеро Гуанминху было для Цзинчжоу местным озером Сиху[12 - Сиху – озеро в Ханчжоу, одна из национальных достопримечательностей Китая. Его изображение – на купюре в один юань.]; несколько предыдущих руководителей горкома хотели разбить на его берегу новый город, однако из-за нехватки средств и по другим причинам эту идею до сих пор не реализовали. На самом же деле, если говорить откровенно, не хватало энергии и способностей руководства, не хватало такого мощного секретаря, как Ли Дакан. Сейчас он стоял на горе, прикуривая сигарету, и ему грезилось, будто на берегу озера уже высятся те огромные здания из песочного ящика…
Вдруг со стороны озера раздались звуки величественной песни: «У нас, рабочих, сила есть, мы изо дня в день трудимся…» Песня доносилась из репродуктора швейной фабрики «Дафэн». Услышать подобное здесь и сейчас – настроение просто не могло не быть испорченным. Ли Дакан нахмурил брови, реальность оказалась весьма прозаичной – снос зданий на берегу озера Гуанминху и переселение в другие районы наполовину завершены, лишь эти швейные цеха превратились в препятствие. Посреди огромного пустыря, усеянного развалинами снесенных домов, высился ряд старых зданий, свет ламп резал глаз, будто это сверкал город демонов. Это вызов, это демонстрация мощи, а также насмешка над ним самим – секретарем Ли Даканом – и его силой. Настроение крупного городского руководителя моментально испортилось. Ли Дакан бросил наполовину выкуренную сигарету на землю и растоптал ее.
Густой и приятный голос Гао Сяоцинь, говорившей с уским акцентом, прозвучал над ухом весьма кстати. Она в строгом деловом костюме часто сопровождала Ли Дакана. Эта изящная, элегантная женщина, со стройной фигурой и аристократическими манерами выглядела утонченной и очаровательной. Сочетание интеллигентности и веселого, с лукавством, взгляда делало ее образ весьма незаурядным. Ли Дакан давно втайне решил помочь ей – но не ради ее прекрасной внешности, а во исполнение своих грандиозных планов и великих дел.
Гао Сяоцинь рассказала Ли Дакану, что коррупционер Дин Ичжэнь действительно очень сильно всем навредил. И неизвестно еще, сколько нечестных денег он получил от Цай Чэнгуна, чтобы рабочие фабрики «Дафэн» в конце концов незаконно захватили и удерживали производство, принадлежащее корпорации «Шаньшуй», – это просто немыслимо! Теперь Дин Ичжэнь сбежал, Цай Чэнгун тоже исчез! Цай Чэнгуна искали, чтобы посовещаться с ним по поводу переезда в связи со сносом, но не нашли его. Звонят по телефону – Цай Чэнгун не отвечает, посылают сообщения – тоже молчит. Настоящая цель подстрекательства Цай Чэнгуном рабочих к незаконному захвату фабрики – шантаж правительства! Дин Ичжэнь что-то получил от Цай Чэнгуна, и теперь нужно принудить их, уступать больше некуда.
В стеклах очков Ли Дакана неожиданно отразилось сияние луны:
– Гендиректор Гао, и как же именно вы поступите?
Гао Сяоцинь, не показывая эмоций, спокойно рассказала, что Цай Чэнгун не вернул долг, и суд постановил передать предприятие корпорации «Шаньшуй». После этого на основании требований горкома партии и городского правительства корпорация достигла соглашения – в первую очередь, с правительством района – о переселении в связи со сносом. В принципе, фабрику должны были снести еще полгода назад, однако рабочие захватили ее. Дин Ичжэнь не позволил ее сносить, сказав, что у предприятия осталишь еще заказы и надо дать рабочим их выполнить. Однако производству не видно ни конца, ни края. Цай Чэнгун непрерывно принимает новые заказы, и производство действует вот уже полгода сверх оговоренного срока, и никто еще не передал здания под снос с переездом. Рассказав до этого места, Гао Сяоцинь возмутилась:
– Наша же территория, а мы с сотрудниками правительства не можем туда войти. Закон всё-таки считается или нет? Подписанный нами договор с правительством имеет силу или нет? Нужно или не нужно начинать строить новый город в Гуанминху? Секретарь Ли, скажите, как нам быть?
Сунь Ляньчэн и группа кадровых работников, не приближаясь и не отдаляясь, следовали позади за Ли Даканом и Гао Сяоцинь. Ли Дакан с неприветливым выражением лица обратился в сторону чиновников, идущих следом, и прорычал:
– Вы все, идите сюда и послушайте!
Чиновники поспешно бросились вперед. Ли Дакан сверху вниз, указывая на фабричную зону у подножия горы, начал отчитывать их:
– Одна старая фабрика по производству одежды, да еще и с давно переданными имущественными правами, а ее полгода не могут снести – в чем проблема? Брал или не брал Дин Ичжэнь грязные деньги от Цай Чэнгуна? Если брал, то сколько? Первоочередная задача – выяснить это и действовать по закону! И еще: необходимо узнать, кто стоит за Цай Чэнгуном, кто нам препятствует. Думайте, как будете действовать!
Кадровые работники растерянно переглянулись. Сунь Ляньчэн нерешительно проговорил:
– Секретарь Ли, вы, возможно, не знаете, что бывший заместитель прокурора провинции и член Постоянного комитета парткома Чэнь Яньши уже взялся за это, тогда он был вице-мэром…
– Кто бы ни взялся за дело, он должен действовать по закону! Сегодня, перед лицом генерального директора Гао вот вам мое последнее слово: в течение недели снести эти корпуса! Не будут снесены – я и горком снимем с вас чиновничьи шапки!
