Пока часть шабашников ещё отсыпалась, бригадир с другим, относительно трезвым плотником нанесли краской обозначения на части здания, которые будут разбираться, перевозиться на другую сторону реки и вновь собираться. Ну, так, как делают при продаже рубленых домов из брёвен, пластин «на вывоз».
Постепенно вся бригада включилась в работу.
Помеченные пластины, брёвна перевозили на телеге к берегу, грузили на плашкоут, на другой стороне реки плашкоут разгружался на другую телегу, и части клуба перевозились к месту строительства.
Фундамента настоящего не было, так, кирпичные столбики… Для деревянных зданий это, по-видимому, допускается. Основные части здания – стены, полы, стропила крыши – были старые. Но окна, двери, часть пола, сцену сделали вновь из свежего леса. У старого клуба крыша была из досок, новую – покрыли шифером. Тогда этот материал был страшным дефицитом.
За всё время строительства было ещё два-три дополнительных аванса, и вся история с его пропитием повторялась практически с абсолютной точностью. Только бригадира больше не макали в дыру уборной. А, может и макали, не могу вспомнить – столько времени прошло.
Но отчётливо помню, что по окончании стройки, при окончательном расчёте попойка была такая, что чертям было тошно! Петухи в доме, где временно жили шабашники, начали кукарекать с обеда!
Дата спектакля долго согласовывалась с правлением колхоза, сельсоветом. Правление колхоза хотело совместить спектакль с отчётно-перевыборным собранием, а сельсовет – с государственным праздником.
Мы жили в этом селе лет десять, и каждый год было отчётно-перевыборное колхозное собрание, и каждый год был новый, не из нашего села, председатель колхоза.
Председатели, которых не выбирали на второй год, уезжали из села куда-то, а председательский дом оставался пустым. В него-то и въезжал каждый раз новый председатель. Не надо строить новый дом! Удобно! И, главное – экономно! Правда, от этого дела в колхозе год от года шли всё хуже и хуже, пока колхоз окончательно не развалился и окончательно не угробил всё наше замечательное село.
Все, особенно молодёжь, ждали с нетерпение этого собрания, так как в наше, сильно оторванное от цивилизации и технического прогресса село по этому случаю привозили кино. Его показывали на улице, бесплатно.
Всё же победила советская власть – сельсовет дал добро поставить спектакль в майские праздники.
Повесили объявление на магазине, в центре села. Дали задание развозчику хлеба Джингурбаю сообщить о спектакле в соседние, близлежащие сёла, куда он, Джингурбай, ежедневно возил хлеб на арбе, т.к. пекарня была только в нашем селе.
Спектакль давали в новом клубе.
В фойе (даже такие слова появились в нашем лексиконе) был организован буфет, в который были завезены дефицитные в то время продукты: шоколадные конфеты в коробках («Драже-грильяж в шоколаде» – так было написано на коробках), ириски «Золотой ключик», пастилу и даже пиво в бутылках. И были сделаны бутерброды.
Мне особенно запомнились бутерброды – в городской булке делался широкий надрез и в него вкладывался кусочек настоящего, с дырками-ноздрями сыра или кусочек копчёной колбасы, нарезанной сильно наискось.
Был ещё сладкий чай, как в школе.
В фойе была ещё одна комната, куда я часто по вечерам наведывался, – это бильярдная. Там много курили, и воздух был там такой, что хоть топор вешай! Лузы были сильно разбиты и поэтому забивались самые «невозможные шары». В этот день, как и всегда, бильярдная была открыта.
В организации постановки спектакля было много вспомогательной, но совершенно необходимой работы: это подготовка самой сцены и её освещение; организация кулис; суфлёрского места, где суфлером была сама учительница-режиссёр; подготовка зрительного зала; противопожарные дела и прочее.
В этой работе участвовали и мои друзья – Юрка и Толька, так как в самом спектакле им не досталось ролей. Я такими работами не занимался, потому что был в основном составе «труппы» и был занят во многих сценах этого спектакля в качестве «артиста».
Из комсомольцев, не занятых в самом спектакле, был организован отряд типа «дружинников».
Таким образом, почти вся молодёжь села была задействована на спектакль. Народ, зрители, начал собираться за час-два до начала.
Первыми пришли старушки. Некоторые принесли с собой скамеечки, табуретки на случай, если сидячих мест не хватит.
Ровно в семь часов вечера был открыт занавес.
На сцене, в импровизированной комнате городской квартиры, появился я и сказал самые первые слова в спектакле: «Корабли вышли за мол…»
Театральный процесс пошёл!
Было два акта. После первого зрительный зал разразился бурными и продолжительными, на самом деле, аплодисментами. Мы, артисты, выходили «на поклон» несколько раз.
В перерыве часть зрителей вышла на улицу, а некоторые, в основном мужики и мальчишки, ломанулись в буфет.
В пять минут весь запас бутербродов и пива был сметён. По тому времени эти бутерброды мне казались чем-то необыкновенным. Хотя мы, жители рыбацкого села, ели паюсную чёрную икру вместо хлеба и эта икра у нас была в печёнках. А это – городская булка, и в ней целый аппетитный кусок копчёной колбасы или настоящего, с дырками, сыра! Вкуснотища! Вы меня извините!
Второй акт начался с небольшой задержкой, так как один из взрослых артистов перебрал пива и застрял в буфете, но его вовремя отловили, так что он не успел дойти до «кондиции», и спектакль общими усилиями был спасён.
Зрители этой заминки даже и не заметили.
После окончания спектакля «на поклон» под бурные аплодисменты вышла и главный и единственный режиссёр и постановщик спектакля – наша молоденькая учительница.
Наш единственный спектакль, который нам не суждено было повторить, закончился полным триумфом. Гордость переполняла наши молодые сердца. Мы, «актёры», строили радужные планы на будущее. Увы, многим из них не суждено было сбыться.
Через много лет, при встречах с односельчанами, мы с гордостью вспоминаем наш удивительный спектакль в нашем замечательном селе.
P/S: А та молоденькая учительница-режиссёр нашего спектакля вскоре вышла замуж за одного из «артистов» этого спектакля, кстати, за сына одного из очередных председателей колхоза.
ПО ТОНКОМУ ЛЬДУ…
Проползал как-то ранним зимним утром в овчинном тулупе по тонкой, прозрачной как стекло, корке льда, стянувшей за одну морозную ночь майну посредине Бахтемира, оставленную вечерним ледоколом.
Я был в гостях у дочери, в селе. Она недавно вышла замуж и добилась распределения после окончания института в сельскую местность с предоставлением жилья, чтобы жить самостоятельно и ни от кого не зависеть.
Гостил субботу и воскресенье, а в понедельник надо успеть на работу в город. Обычно нормальную переправу на алюминиевой шлюпке налаживали часам к девяти. Таких, как я, которым некогда ждать, набралось человек пять.
Первым пополз местный, уже опытный в этом опасном деле. Тонкий лёд заметно прогибался под проползавшем на пузе человеком, но не ломался. На всякий случай, ползущего обвязывали верёвкой. Я тоже пополз. Всё обошлось благополучно.
И мне вспомнилась давняя «ледовая» история, которая произошла в моём, самом лучшем на земле селе Алгара, где прошло всё моё детство.
Дело было так. В наше отдалённое, за пятью паромами от райцентра, село иногда привозили кино. Редко, очень редко, но зато эти фильмы мы смотрели всем селом, потому что других достижений цивилизованного мира мы не видели. Это обстоятельство объединяло сельчан, не в пример городским.
О том, что к нам завтра приезжает кинопередвижка, сообщили утром из района на единственный сельсоветский телефон. Телефон был с ручкой. Если ручку не покрутить, то ничего и не услышишь. Видимо, этой ручкой раскручивался генератор тока, от которого и работал этот допотопный телефон. (Пришла мысль, а что если современные сотовые снабдить этой ручкой вместо подзарядки, тогда застрявши на шестисотом Мерседесе в лесу, можно всегда вызвать автосервис или МЧС, или самого Сергея Шойгу!)
Секретарь сельсовета написала на бумажке название фильма и отдала её мальчишке, случайно пробегавшему мимо сельсовета, наказав при этом пацанёнку:
– Ванёк! Передай дядь Саше, завклубом. Скажи, пусть сегодня напишет два объявления: одно повесим на наш магазин, а втрое отдадим дяде Джингурбаю, пусть прикрепит объявление на свою хлебную повозку. Может, и с других сёл к нам придут кино посмотреть.
Ванька птицей полетел с этой бумажкой в клуб.
После обеда на деревянной стене нашего единственного магазина висело объявление: такого-то числа в 6 часов вечера, в клубе будет демонстрироваться кинофильм «Потомок Мульду».
Такое же бумажное объявление было прибито четырьмя гвоздями через картонные квадратики на фанерный хлебный ящик, установленный на телегу развозчика хлеба Джингурбая, чёрного от природы и вдобавок перекалённого нашим южным, беспощадно жгучим, солнцем старика-казаха.
В нашем селе была изба-читальня, т.е. библиотека, и мы, школьники, всё, что там немногого было про приключения, прочитали. А была там, собственно, одна книжка «Зверобой» Фенимора Купера. Название завтрашнего фильма «Потомок Мульду», говорило само за себя: это будет кино про краснокожих индейцев с перьями на башке, вооружённых луками с ядовитыми стрелами, тамагавками (топорами), будут снимать скальпы и т. п.
Весь день перед вечерним сеансом мы играли в индейцев.
Мы, аборигены, стреляли по местным свиньям и каргам (воронам) из самодельных луков стрелами из камышинок с самодельными наконечниками из металлической ленты, которой обивались упаковочные деревянные ящики.
Кидали складные ножи в старую дверь сарая. Маленьких топориков у нас не было, поэтому обошлись без тамагавков.
Ничего не получилось и со скальпами т.к. не было желающих подставлять свою голову под химический карандаш, которым понарошку обозначалась бы граница скальпа. Таким образом, к просмотру индейского кино мы, мальчишеское племя, основательно подготовились.
Наконец, началась демонстрация фильма в нашем клубе – избе-читальне.
Затрещал кинопроектор передвижки и на экране сразу высветилось название фильма «По тонкому льду». Зал зашумел:
– Что? Другое кино крутить будут? В объявлении написан другой фильм!
Киномеханик на время остановил аппарат, включил свет и спросил:
– Что за шум, товарищи? Кино я вам привёз, то какое и было запланировано. «По тонкому льду» называется. Хороший фильм.
– А у нас на объявлении написано другое кино: «Потомок Мульду», – возразили зрители.
– Я записала название так, как мне передали по телефону, – вмешалась секретарь сельсовета. – Слышимость была плохая, поэтому я, видимо, не докрутила ручку телефона и неточно поняла название фильма.
Зал успокоился ответом сельского начальства. Показ фильма продолжился. А фильм, и правда, оказался неплохим – про шпионов, но без скальпов и тамагавков.
Кстати, в нашей избе-читальне, как оказалось, была и вторая книжка Ф. Купера, «Шпион, или повесть о нейтральной территории».
Так, что большой ошибки в названии кинофильма и не было: так, отдельные буквы поменялись местами…
ПЛОТ
На реке раздался незнакомый мощный гудок. Два колёсных парохода, которые регулярно заходили в наше село, свистели по- другому. Мы, сельские пацаны, по их гудкам точно угадывали название этих привычных нам грузо-пассажирских, с деревянными плицами, судов. А это был даже не гудок, а зычная сирена.
Мы побежали вдоль берега навстречу неизвестному. И тут увидели, как с широкого Кигача в нашу маленькую речку медленно вползает неуклюжее, похожее на чугунный угольный утюг, судно.
Это был буксир, который тащил за собой несколько плотов. От них – и от самого букусира, и от связанных в пучки брёвен – шли большие волны и выплёскивались далеко от берега, спугивая с привычных грязных луж местных чушок (свиней). Волны закачали привязанные к кольям в паре саженей от берега лодки, куласы, баркасы.
Высунутые носом на берег, незакреплённые, лодки обратной волной затащило в речку, к плотам. Мы поймали одну из таких лодок и прицепились за последний пучок плота. Здорово! Мы стали частью плота! Но скоро буксир дал последнюю сирену и встал. Пучки плота разошлись змеёй и заполнили всю речку. Теперь можно было перебежать с одного берега на другой по брёвнам. Вот новая забава!
Оказалось, в этом плоту строительный лес для постройки нового клуба, о котором говорилось на ежегодных колхозных собраниях.
До этого я, мальчишка, думал, что строительный лес – это ровные брусья, аккуратные сухие доски. А здесь куча мокрых брёвен! Как же из него, этого склизкого дерева, можно что-то построить?
Как потом оказалось, этому плоту, этой связке еле держащихся на плаву брёвен, только ещё предстояло превратиться в строительный материал.
На буксире было четыре человека. Это капитан, который внешне ничем не отличался от других членов экипажа. В моём представлении настоящий капитан – это мужественный, обветренный как скалы, мужчина в белом отглаженном кителе, белых начищенных туфлях и в форменной фуражке с золотистой кокардой, а на военных кораблях и с кортиком! А капитан буксира был в поношенных, мятых брюках, в старых шлёпанцах со смятыми задниками, в застиранной рубашке навыпуск с закатанными на разную высоту рукавами. То, что он здесь старший, можно было понять только по его командам. Несмотря на его неряшливый вид, судовой экипаж чётко выполнял указания капитана.
Другой был боцманом – он занимался якорями, канатами, верёвками, спустил на берег деревянный красного цвета трап. И ещё при этом страшно матерился. Он вообще был похож на пирата: был в рваной тельняшке, и на поясе у него болтался короткий нож в самодельных кожаных ножнах
Третий вылез из машинного отделения. Это был моторист-дизелист, «нижняя команда», если говорить по-флотски. Он был в промасленых штанах, весь потный и без майки. От него пахло машинным маслом и луком.
А четвёртым был наш Николай Фёдорович, снабженец из рыбкоопа, Васькин отец. В соломенной шляпе, в пиджаке, штанах, подвёрнутых до колен, в сандалиях на босу ногу и с чёрной папкой под мышкой он с важным видом сошёл на берег и сказал встречавшему его рыбкооповскому начальству
– Вот, притащил!.. Все фонды выбрал! Готового строительного леса всё же не удалось выбить, поэтому дали в плоту. Деваться было некуда, а то клуб ещё лет десять будем достраивать!.. Главное, лес теперь у нас есть! Вот он! А из него чего хочешь можно выпилить. Шабашники это умеют хорошо делать!
– Правильно сделал, Фёдорыч! Без леса нам каюк! Шабашникам чуть приплатим, а они всё сделают как надо. Завтра начнём вытаскивать плот на берег, с колхозом я уже договорился – дадут гусеничный трактор ДТ-54
Они же заинтересованы- ведь клуб-то в их подчинении! Да и клуб позарез нужен всем! Даже отчётно-перевыборное собрание провести негде!.. А ёлки?.. А кино?.. Всё опять в этой избе-читальне, где два человека еле расходятся?.. Нет, пора с этим кончать!.. Ты всё правильно сделал, Николай Фёдорыч! -ободрил снабженца председатель рыбкоопа, фронтовик, встречавший вместе со всеми плот. Он тоже хотел-бы получить готовый, сухой стройматериал, но город на это отвечал только обещаниями.– Всё правильно!.. Молодец! – повторил он, тепло пожав двумя руками, по-казахски, руку Николая Фёдоровича.
До самого вечера пацанва бегала по плоту и вдоль, и поперёк! Да и взрослые, увидев как мальчишки бесятся на плоту, переходили речку по брёвнам. Не ходить же, в самом деле, к паромщику дедушке Утеню, да и ещё и деньги платить за перевоз! Здесь всё бесплатно и, главное, быстро!
На следующий день, с утра началась работа!.. Начали с последнего пучка плота. Мужики отцепили его общей связки, перерубили проволоку-шестёрку, которой были связаны в пучок брёвна, и начали подталкивать баграми с лодки отделившиеся брёвна к берегу. Здесь уже подключался трактор ДТ-54, который выволакивал брёвна подальше от берега. Всё это укладывалось в штабель на подтаварник (мелкое, корткое брёвнышко) для просушки.
Эта работа продолжалась в течение нескольких дней. В конце рабочего дня несколько брёвен из пучка оставались у берега не вытащенными, т.к. тракториста после обеда перебрасывали на какую-то всегда срочную, всегда неотложную работу в колхозе. Трактор-то на всё село был один! Но зато у нас, пацанов, появлялось дополнительное развлечение.
Мы сталкивали эти, оставшиеся не убранными, брёвна обратно в реку и ну на них кататься!.. Склизкие, местами без коры, они неуправляемо вертелись под нашими босыми ногами и, чаще всего, сбрасывали нас в воду
Но нам было весело, забавно от таких запрещённых игр!.. Потом ставили друг за дружкой несколько брёвен поперёк реки и устраивали соревнование: кто быстрее перебежит с берега на берег по этому вёрткому плавучему мостику и не искупается! Сколько было синяков и ссадин! Сколько оборвано ногтей на наших, всегда в цыпках, ногах! Но эти изъяны на организме выявлялись только дома! А тогда, на брёвнах, нам было очень весело! Ничего не чувствуешь, кроме азарта соревнования! Всё же какое хорошее дело придумали люди!.. Плот!.. Простейшее плавучее сооружение из кусков дерева!.. Видимо, те, кто это изобретал это ещё в Оные времена, не думал, что это будет и прекрасной, бесплатной забавой для мальчишек всего мира!
Через пару недель весь плот был вытащен на берег. Все брёвна лежали на подкладках-подтоварниках, сушились. В речке не осталось ни одного бревна.
Временная переправа закончилась. Снова всем понадобился дедушка Утень. Закончились и наши опасные аттракционы с брёвнами на воде. Но мы, неугомонное мальчишеское племя не унывали. Да и взрослые скоро дали нам новое необычное задание: обдирать кору с брёвен. С помощью топора или просто куска железки с мокрого дерева кора легко снималась.
Из внутренней (лубяной) части коры лиственных деревьев мы научились драть лыко. Особенно хорошее светло-жёлтого цвета лыко было у липы. Всё это- и кору и лыко- мы утаскивали на свои дворы. Лыка раздирали на узкие полоски-ленточки: получались отличные мочалки. Этих мочалок мы заготовили на несколько лет вперёд. Мойся-не хочу!
А взрослые, уже за какие-то деньги, плели рогожные кули для упаковки воблы. Лучшей тары для вяленой воблы ещё не придумано!
А просто кора сушилась на солнце – это дополнительное топливо в нашем безлесом краю. И ещё из коры некоторые бедные рыбаки делали балберы (балберки) – поплавки для рыболовных сетей.
Скоро в нашем селе появились шабашники. Они все были не местными, из какого-то другого села. Но они уже работали в нашем селе-перевозили старый клуб с «рыбзаводской» стороны на нашу, «сельсоветскую». Но, поскольку на достройку клуба не хватало нового лесоматериала, работы были свёрнуты года на два. Я был очевидцем этого «перевоза» клуба.
Как полагается, им, бригаде плотников-шабашников, выдали первый аванс. Эта бригада пока не пропила этот аванс к работе, несмотря на угрозы сельской администрации, так и не приступила. Гудели всю неделю. Село от них стонало. У них были обычные пьяные выходки физически здоровых, изрядно выпивших мужиков, но одну я запомнил особенно чётко. Это был как-бы финиш пропития первого аванса: два молодых плотника стали «макать» лысую голову старика бригадира в загаженную дыру сельской уборной (по-культурному, на городской манер-туалета).
Ещё через день-два, когда деньги от аванса кончились совсем, бригада шабашников начала наконец осмысливать работу и готовиться к предстоящим делам.
Пока часть шабашников ещё отсыпалась, бригадир с другим, относительно трезвым плотником, нанесли краской-суриком обозначения на части здания, которые будут разбираться, перевозится на другую сторону реки и вновь собираться. Ну, как это делают при продаже рубленных бревенчатых, пластинных домов на «вывоз.»
Помеченные пластины, брёвна перевозили на телеге с лошадью к берегу, грузили на плашкоут (плоскодонное судно). На другой стороне реки плашкоут разгружался на другую телегу и части клуба перевозились к месту строительства.
Фундамента настоящего не было – так, кирпичные столбики. Для деревянных зданий это, по-видимому, допускается.
Основные части здания-стены, стропила крыши-были старыми. Но полы, потолки, сцену, окна, двери надо было делать из нового тёса. А его не было, поэтому стройка заморозилась, пока не привели плот.
Второе «пришествие» шабашников было похоже, как капли воды, на первое. Всё опять началось с аванса. Только бригадира больше не «макали» в дыру уборной… А, может, и макали?.. Не могу вспомнить-столько времени прошло!..
Как и в тот раз, бригадир, пока его бригада отсыпалась после гудежа, с относительно трезвым напарником начали отбирать уже подсохшие, готовые к обработке брёвна, помечая их торцы суриком.
