Какие виды открывались за окном! Дамиан по-английски коротко рассказывал, где они едут; когда снизу под горой открылся умопомрачительный пейзаж с крохотными островками в заливе, церковками на них множеством снующих то к островкам, то к берегу лодочек, каменными домами и колоколенкой, она ахнула от восхищения. Легкая голубоватая дымка парила над озером то скрывая, то вновь открывая волшебный пейзаж.
– Пераст. – Коротко сообщил Дамиан. – вам обязательно надо сюда приехать.
А вершины становились все выше, и все больше гор оставалось внизу, под ногами, но туда лучше не смотреть, ведь тогда сразу понимаешь, что машина на большой скорости несется по узкой извилистой дороге над пропастью…
Вдруг на огромной высоте появилась белая церковь, вросшая в скалу. Машин становилось все больше, многие люди шли пешком с палками в руках и рюкзаками за спиной, некоторые сворачивали с дороги на тропинки и даже крутые ступеньки, ведущие в гору.
– Вот и конец мне пришел, – подумала девушка, ненавидящая подъемы. Но обошлось, машина поднялась на самый верх по извилистой дороге, где на поворотах от страха сжималось сердце. Их не останавливали, вернее, пытались, ведь проезд для машин и туристических автобусов закрывался задолго до самого монастыря. Но увидев через опущенное стекло машины архимандрита Дамиана, охранники кланялись и отступали.
На самом верху темные рясы замелькали вокруг их провожатого; он что-то тихо скомандовал, и остановилась очередь к мощам святого, а их маленькую группу провели в опустевший зал.
– Я без платка, – шепнула Саша отцу Косте, изумленно на нее воззрившемуся. – Ну, в смысле, мне туда нельзя, наверное?
Отец Коста секунду переваривал услышанное, потом лицо его посветлело.
– У нас, как и Греции, платки не носят, слишком долго мы были под турками. Платок- это мусульманство, христиане в платки не заворачиваются. – И еще тише прибавил: – Какое это может иметь значение? Помнишь? Даждь ми, сыне, твое сердце.
Саша испуганно сжалась, когда ей помазали лоб елеем от мощей самого почитаемого из сербских святых, Василия Острожского. Потом на голову возложили крест, а монахи вокруг что-то пели непривычными византийскими распевами. Она так ничего и не почувствовала, кроме смущения, несмотря на торжественность лиц ее спутников. А еще было ужасно неудобно перед людьми, которые карабкались на гору, а теперь вынуждены ждать, пока важные персоны покинут храм в скале.
Они снова погрузились в машину, а Саша, окончательно оробев, тихо спросила Дамиана, а нет ли тут противоречия, что и католиков елеем помазали?
Тот улыбнулся:
– К Святителю Василию Острожскому идут за исцелением независимо от конфессии, и христиане, и мусульмане.
– Ничего себе!
– Далеко в горах Черногории есть древний монастырь. Как раз там, куда мы едем. Но пока снег не сошел, туда не доберешься, дай Бог к июлю. В том монастыре есть необычная фреска: стоят рука об руку христианин и мусульманин.
– Как это? – окончательно разбились на мелкие кусочки все Сашины стереотипы.
– Мусульманин- это мальчик из боснийской сербской семьи Соколович, который был отобран у родителей в порядке «девширме» – принудительного набора способных юношей-христиан – и обращен в ислам. Мехмет Соколлу-Паша, такое имя получил мальчик, вырос сначала до поста сокольничьего, а потом стал Великим Визирем трех султанов, фактически управлял империей на протяжении долгого времени. Но он никогда не забывал о своих корнях. Именно он стал вдохновителем строительства знаменитого моста через Дрину в Вышеграде между Сербией и Боснией, увековеченному в романе нобелевского лауреата Иво Андрича. Он помог своему брату, выбравшему монашество, стать первым сербским патриархом, когда был восстановлен Печский патриарший трон в 1557 году… Пятьсот лет на фреске древнего монастыря стоят рядом два брата – православный патриарх и мусульманский Великий Визирь, неожиданный символ того, что две веры могут жить в мире, бок о бок.
– Офигеть, – только и сказала Саша по-русски, а Дамиан по-русски же ответил:
– Это Балканы!
Девушка только тут заметила, что машина давно остановилась, из другого автомобиля все уже вышли, и ждут лишь их. Застеснялась, выскочила, огляделась.
Уходила вдаль аллея между высокими деревьями, вымощенная булыжником площадь расстелилась перед высоким строгим каменным зданием и простой колокольней.
– Где мы?
– А мы, собственно, в Острожском монастыре. Там, наверху, церковь и мощи, а здесь сам монастырь, куда туристам и паломникам вход закрыт.
Настоятель монастыря игумен Сергий прошествовал по двору, как военный – чеканя шаг, показалось даже, что по-военному опоясана ряса портупеей, а не поясом. Как узнали позже гости, когда-то он дослужился до чина полковника сербской армии.
Их пригласили в полутемный зал, усадили за стол, поставили перед каждым стакан воды. И пошла по рукам чаша с абрикосовым вареньем. Каждый зачерпывал, съедал ложку варенья, запивал прохладной водой и передавал чашу дальше.
– Традиция, – шепнул отец Коста, – традиция Острога.
А дальше как по команде включились звуки: разговоры, шутки, появилась на столе бутылка «шливы» – сливового сербского самогона, за ней нехитрые закуски. Языки смешивались, одновременно говорили по-сербски и по-русски, по-английски и по-итальянски, уже непонятно было, кто кому переводит.
– Я вообще удивляюсь, как он приехал,– говорил игумен,– с его-то занятостью. Прямо сюрприз! Ну, тут понятно, раз история такая случилась, правильно, что приехал. Кому еще, кроме него разбираться! Даже до нас слухи дошли.
– Прекрати, она же русская и понимает по-сербски,– смеялся Дамиан, – не раскрывай ей всех секретов.
– Конечно, по-сербски, это вы тут по-английски шепчетесь, – не унимался игумен, – По-сербски будем говорить!– и снова повернулся к Саше и под
шливовицу пошли монастырские байки, над которыми она животик надорвала.
Впервые за годы общения с итальянцами Александра почувствовала, что не поймут они всей глубины, ни один перевод не спасет, хоть на итальянский, хоть на английский переводи. Поэтому умирают от смеха сербы и черногорцы и их русская гостья – и лишь вежливо улыбаются итальянцы.
– Тут у них цыганская семья живет неподалеку, куча детей мал мала меньше, – рассказывал отец Коста. – Так игумен их покрестил.
– Подожди, я сам расскажу,– вмешался тот.– Мать цыганка сама пришла, попросила. А я решил их проверить, говорю, как окрещу- все, не будет вам от нас помощи, ни денег, ни продуктов. А то ишь повадились, на довольствие в монастыре встали.
– А она?
– Крести, отче, говорит, все равно крести. Окрестил. Прошло немного времени, спрашиваю, вы хоть «Отче наш»-то выучили, охальники чумазые?
– Выучили, отче!
– А ну, расскажите! И жду, что услышу привычное: Оче наш, коjи си на небесима…
– А они?
– А они хором: Оче наш, оче Сергие, дай нам денюжку!
Время пролетело незаметно, пришла пора расставаться, но так не хотелось! Саша давно не чувствовала себя настолько легко и тепло.
Каждому гостю досталось множество маленьких бутылочек с освященным маслом и святой водой. Дамиан о чем-то пошептался с настоятелем, кто-то подал знак, и выстроились монахи. А настоятель передал Дамиану кожаный футляр. Архимандрит открыл его и Саше в руки лег образ Василия Острожского в серебре с золотой короной нимба, в которой вспыхивали маленькие драгоценные камни. Святой Василий смотрел строго и печально.
«Благослов манастира Острог» – сияли золотые буквы на бордовом кожаном футляре.
Саша заплакала и залепетала что-то вроде:
– Да вы что все, с ума сошли? Да так же нельзя! Да я же не могу, я же не возьму!
Футляр снова закрыли, а ее подтолкнули к выходу:
– Пошли, времени мало. – И она пошла, прижимая к груди подарок.
***
Машина спускалась вниз по серпантину, а ошеломленная Саша печалилась, что никогда уже не сядет за старинный дубовый стол, не услышит смешных историй игумена Сергия, это казалось невосполнимой потерей!
Конец дня прошел для нее скомкано, хотя их принял глава черногорской митрополии в монастыре в Цетинье, открыли раку с десницей Иоанна Крестителя, а потом снова подавали шливовицу в маленьких рюмочках. Саша все еще плыла в каком-то облаке то ли счастья, то ли умиротворения, душой оставаясь в монастыре из старого камня под высокими деревьями ровно посередине огромной горы.
– Вот теперь все готовы. – Изрек Дамиан на обратном пути.
Неужели для них это так важно, не отправляться в странную экспедицию в глушь, не получив «поддержки с Небес»? Саша не могла понять, хорошо это или плохо, нравится ей странная сербская архаика, другого слова она и подобрать не могла, или нет.
Ехали молча, но Сашу мучило чувство вины. Наконец она решилась, обернувшись вполоборота спросила одновременно и православного архимандрита и католического кардинала:
– Это же неправильно, да? Люди сбивали ноги, из последних сил карабкались на гору, всю дорогу читая молитвы. С вами все понятно, но я? Я не должна была переходить им дорогу, это неправильно, что я попала в вашу компанию и для меня вот так окрылись все двери. Без малейшего усилия! Это ж не считается!
Кардинал улыбнулся:
– Алессандра, вы спорите с промыслом Божьим? Не вам решать, как и что должно происходить.
Дамиан кивнул:
– Именно так. Значит именно так вам и нужно было. А кому-то нужно идти, долго ждать своей очереди, о чем-то подумать в пути.
– Вот ведь я попала! С одной стороны католический кардинал, с другой – православный архимандрит. Кто еще мог так вляпаться?!
Представители обеих конфессий хором расхохотались:
– Не бойтесь, нимб у вас не вырастет.
А девушка обиженно пробурчала:
– Если бы мы приехали сюда на экскурсию, то вечером можно было собирать вещи и улетать.
– Это почему? – Удивились ее спутники.
– А потому что мы всю страну за день посмотрели. Ведь все исколесили, со всех сторон!
Этой ночью Саша спала так крепко, как не спала даже в Тоскане. Ее не пугали ни летучие мыши, ни раскаты далекого грома в горах. И даже предстоящее путешествие в горы казалось совсем не опасным.
Как она ошибалась…
Глава 5.
– Звони, звони в колокола! Вукодлак пришел! Вукодлак уже близко!
Отец Слободан выскочил из дома, едва успев натянуть подрясник. Несколько человек бежали к церкви, махали руками, кричали.
– А ну-ка успокоились! – Громовой голос, неожиданный для невысокого толстенького священника, разогнал морок, люди остановились.
– Что случилось? Уже среди бела дня у вас волки бегают? Совсем разум потеряли!
– Рассказывай, – вытолкнули вперед высокого, крепкого мужчину с обветренным лицом.
– Горан, и ты туда же? Волков испугался? Ты ж охотник, сколько ты этих волков пострелял!
Мужчина потупился, замялся.
– Отче, это не совсем волк…
– Плохо дело, отче, – заговорили все разом.
Отец Слободан поднял крест, который так и держал в руке, не успев надеть на шею. Крест засиял золотом на солнце и люди снова опустили глаза.
– Успокоились? Давайте по порядку. Только не все сразу. Ты, Горан, мужик разумный. Рассказывай.
– Тут такое дело… Я решил дом отписать… ну, мало ли что, все под Богом ходим, так вот чтоб никого не обидеть решил все заранее сделать. Нотариуса пригласил из центра, из Жабляка. А тут утром Драган, с которым мы вместе в лес ходим, зашел с утра, позвал в горы.
– На охоту позвал? А охота сейчас разрешена? – Строго нахмурился священник.
– Ну, это… если только зайца… так я вот чего… Драган сказал, оленей видел. Не, не подумайте, мы только на зайцев. Но посмотреть-то хочется на оленей!
– Ты давай ближе к делу, я тебе не полиция, разбираться с незаконной охотой.
– Так я и говорю… в лес позвал. Ну, Драган. А я не пошел, я нотариуса ждал.
– А что сам к нотариусу не съездил?
– Так надо осмотреть все, чтоб все по правилам, ничего не упустить.
– Ты дальше, дальше рассказывай.
– Так я рассказываю… В общем, один Драган в горы пошел. А потом нотариус позвонил, что не сможет сегодня. Ну, я и пошел за Драганом, чего дома сидеть. Я ж знаю, по какой тропинке он ходит. В общем, спускался я с того склона, – махнул он рукой в сторону ближней горы, – в долину. Смотрю- а на косогоре, на другой стороне, стоит Драган. И прямо весь красный.
– Почему красный?
– Солнце так падало. Не подумайте чего, оче Слободане.
