Девушка в очередной раз пришибла эту жалкую потерянность и продолжила, всё ещё недоверчиво косясь на мужчину, хотя она уже безмятежно отпустила напрасную панику жертвы и куска мяса:
– Я подралась с одной чушкой в столовой и ткнула ему вилкой в глаз. Но я чёт глубоко запихала, он так головой в картошке и умер, – Лойс понуро ухмыльнулась, понимая, что ничего смешного в этой страшной трагедии нет, хотя тогда, в ошалелом состоянии аффекта, она не соображала, что натворила, и даже победно смеялась над трупом… В голове нарастал бред стыда, но лукаво щекочущее чувство внутри, что тот парень это заслужил своими оскорбительными насмешками и побоями, всё же смягчило грусть. – Ну, и сослали в колонию, в одиночку.
– Тю-ю-ю, шифер мне в топку… – озабоченно протянул Даглас, удручённо поражённый дурной судьбой совсем юной потеряшки. Он поджал губы, вновь тщательно обмозговывая свой хлипкий порывистый план, но из дебрей угрюмой задумчивости его вывел тихий неловкий вопрос со стороны Лойс:
– Даг, ты же демон?
– Есть такое, – буднично кивнул Даглас, заложив ногу на ногу и с глухим треском выпрямившись. О его реальном происхождении знала только его близкая подруга, Нона, и раскрывать эту тайну новому человеку оказалось настолько несуразно, что внутри него словно что-то споткнулось и упало каменным обвалом в ноги.
– А почему тогда… – Лойс хрипнула, заискивающе обрубив вопрос. На её веснушчатом лице отразилось беглое недоумение, а в голове все варианты возможного ответа просто нахально истончали и осыпались пеплом, щекочущим виски. Внутри прокатилась склизким прохладным валом судорога неудержимого интереса… Голодные чудища обычно пожирают всё живое, как говорилось в страшилках и исторических сводках, но разве это не так?
– Я слишком сердобольный, ничего не могу с собой поделать, – со стыдливой усмешкой сокрушённо развёл руками Даг, едва ли ценивший свою порой смертельно невыносимую эмоциональность, и поспешно добавил: – Но людей я не ем из принципа, не переживай.
Лойс позволила себе спокойно отдышаться, испытав пока помятую, но благодушную радость. Встревоженное недоверие всё ещё пытливо царапало ей грудь, вызывая отчуждение, как хлёсткую вспышку паралитического страха в голове. Но то, что демон по совести не собирается проглотить её сердце, даже восторгало.
– Нам с тобой идти особо некуда, поэтому предлагаю проехаться до моей подруги в соседний город, – не обнадёживая себя, обратился к девушке Даглас. Он понимал, что страстное желание помочь потерянной безродной отщепенке… может для него плохо закончиться и план развалится, как голые сваи в бурю, но… Если он не возьмёт её с собой или она откажется, то куда потом сможет податься? Только на казнь за попытку защититься, за гибельную случайность. – Думаю, она будет не против тебя приютить.
– Злую рыжуху? – самоиронично вскинула выцветшие брови девушка, пока в её глазах обречённой тенью расцветал скепсис. Она давно зверски убила и расчленила в себе и так хилую веру в то, что будет нужна кому-то такая грязная и опасная. И слова Дага казались ей нелепой вульгарной шуткой.
Жизнь едва дала Дагласу второй шанс, и Лойс нуждалась в нём же неоспоримо. Смерть не всегда венец трагедии, приходится импровизировать.
– Злую рыжуху, – убеждённо подтвердил печник, кивнув с отзывчивым снисхождением. Он ещё не представлял, насколько девочка может быть пропащей, но заднюю давать не стал, жёстко обругав себя в мыслях излишне огорчёнными словами.
Их знакомство ведь только началось.
2
Настенные круглые часы с выпуклым пыльным циферблатом напряжённо щёлкнули, показывая восемь часов утра. Небо неряшливо размывалось прозрачной белизной, заливающей болезненным рыжим светом растрёпанные синие облака, влажно налипшие на опьянённую неподвижным туманом высь.
Снизу беспорядочно грохотало оживление, ещё рассерженно сонное, неумытое, но от чего-то беспричинно родное, притягательное. Люди проворно вставали пораньше, чтобы успеть на завтрак в столовую.
Услышав внизу голодную возню, Лойс подняла на Дага бойкий заинтересованный взгляд. Запросто угадав неловко утаённый вопрос, печник, задорно улыбнувшись, искушающе предложил в полголоса, чуть наклонившись к девушке, и его глаза блеснули поразительно ярким, словно два старых красных прожектора, огнём:
– Пойдём похаваем?
Лойс обескураженно фыркнула, не привычная к таким несолидным фразам со стороны взрослых, обычно нарочито серьёзных, людей. Звучало так неприлично, что даже патологически нравилось.
Девушка и не помнила, когда в последний раз ела хоть что-то, не напоминающее мох или траву, хотя её изнурённое кровожадным морозом и беспокойной дрожью тело давно приняло суровую участь вынужденного голода.
С другой стороны… От бессилия назойливо гудит голова, будто вместо черепной коробки на шею насадили пчелиный улей, ноги, как расхлябанные тряпки, и позвоночник сводит в воспалённую дугу…
Это гораздо выше поневоле вбитых в голову, словно шурупы молотком, самодурства и надменности.
– Идём, – охотно согласилась девушка, слишком уставшая уродливо выделываться перед незнакомым человеком. Впервые за эту утомительную бесконечность к ней относятся по-доброму, и на это нельзя не ответить, даже скупо переломив страх и гордость.
Даглас встал, торжественно достал из шкафа примятый серый халат и протянул девушке. Печник сам себе не мог объяснить, что испытывает… счастливое возбуждение от того, что смог хотя бы ничтожную малость расположить к себе одичавшую девочку, или судорожную растерянность от расползающихся зловонной плесенью мыслей, как поступать дальше в общении с новым для него лицом.
Но сам план виделся коротким до безобразия. Без проблем доехать до Ноны, дабы она приютила у себя несправедливо осуждённого на казнь сиротливого ребёнка.
Даг терпеть не мог думать наперёд, и внутреннее чувство благодатного принятия посоветовало ему импровизировать.
Лойс взяла гигантский, пропахший сухой деревянной темнотой, халат и надела его сверху на робу, полы вытягивались до самых её пят.
Они дружно спустились из номера вниз, в дверь под лестницей, которая вела в столовую.
Зал напоминал больничную операционную своими белыми стенами и уныло продирающимся через прозрачный тюль светом из окон. Длинные лампы сверху к утру не горели, зеленоватый линолеум скользил под ногами, опущенный в таинственную полутьму. Воздух застоялся, как липкое подтаявшее масло, и в нём застряли, трепыхаясь, невесомые запахи кипящего молока, овсянки и приторно сладкого листового чая.
За квадратными белыми столами кое-где редкими кучками расположились постояльцы, одновременно ели и важно, неторопливо журчали сиплыми утренними голосами.
Лойс и Даглас наскоро заняли свободные места в углу, дальше от суеты, на деревянной столешнице уже стояли чуть подстывшие тарелки с кашей и стаканы с чаем, стеклянные края слегка запотели и покрылись мелкими капельками.
Девушка глубоко вдохнула мокрый запах пресноватой овсянки в радостном трепете. Так оскорбительно странно, что это не мерещится, не достойна она этого тепла, спокойствия, этой очаровательной каши…
Лойс притронулась к ложке, дотошно убедившись, что это всё настоящее, и принялась за еду так осторожно, словно набирала из тарелки не кашу, а расплавленное железо.
Несмотря на то, что беглянка катастрофически терялась в догадках, к чему затевалось всё её спасение, она чистосердечно благодарила Дага где-то в завёрнутых в дремучий в туман жизнерадостных мыслях. Так или иначе, он не дал ей погибнуть там, в снегу, и ей стоит отплатить ему хотя бы признанием.
Даглас смотрел на маленького найдёныша с таким бойким участием, будто без него под ней провалится пол, и она упадёт в чистилище. Конечно, ситуация не заслуживала такого титанического волнения, но справиться с паническими нападками из головы у печника получалось через пень-колоду.
– А ты есть не будешь? – озадаченно спросила Лойс, с безучастной досадой провожая глазами слетающий с соседней тарелки пар. Впрочем, она подозревала, каким будет ответ.
– Я такое не ем. Да и смысла нет, сгорает быстро, – рассудительно развёл руками Даглас. Голод заставлял его сердце недовольно тарахтеть, болезненно плюясь мокрым дымом, но дров он поблизости не нашёл, что вызывало в голове разочарованную, свирепую мигрень. – Да и… Поверь мне, забрасывать овсянку в топку на глазах у честного народа немножко некультурно.
Лойс застыла, поднеся ложку к губам, словно её окунули в головой в битый лёд. А ведь правда, и чего она так сглупила. Девушка слизнула кашу с чумички и дубовато произнесла:
– Я об этом не подумала.
– Хотя чай вкусно пахнет. Хлебну стаканчик, – Даглас со смаком втянул носом ароматный вихрастый дым, лениво плывущий от стакана к потолку. Побаловать себя стоило, да и совесть пагубно изжевала душу – не может же он совсем не послушаться заботливого наставления Ноны.
– А разве огонь не потухнет? – обескураженно возразила девушка, переведя пытливый взгляд вниз, где под столом пряталась печка во второй половине тела мужчины.
– От чая?.. С какого перепуга. Есть, понимаешь ли, вода чайная, а есть святая, – наставительным тоном пояснил печник, эмоционально взмахивая рукой, словно дирижёр. Хотя при этом лицо у него выражало крайнюю серьёзность, от которой даже свет испуганно шарахнулся, бросив мрачные тени в глазах Дагласа. – Это вещи разные.
Что угодно мужчина мог скрыть за искренним добродушием, но только не темы смерти. Любое слово о разрушении жизни повергало его в спутанный шок, крошило в пепел тело ненавистными приступами воспоминаний.
Он не хотел делиться этим нечеловеческим ужасом с девочкой, пусть даже ненароком, но ей стоит знать хотя бы малую часть этого изведённого годами сокровенного. А остальное не играет роли. Оно останется внутри него, задушенное в цепях, приваренное к стене скобами, немое. Так гораздо лучше.
– А женщина, к которой ты меня повезёшь… Она кто? – любопытно наклонила голову Лойс, всё ещё не решаясь начистоту смотреть мужчине в глаза. Её выцветший взгляд блуждал по остаткам каши, которые она увлечённо соскребала ложкой.
– Полевой врач, – ответил Даглас, поставив локоть на стол и оперевшись щекой о кулак. Он чутко улыбнулся, благосклонно располагая девушку к своим словам, хотя в подруге положительно не сомневался. – Мы с ней знакомы с детства. Уверен, она тебе понравится.
– Её не смущает, что ты демон? – косо воззрилась на печника Лойс, осудительно словив лицемерный подвох. Дружить с нечистью с её малограмотной точки зрения могли только безнадёжные психи и юродивые-идолопоклонники, которых даже иерарх опасался.
– Я бы сказал, она единственная, кого это не пугает, – отрадно ухмыльнулся Даглас. Он бы ни на что в этом грёбаном мире не променял того единственного человека, который не впадает в истеричное смятение при виде его бурно горящего нутра.
Лойс подняла голову и впервые с ярым отрицанием заглянула Дагласу напрямую в глаза, всего на жалкое стыдливое мгновение, чтобы снова угрюмо отвести обожжённые зрачки в сторону. Её невыносимо воротило от лицемерия, но в её чувствах металась лишь половина правды. Глухой страх и непритворный интерес вцепились друг в друга намертво спаяными кусками стали, и что из этого с потрохами поглотит другое решала только запоздалая оробелая благодарность.
– Я тоже не боюсь, – бойко возразила беглянка, смятенно изучая прожилки в столе. Сторона выбрана, идти на попятную поздно. Но посмотреть, что будет дальше, имея только пришибленную надежду, всё равно неистово подмывает.
– Прям-таки не боишься? – задрал брови печник, пытливо наклонившись к девушке, и улыбнулся с долей скабрезной иронии. Не то чтобы он мог прочитать потеряшку, как состав мешка соли, но сбитая на потерянные запинки дрожь в её словах объяснила всё.
