Поварихи трудились на славу. Однажды они решили порадовать нас скоблянкой из свежего сига. Увы, сырая рыба была непривычна, но под комиссаровские сто грамм пошла за божью душу.
Запомнилась еще поездка в Дудинку, конечную станцию дороги на берегу енисейского залива. Скромные домики, какие-то портовые сооружения, в общем крайний север. А дальше Ледовитый океан. И люди живут, питаясь северным завозом по морю с Большой земли в короткие летние месяцы. И по-своему счастливы. На станции Тундра жили обходчик с женой, в субботу они напивались в стельку и мутузили друг друга, наутро гуляли в обнимку по насыпи. На жизнь не жаловались.
Ну и напоследок. Слава Соляников написал хорошую песню: «Метрик за метриком восемь километриков, было под дождем, а было и под ветром…» В ней все сказано. Вышедшие из комсомола тридцатилетние парни с молодым задором поднимали эту дорогу, построенную зеками, и очень нужную городу. Они положили начало движению стройотрядов из Черноголовки в Норильск, а потом и далее по всему Союзу.
В последний день нашей работы в Норильске был прекрасный веселый банкет, устроенный начальником дороги генералом Новгородовым, после которого Коля Денисов, ложась спать рядом со мной, выпил пачку пенталгина. Толстую пачку заработанных денег он оставил запросто лежать рядом. На утро мы сжигали на костре заношенные продырявлянные зековские ватники (мода на спецодежду не менялась). И кто-то внезапно вспомнил, что в кармане ватника осталась трудовая зарплата, и, к счастью, успел вовремя вернуться и вытащить ее из огня.
Едем на обед своим ходом, Тундра, 1970г.
Ребята улетали в Москву. Но Любовским Римме и Рустэму, Вите Шувалову, Славе Панову и мне захотелось еще романтики. Мы двинулись в Дудинку, где ради нас задерживался дизель-электроход «Антон Чехов». ЕНУРП – Енисейское управление речного пароходства дало команду дождаться нас. Енисей широк настолько, что по временам берега исчезали в тумане. Прошли Курейку – место, где отбывал ссылку вождь народов. Виднелось какое-то сооружение вроде купола над домом, где он жил. Неугомонный Рустэм организовал в кают-компании самодеятельный концерт, где мы пели песни «чуть охрипшими голосами», а он показывал веселые сценки. Призом от капитана была бутылка шампанского, с едой было туго и мы питались шоколадом из буфета. У Казачинских порогов наш корабль встал в сплошном тумане. А сроки посадки на самолет в Красноярске нас поджимали. Как только туман рассеялся, мы пересели на быстроходную Ракету на подводных крыльях и вовремя успели в аэропорт.
По приезде домой первое, что я купил, был пылесос – моя давняя мечта, и принялся отсасывать родных черноголовских комаров, которые вряд ли по свирепости уступали братьям в тундре. И спал я тихим и блаженным сном.
Альфа Иванович Михайлов[8 - Альфа Иванович Михайлов, д. хим. н.]__ Норильские жарки
Жарки
Жарки, норильские жарки,
Я видел пламенное поле.
То тундры пламень, солнца доля
На двадцать три часа и более.
К ночному солнцу понемногу
Я привыкал. Кивали мне
Жарки- цветы на тонкой ножке,
Как будто маки, но в огне.
Жарков букет я нес по мху
И кланялся я каждой кочке,
Когда увидел наверху
На электронной нотной строчке
Высоковольтная гитара
Струны три в такт перебирала.
Я огляделся, склон горы
Разрезал путь сквозной и торный.
Из чрева матери земли
Как расписные корабли
Текли руды вагоно – тонны.
В. Мартемьянов, И. Домашнев, В. Боярченко и жарки всегда на столе
На скальном выходе стоят
Заводов трубы. Медь и никель
В печах прожорливых кипят.
Цветы жарки мои поникли
От жара пламень передав,
Металла, бронзы многопудье.
Так сотворил Норильск Талнах,
Свой памятник Земле и людям.
Татьяна Невельская__ Норильск, 1970
Невельская Татьяна Ивановна 1939 года рождения. В 1969 году окончила МХТИ им. Менделеева и по распределению приехала в Черноголовку в Институт химической физики АН СССР.
В 1970 году мои друзья Валерий Штейнберг и Зина Мильникова пригласили меня поехать с ними в Норильск поварихой – помощницей Зины, которая уже ездила туда в этом качестве. Да и бригада была небольшая всего 10 человек хорошо знакомых людей. Я поехала с ними.
Помню, что мой рюкзак весил чуть больше 30 кг, так как кроме личных вещей на 40 дней, я взяла с собой мясорубку, ножи, ведро моркови (так было сказано на собрание отряда) и толстенную поваренную книгу. А куда же без неё в такой ситуации?
Когда мы приехали в Норильск, то оказалось, что кроме нашей бригады из 10 человек с двумя поварихами туда же приехала ещё одна бригада из пятнадцати человек (старший А. Аверсон), но без поварихи. Ну, вот меня и перекинули к ним.
Кроме черноголовцев там было много незнакомых людей из Ногинска, Долгопрудного, ещё откуда-то. Я очень огорчилась сложившейся ситуации: разместили нас на территории между кирпичным и цементным заводами, где стояла небольшая конторка, а кухни не было вообще, – соответственно ни воды, ни газа. Что делать – жить как-то надо. Поплакала, поплакала и взялась за работу.
Многоопытные товарищи из отряда Николай Зеленов и Валерий Еронин построили из шпал кухоньку с земляным полом и сложили кирпичную печурку с плитой. Вот и все удобства. Хорошо ещё, что электричество протянули. Жила я в несколько километрах от кухни около железнодорожного депо в вагончике, а вся бригада – в школе неподалёку от конторки и кухни. Я добиралась до кухни рано утром в 4:00 на попутных машинах. Хорошо ещё, что в июле-августе там стояли белые ночи, поэтому было не так страшно одной ездить.
К 7:00 утра нужно было приготовить мясное блюдо с гарниром, кашу и чай. Однако всё это очень непросто на плите, заправленный дровами и углём. Но мне повезло: недалеко от моей кухни был ж.д. переезд, где постоянно шло дежурство. Завязала знакомство, потом и подружилась с женщинами, дежурившими там. И они мне стали немного помогать. Часа в 3:00 ночи (я заранее заготавливала в печке дрова и уголь) они зажигали мне огонь в печи, где на плите стояла огромная кастрюля с водой и к четырём-пяти часам вода уже закипала. А в это время я добиралась уже до своей кухни, и всё шло как нужно. Успевала приготовить и мясное, и кашу с чаем.
И так каждый день – завтрак, обед и ужин, иногда при «аккордных» работах ребят – с ночным перекусом часа в 2:00 ночи. В бригаде было около 15 человек. Точно не помню, но часто обедали 2—3 человека из Норильска – итого 18 человек.
За 40 дней был один выходной, когда я с тем же помощником Николаем Зеленовым ездила в Талнах и не просто так, а купить три пылесоса по заказу парней из нашей бригады. Красота по дороге была сказочная – все окрестности покрыты изумительно цветущими жарками.
В бригаде был один особенно капризный едок Анатолий, который требовал каких-то деликатесов. «А где соус?», – бывало заявлял он. Пришлось готовить и соус, так что поваренная книга оказалась кстати.
Вот так и прошли 40 дней наших трудных работ. Но всё-таки, несмотря на тяжёлый труд как наших мужчин, так и мой, эта поездка оставила в памяти самые яркие и острые воспоминания на всю жизнь.
Норильск, Хабаровский край – п. Чкаловский, берег Чёрного моря
Вартан Бостанджиян[9 - Вартан Арташесович Бостанджиян, к. физ.-мат. н.]__ Мы в 1969 году за 69 параллелью по глобусу Земли
Вартан Бостанджиян с любимицей отряда
Большинство научных сотрудников («научников») приехали в Черноголовку (тогда ещё посёлок) в начале шестидесятых годов и к концу этих лет некоторые из нас бессеребренников обзавелись уже своим приплодом (по закону всей живности). Но так как на весьма скромное довольствие от родной АН СССР невозможно было более-менее существовать сносно даже нашим малым «ячейкам общества», их ответственные главы решили вместо отдыха в отпуске на всяких там Канарах-Турциях искать дополнительный приработок на стороне. И эта первая «сторона» оказалось очень далёкой в пределах нашей необъятной страны.
По наводке Володи Веретенникова мы связались с механическим заводом в Норильске, на котором и предполагали поменять нашу нематериальную физическую силу на их материальное деньги.
Норильск
Сначала прилетели в Норильск эмиссары: Рустэм Любовский (бригадир), Вартан (Володя) Бостанджиян, Олег Ефимов и Юра Тумашов. Рустэм, поговорив по телефону с директором упомянутого завода, вышел из будки с растерянным лицом и, как-то странно улыбаясь, сказал: «Он, по-моему, пьян».
Когда мы нашли нужный дом и квартиру, дверь нам открыл совершенно трезвый человек, а нужный нам лежал в соседней комнате на диване (никакой) рядом с громадной овчаркой. Когда мы объяснили встретившему нас кто мы, что мы, зачем и сколько нас, он извинился, что нужный товарищ «не совсем в форме» и, выйдя в соседнюю комнату, принёс две хрустальные вазы с чёрной икрой и шоколадными конфетами. Извинился, что больше ничего не нашёл. (Оказалось: давеча праздновали чей-то день рождения, хозяин повздорил с женой, собрал со стола всё в скатерть и вынес на двор в контейнер). «Но у нас с собой было»: бутылка водки, бутылка коньяка. И мы пили наше горькое, ложками заедая ихней икрой и закусывая конфетами. Когда выяснилось, что встреча на высшем уровне не состоится, гостеприимный гость, провожая нас, сказал: «Ничего страшного, приходите завтра в городскую редакцию газеты „Заполярный железнодорожник“ и там что-нибудь придумаем».
В. Бостанджиян вгоняет костыль в шпалу с двух ударов
В редакции нас встретил ещё один незнакомец, который представился главным инженером железной дороги (ж.д) Норильск – Дудинка – Норильск. Он предложил нам ремонт ж.д и, если мы отремонтируем её метров 4000, то обещал нам по 800 рублей. От таких цифр у нас отвисла челюсть, но мы её быстро подобрали, делая вид, что нам не впервой ворочать такими суммами. Ведь мы, собираясь в зону вечной мерзлоты, думали заработать в месяц рублей по 200—250 против наших домашних 105—120.
В тот же день, часа в 23 светлой полярной ночи, погрузившись на ж.д дрезину ACIA, мы двинулись по тундре в сторону Дудинки. Поодаль от дороги, в тёмной ещё траве тундры, местами виднелись белые кости падших оленей. (Кстати, некоторые товарищи привезли себе домой потом рога, видимо, не надеясь на жен, оставшихся без присмотра в разлуке).
Проехав часа четыре по спящей ещё тундре, остановились на станции с названием «Тундра», на которой развеселил нас уведомляющий (предупреждающий?) лозунг на фронтоне станционного дома: «Будущее принадлежит людям честного труда!» – от нашего смеха и шума проснулись немногочисленные жители этого одноэтажного дома.
Вечером за дружеским столом мы ближе и тепло познакомились с начальником участка дороги, где нам предстояло оставить о себе неизгладимый железный след. Узнав о том, что представитель управления ж.д за определенный объём работы обещал нам выдать по 800 рублей, нижестоящий начальник за дружеским застольем сказал:" Если вам обещали по 800р, я, думаю, натяну до 1000.» Тут уж от таких цифр «у нас» в зобу дыханье спёрло», и мы воскликнули: «Да мы за такие деньги завтра с утра начнём растапливать тундру своими пятыми точками», совершенно не представляя, какая нам предстоит работа.
Когда через 2 дня приехала основная бригада, мы, получив северное обмундирование, для мужчин в большой комнате сколотили двухъярусные нары, а для трех наших стряпух-кормилиц в соседней комнате с печкой и отдельным входом организовали постели с бельём. Бельё, правда, вскоре исчезло (и не только бельё), но также быстро оно было обнаружено, так как уж слишком узок был круг подозреваемых в этом злодеянии.
В начале вся тундра была пропитана талой водой, везде были лужи- озёра, начинавшиеся буквально у порога станционного дома, везде были проложены деревянные мостки. Несколько дней мы умывались и Чистые зубы водой прямо из лужи, пока не обнаружили, что она соединяется с таковой же у заполненного туалета вдалеке.
Нам, в основном, было по 30 лет, но бригада (по налоговым льготам) считалась студенческой, что вызвало сомнение у начальника, изрекшего: «Что-то вы не очень похожи на студентов, особенно тот товарищ», указав на существенно старшего остальных. Мы сказали, что он аспирант. (Его Рустэм пригласил со стороны как специалиста по закрытию нарядов в конце нашей работы).
Погода дней десять была холодная и очень неустойчивая. Однажды при сильном ветре со стороны океана, когда снег-дождь летел буквально горизонтально, мы через 2—3 часа настолько промокли, что даже парусиновые плащи и мощные телогрейки не помогли, (некоторые в последних долго гуляли даже в Черноголовке). В этот день на работу мы больше не выходили.
Вскоре распогодилось погода да так, что тундра за день-два расцвела мгновенно разноцветьем трав и цветов и трудно было поверить, что ты находишься на севере: при постоянной температуре около +30 градусов и ярком солнце. Мы к концу работы так загорели и забородели, что в Черноголовке говорили: «Вы, наверно, не там и не тем заработали деньги». Но с теплом мы вкусили и другие прелести этих широт: появились тучи матерых комаров, которые особо свирепствовали поздно квазиночью, от них потная одежда на спине выглядела серой.
Дней через 10 нас в двух вагонах перебросили ближе к Норильску. Один вагон как спальный мужской был оборудован двухъярусный кроватями, второй условно разделён на три секции: «женская половина», столовая-салун со столами на 4 персоны и кухня.
К тому времени наш «аспирант» изнемог и отработал своё. Когда он вернулся в Черноголовку, в ней прошёл слух, что вернулся «человек оттуда». Некоторые жены пришли навестить его, чтобы узнать, как там наши, – увидели измождённого человека, лежащего на диване, как на смертном одре. Под впечатлением увиденного наши сердобольная жёны прислали посылки со свежими овощами и просьбой: «Бросайте всё, никакие деньги нам не нужны, вернитесь живыми и здоровыми».
Работа на ж.д была разнообразная, но однообразно тяжёлая. Рабочий инструмент был тяжёлый железный, от долгого орудования которым сильно опухали суставы пальцев.
Ремонт ж.д полотна состоял из нескольких последовательных операций. Сначала лапой (громадный гвоздодёр) выдёргивание костыли (громадные гвозди) из шпал, подлежащих замене, затем домкратами, немного приподняв полотно и несколько подкопав около шпалы сильно уплотнённый грунт, громадными щипцами вытаскивали или выдёргивали шпалу прочь и на её место засовывали новую.
Далее под каждый рельс подкладывали большую металлическую подкладку и затем, наконец, один подвешивал лапой новую шпалу вплотную к рельсу, а второй (опять же) громадным молотком пришивал её костылями к рельсу. (Старые, очень мокрые, тяжёлые шпалы складывали рядом с дорогой, думая часто при этом, «как же их таскали, по-видимому, не совсем здоровые и сытые заключённые, которые много лет назад строили эту дорогу).
Слева: Слава Грачёв и Лев Буравов. Последняя шпала в воздухе. Пора освобождать колею. Справа: ложе для шпалы уже приготовлено. Пора поместить шпалу на своё место
Затем совковой лопатой-дружбой, изобретенной нами, засыпали полотно дороги щебнем из насыпи (опять же вдвоём), когда один внизу пыжился набрать лопатой щебёнку и кинуть её наверх, а второй сверху вожжами из проволоки резко натягивал лопату с грузом, чем существенно облегчил работу нижнего. Далее шла рихтовка (выпрямление) полотна на всей ж.д, когда 10—15 человек с ломами, встав в нужном месте рядом с загогулиной и воткнув лом под небольшим углом «от себя» впритык рельсу, строго по команде «и-и-раз!» резко тянули ломы «на себя».
Результат рихтовки контролировал мастер, сидящий на рельсе и внимательно следивший за изменением положения полотна после рывка ломовиков. (В этой процедуре, как и при переноске длинного рельса группой товарищей, можно было незаметно сачкануть, лишь удерживая, а не дёргая свой лом.) рихтовка могла длиться очень долго в зависимости от того, насколько сильно было искривлено полотно после установки шпал.
Последние процедуры на дороге была утрамбовка щебня под шпалами с помощью вибрирующей шпалоподбойки (в просторечии – шпугами).
Некоторые товарищи, приехавшие на север не только «за туманом тундры», часто пытали Рустэма вопросом: «Что мы тут заработаем?», на который он всегда успокаивал народ фразой: «Зачем приехали, то и получим», – и когда недели через две он приехал из Норильска и сказал, что нам закрыли наряды пока по 500 руб, народ, побросав всё на дороге, устроил в тундре половецкие пляски (плясали усердно даже вопрошавшие).
В. Боярченко, В. Мартемьянов, В.Рубцов, В. Шувалов, И. Домашнев (ВВВВиИ). «Земляки» – Боярченко Валерий и Домашнев Игорь
По окончании всех работ нам заплатили по 1135 рублей, на всех порядка 40.000. Бухгалтер сумку с деньгами запер в сейфе, а ключ отдал Рустэму. Когда он пришёл к нам, а мы тогда кончали последние работы, и сказал, где лежат деньги, народ заволновался: а не украдут ли их оттуда, поскольку знали о них не только мы.
