Кенджи смеется:
– Я буду там, где скажешь, детка.
Уорнер
Я боюсь утонуть в океане собственного молчания.
Под мерный шум в ушах, сопровождающий тишину, на меня двинулись в атаку собственные мысли. Должно быть, я слишком много думаю – гораздо больше, чем надо. Я почти не преувеличу, сказав, что целью жизни для меня теперь стало обогнать мысли и воспоминания. Поэтому мне нельзя сидеть на месте.
Раньше, когда мне требовалось переключиться, я спускался под землю – меня отлично успокаивали имитационные камеры и программы, созданные для подготовки солдат к бою. Но из-за строительного хаоса на подземные этажи мы недавно перевели солдат, и я лишился отдушины. Теперь у меня нет выбора – только наверх.
Вхожу в ангар быстрой, энергичной походкой – шаги частым эхом отдаются в огромном пространстве. Почти безотчетно я направляюсь к армейским вертолетам, стоящим в правом дальнем углу. При виде меня солдаты буквально отскакивают с дороги и с растерянностью в глазах отдают мне честь. Коротко киваю в их сторону, ничего не объяснив, и забираюсь на место пилота. Надев наушники, тихо говорю в рацию, оповестив наших воздушных диспетчеров о своем намерении полетать, и пристегиваюсь.
Сканер сетчатки автоматически меня идентифицирует. Покончив с предполетной проверкой, включаю мотор. Оглушительный рев ощущается даже сквозь звукопоглощающие наушники. Напряжение начинает отпускать.
Скоро я буду в воздухе.
Отец научил меня стрелять из пистолета, когда мне было девять лет. Когда мне было десять, он глубоко полоснул мне ножом по икре и показал, как зашивать себе раны. В одиннадцать он сломал мне руку и бросил в чаще леса на две недели. В двенадцать меня научили собирать и обезвреживать бомбы. Управлять самолетом отец меня выучил, когда мне исполнилось тринадцать.
Он никогда не учил меня ездить на велосипеде. Этому я научился сам.
С высоты несколько тысяч футов Сектор 45 кажется недособранной головоломкой. Расстояние делает мир маленьким и несложным – пилюлей, которую легко проглотить. Но я знаю, что это обман. Только здесь, над облаками, я начинаю понимать Икара: меня тоже тянет подлететь поближе к солнцу, и лишь моя неспособность к нецелесообразным поступкам привязывает меня к земле. Я глубоко вздыхаю, успокаиваюсь и возвращаюсь к работе.
Я вылетел на свою воздушную прогулку немного раньше обычного, поэтому вид внизу отличается от привычного. Обычно я летаю ближе к вечеру, следя за гражданскими, которые выходят с работы и обменивают доллары на товары в местных центрах снабжения. Обычно после этого они спешат в свои бараки, сгорбившись под тяжестью покупок (самых необходимых) и унылого сознания, что завтра все повторится. Сейчас гражданские еще на работе – земля свободна от своих рабочих муравьев. На расстоянии пейзаж причудлив и красив – огромный синий океан притягивает взгляд.
Эту странную безрадостную реальность помогал создавать мой отец.
Зажмуриваюсь, стиснув рычаг. Что-то чересчур много выпало на сегодня.
Во-первых, обезоруживающее открытие, что душа у моего брата не менее сложна и несовершенна, чем моя.
Второе, и самое обидное: скорое прибытие моего прошлого, которое чем-то растревожено.
Я еще не говорил с Джульеттой о неминуемых гостях и, честно говоря, вообще не хочу заводить об этом речь. Я никогда не обсуждал с ней бо?льшую часть моей жизни, не рассказывал о друзьях детства и их родителях, об истории Оздоровления и своей в ней роли. Как-то не выбрал времени – нужный момент не подвернулся: Джульетта семнадцать дней как Верховный главнокомандующий, а наш роман всего на два дня старше.
И дел у нас обоих по горло.
Мы через многое прошли: сложности, отчуждение, смятение, недопонимание. Она мне долго не доверяла. Я понимаю, виноват в этом только я, но меня беспокоит, что моя былая низость вызывала у Джульетты рефлекторную привычку сомневаться во мне. Эта привычка уже стала как хорошо развитая мышца, а если открыть ей иные подробности моей постыдной жизни, это только осложнит наши отношения, которые я отчаянно желаю сохранить. Защитить.
Так с чего же начать?
Когда мне исполнилось шестнадцать, наши родители, лидеры континентов, решили, что мы, их отпрыски, должны по очереди пострелять друг в друга. Не убивать, а только вывести из строя. Они хотели, чтобы мы на собственной шкуре узнали, что такое пулевое ранение, и прочувствовали, каково оправляться от ран, а главное, чтобы усвоили – даже друзья в один прекрасный день могут стать нашими противниками.
Непроизвольно на моем лице появляется невеселая улыбка.
Полагаю, это был ценный урок – в конце концов, мой отец сейчас лежит в могиле, а его старым друзьям наплевать. Но стрелять меня учил он, опытный снайпер, и я ежедневно тренировался уже пять лет, на два года дольше остальных, поэтому я был быстрее, резче и жестче своих сверстников. Я не колебался. Я перестрелял всех приятелей, прежде чем они успели достать оружие.
В тот день я впервые почувствовал, что отец гордится мною. Я долго и безуспешно старался заслужить его одобрение – и наконец смог: папа посмотрел на меня так, как я всегда мечтал, будто я ему дорог, словно он узнает во мне себя. Осознав это, я метнулся в лес, где меня вырвало в кусты.
Свою пулю я получил только однажды.
От этого воспоминания мне до сих пор стыдно, но я не жалею. Заслужил. За то, что не понял ее, за то, что плохо с ней обращался, за то, что растерялся. Но я старался стать другим человеком – если не добрее, то хотя бы порядочнее! Я не хотел потерять любовь, которой научился дорожить.
Не хочу, чтобы Джульетта знала о моем прошлом.
Не хочу делиться с ней историями, которые мне самому отвратительны и соответственно окрасят впечатление обо мне. Не хочу, чтобы она знала, какое у меня было детство. Зачем ей знать, сколько раз отец заставлял меня смотреть, как он свежует убитых животных? У меня в ушах до сих пор звучат его крики – он бил меня ногами, если я осмеливался отвести взгляд. Я предпочитаю не помнить часы, которые просидел в наручниках в темной комнате, где звучала запись голосов женщин и детей, моливших о помощи. Это чтобы я вырос сильным, говорил отец. Это поможет мне выжить.
Однако такая жизнь с отцом заставляла меня желать ему смерти.
Я не хочу говорить Джульетте, что знал – отец изменяет матери, он ее давно бросил. Я хотел убить его, мечтал об этом, планировал, надеялся однажды свернуть ему шею с помощью тех самых приемов, которым он меня научил.
И всякий раз я терпел неудачу.
Потому что я слабак.
Я не тоскую по отцу. Я не скучаю по прежней жизни. Я не хочу, чтобы его друзья или воспоминания о нем лезли мне в душу. Но отчего-то его старые друзья не оставляют меня в покое.
Они явились за своим фунтом плоти, и я боюсь, что на этот раз – как всегда – мне придется расплатиться с ними моим сердцем.
Джульетта
Мы с Кенджи в комнате Уорнера (ставшей теперь и моей комнатой) стоим посреди шкафа, и я швыряю в Кенджи одежду, лихорадочно что-то выбирая.
– Может, это? – говорю я, отправляя в полет что-то блестящее. – Или это? – В Кенджи летит новый комок ткани.
– Ты что, вообще в одежде не разбираешься?
Я гневно оборачиваюсь:
– А когда мне было узнавать о тонкостях моды, Кенджи? Когда родители держали меня в изоляции или пока я гнила в психушке?
Он замолкает.
– Ну так что? Которое?
Он поднимает с пола вещи и хмурится:
– Предлагаешь выбрать между блестящим мини-платьем и пижамными штанами? Опять всем надо заниматься самому… Вряд ли что-то будет сочетаться с поношенными теннисками, из которых ты не вылезаешь.
– Ой, – осекаюсь я, взглянув на свои ноги. – Уорнер подбирал мне гардероб еще до личного знакомства… Ничего другого все равно нет – это висит с того дня, как меня привезли в Сектор 45.
– А почему не надеть тот костюм, который тебе шили Алия и Уинстон? – спрашивает Кенджи, приваливаясь к стенке шкафа.
Я качаю головой:
– Его еще не починили, и на нем пятна крови Андерсона. Кроме того, я тогда была другой. Я носила костюмы, закрывающие меня с ног до головы, чтобы защитить людей от моей кожи. Но сейчас-то я научилась управлять своей силой и умею ее отключать. Я умею быть… нормальной, – я пытаюсь улыбнуться, – и хочу одеться как обычный человек.
– Но ты не обычная!
– Знаю, – щеки заливает горячий румянец. – Но хочу выглядеть как все. Я никогда не жила как нормальный подросток, и почувствовать себя…
– Понял, – перебивает Кенджи и оглядывает меня с ног до головы. – Если на то пошло, как раз сейчас ты выглядишь обычным человеком. Нечего и менять, – он обводит в воздухе какие-то общие очертания моего тела.
На мне джинсы и розовый свитер, волосы собраны на макушке в хвост. Мне удобно и хорошо, но я чувствую себя неотесанной семнадцатилетней самозванкой.
– Но мне же полагается выглядеть лидером Северной Америки, – жалуюсь я. – Ты считаешь, ничего, если я так пойду? Вот Уорнер умеет с достоинством носить и костюмы, и неформальную одежду. Его вид сразу вызывает уважение…
– Где он, кстати? – встревает Кенджи. – Тебе, конечно, неприятно это слышать, но я согласен с Каслом: Уорнер должен присутствовать на встрече.
Я глубоко вздыхаю, стараясь успокоиться.
– Я в курсе, что Уорнер все знает, умеет и превосходит меня практически во всем. Его готовили для такой жизни. Андерсон прочил его в правители мира. В иной реальности он бы им и стал. Честное слово, я это прекрасно понимаю.
– Но?
– Но это не дело Уорнера, понятно? – сердито объясняю. – Это моя задача. Я не могу во всем полагаться на него. Я хочу попробовать сделать что-то сама, взять инициативу в свои руки.
Кенджи мои слова не убедили.
– Ну, не знаю, Джей. Может, как раз сейчас стоит на него опереться. Уорнер знает эту кухню получше нас с тобой, плюс подскажет, что надеть, – Кенджи пожимает плечами. – Я ведь в моде не знаток…
Я поднимаю с пола короткое блестящее платьице и осматриваю его.
Чуть больше двух недель назад я в одиночку справилась с сотней солдат, кулаком размозжила человеку горло. Я всадила две пули в голову Андерсона без малейших колебаний и сожалений. Но сейчас, стоя перед шкафом, полным одежды, я робею.
– Может, и вправду позвать Уорнера, – нерешительно протягиваю я.
– Да, – поддерживает Кенджи. – Хорошая идея.
Но я тут же передумываю.
– А хотя не надо, и так сойдет. Все в порядке, сама справлюсь. Подумаешь, важность! Наш ровесник, всего-то сын Верховного командующего Азии, не главнокомандующий же собственной персоной!
– Джей, в этих делах не бывает мелочей! Дети лидеров – как Уорнер. Они ведь в сущности наемники. Каждого готовят занять отцовское место…
– Нет, я должна сама, – поворачиваясь к зеркалу, я потуже затягиваю хвост. – Правильно?
Кенджи качает головой.
– Правильно! – энергично киваю я.
– Я считаю, ты это зря.
– Я и сама что-то могу, Кенджи, – огрызаюсь я. – Я не совсем уж пустое место.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=51665391&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
В пути (фр.).
