– Вроде бы, другие. Но точно не знаю. Надо будет у Лавра спросить.
– Откуда у нашего снабженца такие новинки? – отмахнулся Брагин. – Это если только у крысюков заказывать. Они что угодно достанут.
– Чайник! В штаб! – проорал в рупор адъютант начальника лагеря Штоль Похин.
Жал и Кол переглянулись.
– Похоже, что-то затевается, – довольно проворчал Брагин.
– Поглядим, – Пышкович поправил шляпу, встряхнул плащ и потопал в штаб.
– Держи в курсе! – в спину ему потребовал смотритель полигона.
– Если не секретно – расскажу за склянкой минералки, – отмахнулся Жал.
– Да кому ты нужен с этими секретами?
*
Спустя два часа Жал Пышкович брёл по лагерю, опустив голову и изредка поглядывая из-под полей шляпы на собратьев-полумеханоидов. Пнул горошину, перебегавшую дорогу от одной казармы к другой. Толкнул механика-ляга, идущего куда-то с ящиком инструментов. При этом инструменты рассыпались по песку, а Чайник отбросил ногой подальше здоровенный разводной ключ.
– Что за проблемы, Жал? – возмутился Наг Потрескун, маленький шестиногий и восьмирукий полумеханоид, заведовавший складом запчастей. – Что ты себе позволяешь?
– Не твоих шестерёнок дело! – рявкнул Пышкович.
Потрескун помог лягу собрать инструменты, косясь на сбрендившего Чайника. А Жал Пышкович отправился в сторону таверны.
– Склянку скипидара! – велел он, взгромоздясь на барный стул перед стойкой. Потом подумал и заявил: – Хотя, нет. Давай ведро.
Крысюк Вассер скептически поглядел на клиента, но всё же выдал требуемое. Душевный Жал никогда не пил в долг, а потому был весьма уважаемым, хоть и редким, посетителем. Если у него есть желание потратить половину жалованья и вырубиться – надо уважить. Хотя с ведра скипидара полумеханоид может и шалить начать, но на этот счёт есть договор с комендантом лагеря о возмещении убытков, причинённых кадровыми рейдерами.
Вассер считал себя не только умным, но ещё и везучим. Когда он собирался открывать заведение в лагере рейдеров, его сородичи над ним смеялись. Говорили, что он вернётся сразу же, как только наглые и сильные полумеханоиды разломают его повозку и утащат весь товар. Но шёл уже шестой год, а дело только разрасталось.
Крысюк сорвал пломбу и оторвал крышку, защищавшую окружающих от запаха, а потом поднатужился и выволок ведро на стойку. Очки его при этом съехали на самый кончик длинного чуткого носа и чуть не шлёпнулись прямо в скипидар. Побыстрее отстранился, потирая нос.
– Гулять изволим? – спросил Вассер, выставляя рядом с ведром блестящую железную кружку.
Вместо ответа Жал напялил свою шляпу крысюку на голову, закрыв не только уши, но и глаза, а сам поднял ведро и влил его содержимое в распахнутую пасть. Его сапфировые глаза бешено завращались в глазницах, а из небольшой трубки, что торчала сзади на манер одинокой косички, вырвалась струйка чёрного дыма.
– Хорошо, – проскрипел Пышкович, захлопнув пасть. – Все шестерёнки прочистились. Теперь можно поспрашивать народ о смысле жизни.
С этими словами Жал содрал с пребывающего в дезориентации крысюка шляпу и водрузил на положенное ей место. После чего повернулся на стуле и обозрел помещение.
– Ой-ёй-ёй! – пробормотал Вассер, как-то вдруг осознав, что без дебоша не обойдётся.
Других рейдеров внутри таверны не оказалось. Да и вообще никого, кроме парочки хрюмзелей, приехавших продать скот, и одного ляга, задумчиво поглядывающего на небо сквозь стакан. Время было такое, что все жители лагеря ещё пребывали на местах службы.
– В чём смысл жизни, братцы? – обратился Пышкович к скотоводам, зависая над их столом.
Те в ответ прохрюкали что-то нечленораздельное.
– Отсутствует, – констатировал Жал и бесцеремонно плюхнулся прямо на стол. – Пасёте свой скот, свинячите там же, где живёте. Никогда вам не стать цивилизованными, как шерры.
Хрюмзели то ли что-то возразили, то ли просто хрюкнули в ответ.
– Что? – Пышкович приблизил лицо к пятачку одного из скотоводов, отчего оба хрюмзеля явственно напряглись. – Считаешь, что и шерры гадят? Ну, в этом ты, пожалуй, прав. Но шерры ничего просто так не делают. Даже если и нагадят, то получат с этого если не награду, то хотя бы удовольствие. Они и нас-то создали лишь для того, чтобы мы делали за них грязную работу. – Тут он резко приблизил свой палец к пятачку другого хрюмзеля и прошипел: – Только они просчитались!
– Душевный Жал, – донеслось от окна, рядом с которым сидел ляг. – Прошу прощения, душевный Жал, но, смею заметить, что нельзя так говорить о шеррах.
– Это ещё почему? – Пышкович слез со стола и уставился на ляга.
– Они создали полумеханоидов, они построили Федерацию, они несут культуру и свет, – восхищённо затараторил тот.
Жал неторопливо подошёл к нему.
– У тебя в голове что? – спросил он без тени издёвки.
– Говорят, мозги, – пожал плечами ляг. – Но я сам не видел.
Полумеханоид присел на стул рядом и задушевно поведал:
– Нет, не мозги.
– А что? – заинтересовался ляг.
– Помои, которые вливают вам в уши шерры! – рявкнул Жал так, что его собеседник тут же юркнул под стол. Стакан, правда, он прихватил с собой.
Доставать оттуда ляга Пышкович не стал. Вместо этого он повернулся к хозяину таверны, опасливо выглядывающему из-за стойки, и пожаловался:
– Ну что у тебя за унылое заведение? Даже нормально подраться не с кем!
В задумчивости полумеханоид сделал шаг в направлении стойки. Потом вдруг резко повернулся, схватил стол, под которым сидел ляг, и запустил им в окно, высадив раму целиком. Наклонился к испуганному посетителю и поинтересовался:
– Будем проверять, кто из нас прав? Я, знаешь ли, неплохо вскрываю черепные коробки, – он выдернул из-за пояса короткий изогнутый нож.
Ляг так быстро замотал головой, что она, казалось, вот-вот отвалится.
– Как хочешь, – не стал настаивать рейдер и тут же переключился на хрюмзелей, оживлённо хрюкающих за своим столом: – Чего такого смешного?
Он решительно шагнул к скотоводам, но тут в проломе окна появилась фигура полумеханоида.
– Что за беспорядки? – прогудел рейдер с красной повязкой на рукаве рыжего плаща. – Пышкович? Что за ржу ты тут творишь?
– Адъютант Штоль! – воскликнул Жал, оборачиваясь к коллеге. – Присоединяйся! Давай вместе разнесём эту убогую хибару!
Штоль Похин выдрал поломанные доски и втиснулся внутрь таверны. Был он крупнее Пышковича, но имел только одну пару рук.
– Скипидар? – спросил он у крысюка. Тот кивнул на пустое ведро. – Жал, с какого переклина ты наклюкался? На работы захотел?
– Да брось, адъютант, – отмахнулся Пышкович. – Мы же эта… элита. Мусорщики Федерации. Вот я и решил – а что мы всё убираем и убираем за шеррами? Дай-ка и я помусорю.
– Что за разговоры, Жал? Мы все давали клятву верности Федерации и шеррам. Подобное недопустимо. И убери уже нож, а то граждане нервничают.
– Как скажешь, – Пышкович взмахнул рукой. Нож прожужжал к потолку и срезал трос, крепивший люстру на двадцать свечей. К счастью, они не были зажжены по причине ясного дня. Но люстра оказалась достаточно тяжёлой, чтобы сломать стоявший под ней стол.
– На день работ ты уже натворил, – констатировал адъютант.
Жал издал противный звук и выдавил из своей трубки-косички чёрное облако.
– Хорошо, на два, – согласился Похин. – Пойдём, пока не стало хуже.
– Никуда я с тобой не пойду, – заявил Жал, устраиваясь на столе скотоводов. – Ты прихвостень шерров. Почему все перед ними преклоняются, Штоль? Ну, ладно там ляги. Они простаки и недотёпы. К тому же сделаны из мяса. Но почему мы? Мы же сильны, умны и почти бессмертны! – Он задумался на секундочку и добавил: – Их стараниями.
Адъютант нахмурил тряпичные брови, цитриновые глаза неожиданно приобрели рубиновый оттенок. Он схватил рейдера за отвороты плаща и приподнял над столом.
– Не смей так говорить! – прогудел он. – Это нарушение присяги! Пять тридней работ!
– Меньше чем на десять я не согласен, – заявил Жал и боднул адъютанта головой прямо в один из глаз. Тот завращался в глазнице, дезориентируя полумеханоида.
От неожиданности Штоль отпустил дебошира, а потом ещё пропустил два удара в голову. Но затем обхватил руки наглеца, и они затанцевали по таверне, круша мебель и доламывая стену.
Хрюмзели шустренько спрятались к крысюку за стойку. Ляг продолжал дрожать на полу, лишь придвинувшись к стене, и пока ему везло.
На улице образовалась толпа из лягов и полумеханоидов, но никто не решался вмешиваться. А какой-то крысюк, не иначе, как родственник Вассера, стал принимать ставки на комбатантов.
– Что за шум? – к толпе зевак приближалась группа полумеханоидов, двое из которых были рейдерами довольно высоких чинов, а в крупном представителе этого народа с высоким цилиндром на голове мы могли бы узнать Матта Кремлина, присутствовавшего на собрании в Диком Пне.
И надо же было такому случиться, что как раз в этот момент Жал изловчился и, опрокинувшись на спину, перекинул через себя оппонента. Адъютант, успев в полёте произнести несколько довольно специфических ругательств, врезался в подошедшее начальство, погребя под собственной тушей полковника Шедля и самого Кремлина.
Пышкович поднялся, готовый продолжать схватку, но, увидев копошащихся в пыли полумеханоидов, брякнулся в проломе стены и громко захохотал, указывая на них пальцем.
Спутники Кремлина справились, наконец, с освобождением подопечного и помогли ему подняться. Даже цилиндр вернули на почтенную голову. Душевный Матт посмотрел сначала на согнувшегося в раскаянье адъютанта, потом перевёл взгляд на хохочущего рейдера и указал на него тростью из красного дерева, которую носил для солидности.
– В шахты его! – заорал полковник Шедль, продублировав жест Кремлина пальцем.
Сразу шесть рейдеров шагнули к Жалу Пышковичу, закрыв его своими массивными железными телами от взглядов зевак.
*
Незадолго до восхода Ярышмы в кутузку ввалился Кол Брагин. Не обращая внимания на дежурного, прошёл по коридору к камере, в которой лежал, закинув ноги на стену, Пышкович. Плащ и шляпу ему оставили. А вот оружие всё, разумеется, отобрали.
– Что случилось, Жал? – взволнованно спросил смотритель полигона, прислонясь к прутьям решётки. – Ты словно взбесился после похода в штаб!
Пышкович только надвинул на глаза шляпу.
– Чего они тебе там наговорили? Я ходил, спрашивал. Все молчат. Ну хоть ты-то расскажи мне, что там у вас произошло?
Жал лязгнул пятками о стену и положил правую ногу на левую.
– Так и будешь молчать? Не будь сволочью, я же твой друг!
Друг молчал.
Душистая Плесень и окрестности. Четвердень месяца облаков.
Муха упорно билась об стекло. Огго Гродень, сидевший в собственном кресле, в собственном кабинете, в собственном особняке, чувствовал себя чужим, но выйти через стекло пока не пытался.
Сламбо Потребень, Главный Советник председателя Гуля, хоть и не гнал хозяина дома из личного кабинета и любимого кресла, но с его появлением все, включая слуг, выполняли каждое его поручение спустя секунды. В то время как шерр Огго никак не мог дождаться кружки чая.
Наконец в кабинет вошёл Тюбель с чайником и парой тонкого Шкельского фарфора на подносе. Ещё расставляя всё на столе перед хозяином, ляг вдруг повернул голову к окну и стрельнул языком.
– Приятного чаепития, шерр, – пожелал он, проглотив муху.
Огго поморщился. Ох уж эти незамутнённые ляги!
С улицы донёсся стук копыт. Отхлёбывая из чашки, шерр Гродень подошёл к окну. В ворота входил длинный огурчик, а на нём восседала такая хрупкая фигурка.
Огго вздохнул. И зачем председатель настаивал на кандидатуре племянницы? Она ведь совсем ещё девочка! К чему втягивать её в опасные игры?
Достаточно было прошлого раза, когда Шлёпси, ещё только-только покинувшая стены высшей школы шерри, отправилась в область Шо-Доу. И случилось это как раз в период выборов магистра-чародея, когда страсти между кланами магов кипят такие, что их численность сокращается иной раз до половины.
Шерры и сами владеют магией. Но больше предпочитают использовать добрую сталь и прочие научные достижения. А вот Шо, хоть и являются наиболее близкой по физиологии расой, но возвели волшебство в ранг религии.
Шлёпси ничего не рассказывала о своей миссии в Шо-Доу, но Огго подозревал, что она сыграла определённую роль в том, что нынешний глава магов – именно Го Ген, лояльный правительству Федерации. А ещё что-то поменялось в племяннице после поездки. Только что именно, шерр Гродень не смог понять, сколько ни ломал себе голову.
По лестнице процокали лёгкие шаги. А потом Огго услышал голос шерра Сламбо:
– Юная шерри, рад приветствовать. Прошу в бильярдную. Тюбель, позови шерра Огго.
Не дожидаясь, когда ляг дошлёпает до двери, Огго вышел из кабинета. Потребень и Шлёпси уже заходили в бильярдную. Так что хозяин поместья всучил чашку слуге, а сам поспешил за ними.
– …получила интересный мистический опыт, – услышал Огго голос Сламбо, подходя поближе. – Но рассчитывать на магию в серьёзном предприятии не приходится, поверь моему опыту. Слишком капризная штука. Оставь её на крайний случай, как козырь в рукаве. – Советник обернулся на звук шагов и пригласил хозяина: – Заходи, шерр Огго, не стесняйся.
– Доброй Даушмы, дядюшка, – Шлёпси помахала родственнику изящной ручкой.
– Добрейшей, – мрачно ответил он. – Будь внимательна и осторожна.
– Не спеши, шерр, – улыбнулся Сламбо. – Я ещё не раскрыл твоей племяннице сути поручения. Впрочем, не будем тянуть. Дротти, – откуда ни возьмись в бильярдной появилась высокая шерри со странной причёской в виде двух золотых шаров, заколотых блестящими булавками. Для обычно темноволосых шерров подобный цвет волос был таким же редким, как и наличие крыльев у огурчиков. Девушка протянула Потребню небольшой планшет из змеиной кожи. – Здесь несколько писем, которые ты, Шлёпси, должна как можно быстрее передать лично Доберу Манну. Письма секретные. Никто не должен о них знать, а уж тем более прочесть.
Шерри Гродень слегка поклонилась, забрала планшет и повесила на ремень через плечо.
– Я должна добраться до самой Эйри Джи? – спросила Шлёпси, слегка нахмурившись. – Добер Манн примет меня во дворце?
