– Смотрите! Струсил! – засмеялась толстуха. – Мы другое имели ввиду. Ишь! Губу раскатал на нашу честь!
Девчонки весело рассмеялись. Татьяна серьёзно осекла их, сказала, что достаточно лясы точить и острить, пора заняться серьёзным делом. Сегодня до вечера нам надо эту стенгазету нарисовать.
На новых больших листах белого ватмана карандашом в общей форме сделал набросок предстоящей стенгазеты. Девчонки одобрили общий вид. Мы начали совместно придумывать заголовки и рисунки на злобу дня.
Стенгазета посвящалась недостаткам в нашем училище и конечно, больше всего, досталось десятой группе откачников-вакуумщиков. Чтобы не заподозрили меня в подлоге своего творчества на стороне соперников, не забыл "размазать" и себя вместе со своей группой.
Девчонки визжали от восторга и постоянно чмокали меня за работу. Едва успевал размазывать губную помаду девчат на горящих щеках. Закончил работу над стенгазетой поздно ночью.
Весь зацелованный в губной помаде, собрался идти домой. Болохова принялась носовым платком с духами оттирать с моего лица губную помаду, которой было столько на мне, что был больше похож на картину Пикассо, но только не на художника, рисовавшего стенгазету группе монтажниц фотоэлектронного оборудования.
Наконец-то, творчество Татьяны, над моим лицом закончилось успехом. Лицо освободилось от губной помады, но было пропитано дамскими духами и стало таким красным, словно находился в гареме арабского султана или в европейском массажном кабинете, где меня, наложницы и проститутки, оттирали от грязи, чтобы вовремя секса не заразиться.
Мне стыдно было за такой вид перед девчатами, ни то, чтобы появится на улице среди людей.
– Ну, куда он в ночь пойдёт с таким запахом и с такой красной рожей? – сжалилась, дежурная тётя Варя. – Постелите ему в "Красном уголке". Его замкну на ключ, чтобы вы парня за ночь не изнасиловали. Только не забудьте его накормить сейчас и утром. Мужчина тоже человек, которому нужны калории для нас.
Девчонки дружно засмеялись и побежали в "Красный уголок", приготавливать мне ужин и постель на эту ночь. Через несколько минут стол в "Красном уголке", где только что рисовал стенгазету, был завален продуктами на разный выбор.
Можно было подумать, что за этим столом собираются справить свадьбу или какой-то самый знаменательный праздник нашего времени.
На столе были различные напитки, сладости, фрукты и много, много ещё чего. Только не было спиртных напитков, но это и понятно, тут все-таки женское общежитие, а не мужское, в котором всегда можно найти спиртное.
Возможно, что спиртное есть и у девчат, но они не выставят его передо мной в присутствии дежурной по общежитию. Да мне и ни к чему спиртное. Все же не алкоголик, который не может жить без спиртного.
Мне спиртное, есть или нет, одинаково. Сейчас главное, это сохранить своё лицо достойного мужчины перед этими дамами, которые ухаживают за мной. Естественно, что ни сел один за этот огромный стол в присутствии девчонок.
Пригласил к себе за стол и милых дам, которые ни стали церемониться и вместе со мной вскоре очистили весь стол с продуктами. Ни одна из девчонок не пожаловалась, что она держит диету и ей нельзя кушать. Вся группа девчат кушала.
– Девочки! Спать по своим кроватям! – скомандовала дежурная. – Одиннадцать часов ночи! Ты тоже спи.
Девчонки, облизанными вовремя еды сочными губками, без губной помады, чмокнули меня перед сном в щеку и оставили одного в пустом помещении с раскладушкой постельного белья с горячей батареей у окна.
– Тебя замкну от любопытных девчонок. – сказала дежурная. – Если захочешь в туалет, то стучи. У меня бессонница, так что тебя выпущу по требованию. Мне все равно ночью не спиться. Читаю ночью газеты.
Все ушли по своим комнатам и кроватям. Расстелил раскладушку и лёг спать. Раскладушка была неудобная.
Постоянно переворачивался с боку на бок. В это время раскладушка так сильно скрипела, что дежурная, вероятно, думала, принимаю в ней девчонок. После каждого скрипа заглядывала через стекло в "Красный уголок". Из-за чего мне никак не удавалось заснуть.
Иногда ко мне заглядывали любопытные девчонки, поэтому долго не мог заснуть. Где-то за полночь смог погрузится в сон, но через какое-то время проснулся от сильного храпа.
Можно было подумать, это храпит сонная лошадь. Прислушался. Оказалось, это дежурная тётя Варя мучается "бессонницей". Пришлось затыкать уши ватой, из пакета, лежащего рядом на подоконнике. После некоторых усилий заставил себя заснуть и не проснулся до утра.
– Саша! Вставай! – услышал, сквозь сон, голос Татьяны. – Утро давно! Пора нам завтракать.
Открыл глаза. Болохова стояла рядом и тормошила меня, стараясь скорее разбудить. Одета Татьяна была так, что осталось ей накинуть на себя пальто или плащ и идти в училище на уроки.
– Ну, как быть насчёт нашего спора? – вспомнил, вчерашний спор. – Каргинская или Каргалинская станица?
– Подумаю немного. – ответила Татьяна. – Может быть, соглашусь спорить на твоих условиях.
Поднявшись с раскладушки, попытался поцеловать Болохову Татьяну в губы, но она выскользнула из моих объятий. Погрозив мне своим прелестным пальчиком, удалилась из помещения за дверь.
Оделся и в сопровождении дежурной тёти Вари, пошёл в туалет, затем в умывальник и в столовую. В огромном зале столовой пять человек проспавших девчат.
Мы поздоровались кивком головы. Сел за ближайший стол, который был накрыт специально в мою честь. На столе молочный суп лапша, два хинкали, кусочек хлеба и стакан компота, то есть, лёгкий завтрак.
Ни стал растягивать время и по-армейски быстро уничтожил продукты со стола. В это время Болохова Татьяна стояла рядом и с любопытством наблюдала за мной.
– В училище ты пойдёшь одной дорогой, – сказала Татьяна, когда мы вышли из общежития, – а пойду другой. Мне не хочется, чтобы девчонки вашей группы разгадали тайну нашей стенгазеты. Встретимся в следующее воскресенье в пять часов вечера у кинотеатра "Дружба". Сходим в кино или просто погуляем.
Болохова Татьяна поцеловала меня в щеку и побежала в сторону училища. Медленно поплёлся другой улицей, чтобы только нам вместе не войти в здание учебного корпуса училища.
От общежития девчат, это ни так далеко, метров пятьсот, не больше, поэтому через десять минут был там. Училище, словно пансионат благородных девиц, наполнилось голосами прелестных дам.
Всюду смех и трескотня девчат. Совершенно не обращая внимания на меня, девчонки пятой группы монтажниц фотоэлектронного оборудования, в коридоре вывешивали на стенде стенгазету "На злобу дня", вокруг которой толпились девчонки других групп.
Чтобы не привлечь на себя подозрение посмотрел на стенгазету и увидел поцелуи от губной помады на своём автопортрет в стиле дружеского шаржа. Это получилось классно!
Точно так, как выглядел в конце своей работы над стенгазетой. Признавшие мой портрет девчонки разных групп, стали хихикать и подшучивать надо мной.
Все понимали так, что это меня зацеловали девчонки моей десятой группы, так как заметка на стенгазете посвящена полностью десятой группы. Вокруг заметки нарисованы дружеские шаржи на девчонок, которые больше других девчат опекали меня постоянно в нашем училище.
3.Смертельное кино.
Всю неделю мы не встречались с Татьяной. Оба были поглощены учёбой в своих группах. Едва не забыл, что мы с Болоховой Татьяной договорились встретиться в воскресенье в пять часов вечера у кинотеатра "Дружба".
Хорошо, что мои братья пристали к маме со своими копейками на кино в воскресенье утром. Тут же вспомнил о своём свидании с Татьяной. Сказал маме, что еду в Орджоникидзе.
Начисто выбритый и наглаженный, после обеда выехал пригородным поездом в Орджоникидзе. Чтобы не помять свой парадный вид, стоял в тамбуре пустого вагона.
Мимо меня за окном вагона мелькали давно знакомые места. На улице пасмурная погода, но дождя не ожидалось. Скорее может выпасть снег, так как поздняя осень. Природа и люди находились в ожидании зимы.
Все нахохлились перед снегом. Возле кинотеатра "Дружба" было много народа. Показывали американский фильм "Это безумный, безумный, безумный Мир!", очень забавная кинокомедия, поэтому шансов попасть в зал были равнозначны нулю.
Большинство смотрели этот фильм не первый раз, а стояли в очереди словно впервые раз. Не был уверен, что Татьяна придёт на свидание, так как она тоже могла забыть за неделю.
Ведь мы оба так сильно были заняты учёбой, что даже знаками внимания ни разу не обменялись. Видел Болохову Татьяну всего один раз мельком издали, когда она со своими подружками спешила утром следующего дня в училище. После этого, в течение всей недели, Татьяну ни разу не видел.
– Ты купил билеты? – неожиданно, спросила Татьяна, прервав мои мысли. – Что билетов нет?
– Извини! Задумался. – ответил, вздрогнув слегка от неожиданности. – Сейчас попробую купить.
Подошёл к опустевшей кассе и спросил билеты в кино. К нашему общему удивлению, нашлись нам два билета на тринадцатый ряд, тринадцатое и четырнадцатое место.
Мы с Болоховой Татьяной были люди не суеверные, поэтому, сразу, не задумываясь, взяли билеты на эти места. Когда мы вместе со всеми зрителями прошли в зал, то удивились тому, что почти половина мест тринадцатого ряда были пустыми.
Возможно, что группа друзей опоздала в кино. Чтобы не нарушать порядок, мы с Татьяной сели на свои места. Сел на тринадцатое место, а Болохова Татьяна села на четырнадцатое место.
Возле меня и возле Татьяны сидели две молодые пары. Дальше двадцатого места тринадцатый ряд был пустым. Вероятно, это потому, что правую стенку зала ремонтировали и строительными лесами закрывали проход на четыре ряда.
Поэтому на свои места зрители заходили только с левой стороны зала. Вся правая сторона прохода в зал возле стены была перекрыта проводимым ремонтом. Это было нарушением техники безопасности.
В случае пожара или какого-то происшествия, зрителям пришлось бы спасаться только в левую сторону. Представляю, это какая давка начнётся. Половина зрителей в панике друг друга передушит.
Хотя бы сегодня все было хорошо, и никто не смог бы испортить мне свидание с прелестной девушкой. Как всегда, перед показом кино, начался пропагандистский киножурнал коммунистической партии.
Кинозрители, дружно заглушая показ киножурнала, зашуршали упаковками мороженного, зачавкали пирожками, защёлкали семечками. Нужно было за пятнадцать минут всем освободиться от купленного продукта за пределами кинотеатра, чтобы затем со спокойной душой и мыслями смотреть сам кинофильм, именно тот на который они приобрели билеты.
Не нарушая всеобщей традиции трудящихся Советского Союза, мы с Болоховой Татьяной принялись дружно облизывать пломбир, купленный нами при входе в кинотеатр.
В это самое время пустующие места нашего ряда заполнились. Пришёл и опоздавший последний зритель нашего ряда. Нас попросили передвинуться на одно место, чтобы пришедшему зрителю не мешать другим, смотреть начавшееся кино.
Все зрители нашего ряда синхронно приподнялись и пересели на одно место. Сел на четырнадцатое место, а Татьяна села на пятнадцатое место. Прямо рядом со мной на тринадцатое место сел коренастый мужчина, который был похож на атлета.
Мы стали смотреть кинокомедию. Весь зал в течение двух серий надрывался от смеха. Когда кинофильм закончился, и зрители поспешили покинуть кинозал, поднялся к выходу и наткнулся на мужчину, сидящего на тринадцатом месте, на котором должен был сидеть.
Мне показалось вначале, что он спит. Хотел, было, его разбудить. Но тут увидел, что с левой стороны между плечом и шее у мужчины торчит узкая рукоятка ножа, по которой стекала кровь. Рядом стоящая девушка и Болохова Татьяна, увидели эту ужасную гибель мужчины. В тот же миг они лишились чувств.
Обе девушки рухнули между рядами, а в это время был в шоке и не мог ничего сообразить, как мне поступать дальше. Но не успел опомниться, как меня ударили чем-то тупым по голове и стали крутить руки.
Перед тем, как потерять сознание от второго удара по голове, увидел, как в зрительном зале началась ужасная свалка. Люди стали топтать друг друга, пытаясь покинуть зрительный зал.
Очнулся в милиции с наручниками, на руках закрученными назад и с жуткой болью в голове. Болохова Татьяна сидела рядом, и вся дёргалась, словно тело и душу пробивал паралич от бесконечного рыдания.
Опухшими глазами посмотрел вокруг. Дежурный кабинет милиции битком набит офицерами милиции. Они о чём-то громко разговаривают и показывают в мою сторону.
От головной боли и от шума в ушах ничего не могу понять, что они говорят. Лейтенант милиции, размахивает руками перед моим лицом.
Не пойму никак его жестов и не слышу его голоса. Лейтенант милиции шлёпает мне ладонью по щекам и обливает лицо водой из гранённого стакана. Пытаюсь встряхнуться, но мне сильно мешают руки с наручниками за спиной. К тому же ужасно сильно болит голова.
– Снимите с меня наручники. – выдавливаю из себя и не слышу свой голос. – Мне так сильно больно рукам. Всё равно мне отсюда не удрать.
Лейтенант милиции минуту что-то говорит мне в лицо и жестикулирует руками. Наконец-то он понимает, что с меня надо снять наручники и показывает сержанту милиции на меня.
Сержант берет со стола ключи и снимает наручники с моих отёкших рук. С большим трудом возвращаю свои руки в нормальное положение и медленно начинаю разминать их.
Лейтенант милиции обратно начинает размахивать своими руками у меня перед лицом. По-прежнему ничего не слышу. Лейтенант пытается с силой ударить меня ладонью по лицу, но уклоняюсь от его удара и перехватываю резким движением его правую руку своей правой рукой.
Лейтенант милиции поскользнулся на воде, которую лил мне в лицо, не удержавшись в равновесии растянулся на пол у моих ног. Отпускаю его руку. В этот момент кто-то тычет мне в голову ствол пистолета.
Медленно поднимаю руки и правой рукой пальцами зажимаю свой нос, чтобы продуть свои уши, как это делают в самолёте пассажиры вовремя полёта, когда у них закладывает уши от набора высоты самолётам.
В моих ушах что-то с болью тихо хлопает. В мои уши мгновенно врывается звук, от которого становиться больно ушам и голове.
Зажмуриваю сильно глаза, чтобы вытерпеть жуткую боль и медленно опускаю вниз свои руки, после того как от моей головы убрали ствол пистолета. Начинаю приходить в себя.
– Вам чего от меня надо? – спрашиваю, глухим голосом милиционеров, которые все также орут на меня.
– Рассказывай нам, где твои сообщники? – спросил меня, лейтенант милиции. – С которыми ты целый год убиваешь людей. Если ты мне сейчас не будешь говорить правду, то мы тебя и твою девку изуродуем.
– Всего три недели, как отслужил армию. – ответил, едва сдерживая свой гнев. – Посмотри мой паспорт. Он совершенно новый. Если тебе этого недостаточно, то позвони в военкомат. Тогда сам убедишься в том.
Лейтенант милиции взял судорожно мой новый паспорт и внимательно стал разглядывать его страницы. Сверил своими глазами мою фотографию в паспорте с моим опухшим от побоев лицом.
Подумал о чём-то. Отошёл к другому столу, за которым сидел майор. Несколько минут они тихо разговаривал с ним о чём-то, показывая на мой совершенно новый "молоткастый, серпастый" советский паспорт.
Затем они стали разглядывать другой паспорт. Вероятно, это был паспорт Болоховой Татьяны. Записали данные наших паспортов. Лейтенант сел за свой стол и стал что-то писать.
Раньше оравшие на меня милиционеры заткнулись. Искоса поглядывали на меня и на Татьяну, которая не много успокоилась и лишь изредка вздрагивала всем телом от бывших слез вовремя рыдания. Приходил в себя от боли в голове.
– Распишитесь в протоколе. – тихо, сказал лейтенант милиции, возвращая нам паспорта. – Вы оба свободны.
– В кино пришёл со своей невестой ни для того, чтобы расписываться в протоколах милиции. – отказался подписывать. – Мне ничего не известно, что произошло в зале кинотеатре. Это было моё тринадцатое место по купленному мной билету. Мужчина попросил меня подвинуться. Если бы не подвинулся, то они убили бы меня.
Болохова Татьяна тоже отказалась подписывать протокол. Мы оба смотрели в сторону майора, который внимательно слушал мой разговор. Майор посмотрел на лейтенанта милиции. Показал ему рукой, чтобы он нас отпустил. Лейтенант сказал сержанту, чтобы он нас проводил до выхода из здания милиции.
– Ты, сука, за то, что бил меня и угрожал моей невесте. – сказал, лейтенанту милиции, на выходе из кабинета. – Лучше не попадайся мне в гражданской одежде на улице. Уважаю форму офицеров, но, ни таких как ты. Так что смотри, не забывай об этом. Иначе тебя размажу в гражданской одежде по всей улице.
Во мне все так горело от боли и злости, что почти не соображал, что говорю. Но никто мне ничего не ответил. Вышел из кабинета. Быть может, они понимали моё состояние.
Поэтому ни стали опять возвращаться к прошедшему или у них появилась совесть и сострадание за свои ошибки насчёт меня. Однако, не знаю, о чём они думали, когда били меня и крутили руки. Какие эти милиционеры все-таки подлые люди. Свои ошибки они пытаются найти в других. На улице прохладно и с неба срывались первые снежинки.
Болохова Татьяна взяла меня под руку. Мы пошли с ней по темным улицам ночного Орджоникидзе. Редкие уличные фонари своим тусклым светом кусками выхватывали из ночи небольшие участки улицы.
Город молчал, будто был оглушён ударом по голове, как только что произошло со мной. Все никак не мог до сих пор сообразить, что произошло со мной.
Меня слегка тошнило, сильно кружилась голова, ноги подкашивались. Ноги сами собой тащились куда-то по улице. Если бы рядом не было сейчас Болоховой Татьяны, то валялся бы где-нибудь на городской улице.
Прохожие могли подумать, что напился водки, как самая последняя свинья. Из-за своего состояния не помню, сколько мы ходили по ночным улицам Орджоникидзе. Болохова Татьяна ничего мне не говорила.
Может быть, она тоже была в таком состоянии или понимала моё состояние и поэтому молчала всю дорогу? Даже не мог сообразить, куда мы с ней идём, и кто из нас двоих у другого поводырь, а кто пострадавший.
Видимо, мне сильно досталось ударом по голове, что нахожусь в таком состоянии, похожем на сотрясение мозга. Били чем-то тупым, чтобы на голове не было шрамов и ссадин.
Удар был такой, как резиновой кувалдой со свинцом внутри, мягкий, но тяжёлый. Били дважды, возможно, больше. Совершенно не помню. Так били, что последствия от побоев пока не предсказуемы.
– Саша! Пожалуйста, осторожно! – услышал, рядом, голос Татьяны. – Тут ступеньки, не упади.
Только сейчас увидел, что мы пришли в женское общежитие, где жила Болохова Татьяна. Мы потихоньку прошли внутрь общежития. Поднялись по ступенькам в кабинет дежурной.
Мне на лицо упал яркий свет люстры. Моментально все закружилась в моих глазах. Сразу потерял сознание. Почувствовал, как падаю и чьи-то слабые руки не могли меня удержать.
Свалился без сознания прямо на пол в дежурке. Это было мгновение или долго? Об этом никто мне так и ни сказал. Но только почувствовал резкий запах нашатырного спирта и открыл глаза.
Вокруг меня мелькали лица девчат и их груди, закованные в "женские доспехи". Из-за яркого света люстры у меня сильно болели голова и глаза. Жмурился и прикрывал глаза ладонью.
