– Ага! – отвечает Рейчел. – Или мастерить полки, или шить одежду, или… Ну вот чем ты увлекаешься?
Она уже достаточно выпила и вполне может счесть номер два симпатичным, хотя я все-таки подозреваю, что окучивает она его, главным образом, чтобы дать мне возможность заняться номером один. Из них двоих я определенно предпочитаю первого – он высокий. Рост всегда вопрос номер один. Я – метр восемьдесят, и, хотя лично меня не смущает, если мужчина ниже, они часто тушуются. Ну и на кой мне парень, которого это напрягает – полезный фильтр.
– Чем я увлекаюсь? – переспрашивает пьяный чувак номер два. – Люблю ходить в бары с неприличными названиями и дорогущей выпивкой и танцевать с красивой девчонкой.
Неожиданно его лицо озаряет улыбка, несколько более пьяная, чем задумывалось, однако на удивление приятная.
Рейчел явно того же мнения. Она кидает взгляд в мою сторону и оценивает ситуацию между мной и номером один.
Я же смотрю на номер первый и размышляю. Высокий, с широкими плечами и сексуальной сединой на висках. Лет, наверное, тридцать пять. Если прищуриться или притушить свет, будет смахивать на Джорджа Клуни в девяностые.
Нравится ли он мне? Если да, можно переспать. Когда ты одинока, это разрешается.
Странно все это конечно.
После Джастина я ни разу не думала о других мужчинах. Когда ты одна и постоянного секса нет, то освобождается вагон времени, которое прежде уходило не только на сам процесс, но и на бритье ног, покупку красивого белья, размышления о том, делают ли другие женщины депиляцию воском в зоне бикини и так далее. Это очевидный плюс. Конечно, тебе плохо от отсутствия крайне важного аспекта взрослой жизни, но успеваешь зато гораздо больше.
Разумеется, я помню, что мы с Джастином уже три месяца как расстались, и, теоретически, я могу спать, с кем хочу… Но все равно думаю о Джастине… Что бы он сказал… Как бы взбесился. И хотя, по логике вещей, секс возможен, но, понимаете, не совсем. У меня в голове – пока нет.
Рейчел мгновенно это просекает.
– Извини, приятель, – похлопывает она по руке номер два. – Прямо сейчас мне хочется танцевать с подругой.
Она царапает свой номер на салфетке – и откуда только взяла ручку? волшебница, да и только – и тащит меня в центр танцпола, где музыка бьет по ушам так, что барабанные перепонки вот-вот лопнут.
– А ты какая, когда напьешься? – спрашивает Рейчел, пока мы неприлично двигаем бедрами.
– Такая… вдумчивая! – ору я в ответ. – Слишком здравомыслящая, чтобы просто переспать с тем красавчиком.
Рейчел берет у проходящей мимо официантки рюмку и протягивает ей деньги.
– Пока ты еще явно не достаточно выпила. – Она передает мне вторую рюмку. – Будь ты хоть трижды редактор, ни одна пьяная девчонка не выговорит слово «здравомыслящая».
– Помощник редактора, – напоминаю я и опрокидываю в себя пойло.
«Ягер-бомб». Поразительно: нечто столь мерзкое, что от одного лишь послевкусия на следующее утро подкатывает тошнота, в клубе кажется восхитительным.
Рейчел весь вечер меня спаивает и флиртует напропалую, всех симпатичных она подпихивает мне. Что бы она ни говорила, я уже прилично набралась. Перед глазами мелькают танцующие люди и подносы с яркими напитками.
И лишь когда появляются Мо и Герти, я начинаю догадываться – гулянка затеяна неспроста.
У Мо вид человека, которого вытащили в клуб в последний момент. Борода торчит набок, будто он спал и не привел себя в порядок, а заношенную футболку я помню еще с универа – хотя теперь она уже не болтается на нем так, как раньше. Герти, как всегда, надменно красива: без макияжа, волосы забраны наверх, как у балерины, – трудно сказать, собиралась ли она сюда заранее, ибо не красится никогда и одета безупречно в любой ситуации. Добавила в последнюю минуту каблуки к джинсам в обтяжку – и дело готово.
Они пробираются на танцпол. Точно – Мо сюда приходить не планировал, он не танцует. Хотя обычно без танцев не обходится. Зачем же они заявились на нашу с Рейчел спонтанную гулянку посреди недели? Ее они едва знают – пересекались несколько раз на вечеринках, но не дружат. Собственно, Герти и Рейчел пребывают в состоянии вялотекущей вражды двух альфа-самок и при встрече неизменно устраивают склоку.
«У меня сегодня день рождения? – пьяно соображаю я. – Или они приготовили сюрприз?»
Поворачиваюсь к Рейчел.
– Что за…
– Столик! – командует она, указывая на кабинки в глубине зала.
Герти довольно убедительно скрывает раздражение от того, что приходится сменить курс, в то время как она только-только пробилась к нам.
Чую неладное. Однако сейчас у меня кульминация опьянения, так что я с готовностью задвигаю тревожные мысли подальше, надеясь, что мне, по меньшей мере, сообщат про оплачиваемый месячный отпуск в Новой Зеландии.
Но нет.
– Тиффи, я не знала, как тебе сказать, – начинает Рейчел, – и не придумала ничего лучше, чем напоить тебя, напомнить, как приятно флиртовать с мужчинами… ну и позвать группу поддержки. – Берет меня за руки. – Тиффи, Джастин скоро женится.
4. Леон
Разговор по поводу квартиры зашел совсем не туда – Кей разошлась не на шутку. Почему? Расстроилась, что кроме нее в моей постели будет спать кто-то еще? Но она все равно у меня не ночует. Терпеть не может темно-зеленые обои и соседей-пенсионеров. Твердит, что я провожу «со стариками слишком много времени». Мы всегда встречаемся у нее – светло-серые стены, крутая молодежь вокруг.
Утомительный спор заходит в тупик. Кей требует, чтобы я удалил объявление и отказал женщине из Эссекса, а я стою на своем. Это лучший доступный мне способ дополнительного заработка, не считая лотереи, которую нельзя учитывать при планировании. Не хочу снова занимать эти чертовы триста пятьдесят фунтов. Кей сама говорила: нашим отношениям такое не на пользу.
Раз сама говорила, то в конце концов согласится.
Долгая ночь. Холли не могла уснуть; играли в шашки. Поднимает руку и, прежде чем взять фигуру, водит ею над доской, словно колдует. Техника манипуляции – противник, вместо того чтобы обдумывать следующий ход, следит за ее действиями. И где только семилетняя девчушка такого набралась?
Спрашиваю.
Холли: Ты неиску?шенный, Леон, да?
Говорит «неиску?шенный», с ударением на «у». Должно быть, впервые произносит вслух, вычитала в книжках.
Я: Вообще-то я очень даже многоопытный, Холли. Спасибо на добром слове.
Она окидывает меня снисходительным взглядом.
Холли: Не расстраивайся, Леон. Просто ты слишком хороший. Люди, наверное, вытирают о тебя ноги. Как о коврик.
Тоже где-то услышала. Вероятно, от отца, который заходит раз в две недели в дорогом сером костюме и приносит с собой первые попавшиеся сладости и кислый запах сигарет.
Я: Быть хорошим не плохо. Можно быть сильным и хорошим. Не обязательно или то, или другое.
Снова покровительственный взгляд.
Холли: Понимаешь… Вот Кей сильная, а ты хороший.
Разводит руками с выражением «такова жизнь».
Ошарашен. Не подозревал, что она знает имя Кей.
Едва захожу домой, звонит Ричи. Кидаюсь к телефону – знаю, что это он, по городскому никто больше не звонит – и стукаюсь головой о низкий подвесной светильник на кухне. Самый неприятный предмет в квартире, во всем остальном просто великолепной.
Потираю лоб. Закрываю глаза. Вслушиваюсь в голос Ричи, ища в нем дрожь или другие намеки на то, как он на самом деле себя чувствует. Хочу услышать настоящего, живого, дышащего Ричи, с которым пока еще все в порядке.
Ричи: «Расскажи что-нибудь хорошее!»
Сильнее сжимаю веки. Значит, выходные прошли неважно. В субботу и воскресенье всегда тяжело – меньше прогулок. Он похоже приуныл. Сужу по акценту: немного Лондон, немного Корка – когда он грустит, Ирландия в речи звучит явственнее.
Рассказываю о Холли – о ее талантливой игре в шашки и обвинениях в «неиску?шенности».
Ричи слушает, и тут неожиданный вопрос.
Ричи: Она умрет?
Сложно… Люди не всегда понимают: дело не в том, умрет ли человек или нет. Хоспис – это не только место, чтобы тихо угаснуть, многим как раз становится лучше, и они возвращаются домой. Суть в том, чтобы в период неизбежного страдания сделать жизнь комфортней.
Но Холли… Да, может умереть. Она очень больна. Очаровательная, не по годам развитая и больная.
Я: В ее возрасте лейкемия неплохо поддается лечению.
Ричи: Не надо статистики. Давай лучше хорошую историю.
Улыбаюсь, вспоминая, как в детстве, когда месяц не работал телевизор, мы разыгрывали на двоих сюжет «Соседей». Ричи всегда любил хэппи-энды.
Я: Она поправится. Вырастет и станет … программистом. Применит свои шашечные таланты, чтобы с помощью цифровых технологий разработать новые продукты питания, от которых не будет голода, и Боно[2 - Боно – ирландский рок-музыкант, известный своей гуманитарной деятельностью.] на Рождество придется искать себе другое занятие.
Ричи смеется. Негромко, однако достаточно, чтобы узел у меня в животе отпустило.
Молчим. Может, по-братски, а может, за неимением более выразительных слов.
Ричи: Здесь ад, чувак.
Слова бьют под дых. В последний год слишком часто ощущаю эту связь между нами – и этот удар кулаком.
Я: До апелляции совсем чуть-чуть, дело двигается. Сэл говорит…
Ричи: Брось! Сэлу надо платить. Я не вчера родился, Лео. Это нереально.
Говорит мрачно, медленно, невнятно.
Я: Что за дела? Разуверился в старшем брате? Ты же сам говорил мне, что я стану миллиардером!
Чувствую, что он невольно улыбается.
Ричи: Ты и так сделал достаточно.
Нет. Такого не бывает. Не бывает достаточно, не в этом случае. Хоть я и не раз желал поменяться с Ричи местами, чтобы избавить от страданий.
Я: У меня план, как раздобыть денег. Тебе понравится.
Какой-то шум.
Ричи: Сейчас. Дайте еще секунду…
Приглушенные голоса. Сердце у меня колотится. Когда говоришь с ним по телефону и слышно только нас двоих, легко представить, что он в тишине и безопасности. Да только он там, на тюремном дворе, и за ним очередь. Предпочел телефонный звонок единственному шансу принять душ или получасу прогулки.
Ричи: Надо идти, Лео. Обнимаю.
Гудки в трубке.
Суббота, половина девятого. Даже если выйти прямо сейчас, опоздаю. А я и не выхожу. По мнению доктора Патель, я сейчас должен менять постельное белье в палате «Море»; по мнению медсестры из палаты «Кораллы», брать на анализ кровь у мистера Прайора; по мнению врача-ассистента Соки, помогать ей с умирающим в палате «Ламинария».
Побеждает Сока. На бегу звоню Кей.
Кей: Опять застрял на работе?
Слишком запыхался, чтобы объяснять. Палаты чересчур далеко друг от друга, и в случае чрезвычайных ситуаций приходится бежать. Попечительскому совету хосписа надо бы раскошелиться на перепланировку.
Кей: Ничего. Давай я встречусь с той девушкой вместо тебя.
Спотыкаюсь от удивления. Я конечно хотел сам ее об этом попросить, – потому и не звоню эссекской женщине с просьбой отменить встречу, – но что-то Кей подозрительно сговорчива…
Кей: Видишь ли, мне не нравится идея сдавать квартиру, но я понимаю, тебе нужны деньги. Короче, чтобы мне не волноваться, я все беру на себя. Побеседую с этой Тиффи, обговорю условия. Чтобы тебе даже пересекаться не пришлось с непонятно какой женщиной, которая будет спать в твоей постели. Может тогда мне эта затея уже не будет казаться такой странной, и тебе не надо будет напрягаться. У тебя на это и времени нет.
Сердце сжимается. От любви? Или просто судороги? На этой стадии отношений сказать трудно. И тем не менее.
Я: Ты… ты уверена?
Кей, твердо: Да. Я так решила. И никакой работы по выходным, о’кей? Выходные – для меня.
Справедливо.
Я: Спасибо. Спасибо. И если не сложно, скажи ей про…
Кей: Да-да, сказать про чудика из пятой квартиры и предупредить насчет лис.
Определенно, сжимается от любви.
Кей: Напрасно ты думаешь, что я никогда тебя не слушаю.
До палаты «Ламинария» бежать еще добрую минуту. Не рассчитал силы, будто новичок. Ошеломлен жуткой напряженностью смены: умирающими, пролежнями, лукавыми пациентами с деменцией – и забываю про элементарные правила выживания в хосписе. Рысью, а не галопом. Всегда знай, сколько времени. Не теряй свою ручку.
Кей: Леон, ты что?
