Пищевая цепь
Адам Евсеев
Зои едва исполнилось восемнадцать, она любит маму и мечтает окончить колледж с отличием. Мерат – профессиональный военный. Больше всего он любит деньги, еще сильнее любит их тратить. Марьям – страстная жена, любящая мать и жестокая офисная хищница.В другом мире они могли никогда не встретить друг друга, но там, где человек – не вершина пищевой цепи, их судьбы оказываются связаны. Книга содержит нецензурную брань.
Пищевая цепь
Адам Евсеев
© Адам Евсеев, 2024
ISBN 978-5-0062-8609-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Вступление
Мерат
– Спасибо, полковник!
Худой мужчина с пышной бородой и седыми висками второпях козыряет и машина растворяется в клубах пыли. Я все еще слышу, как она подпрыгивает на ухабах, дребезжит багажником, но смесь запахов пота и бензина рассеивается, только пыль по-прежнему стоит столбом.
Где-то вдалеке завернутая в паранджу старуха тянет за собой козу. Коза протестует: трясет рогами, упирается копытами, оглашает округу тоскливым блеянием. Их заведомо неравное противостояние разворачивается на фоне гигантского плаката «Coca-Cola», изорванного и пожелтевшего от времени. За последние пару лет такие картины превратились в привычные, даже заурядные атрибуты ближневосточного колорита, но, наслаждаясь зрелищем, я все равно добавляю к полуторачасовому опозданию еще пару минут.
Вторая и последняя вещь, что заслуживает моего внимания в радиусе десятка километров – это грузовик. Сверкающий новизной едва спущенного с конвейера пластика, он смотрелся бы органично на улицах одного из тех столпов цивилизации, где банка колы стоит дешевле литра питьевой воды.
Несмотря на палящее солнце, водитель снаружи. Молодой – на пару лет младше меня самого – парень в солнцезащитных очках, в этих краях столь же неуместный, сколь и его автомобиль.
– Ну что, заблудился? – спрашиваю, приблизившись.
– Ты заблудился. – бросает он в ответ, не повернув головы.
– Возможно. Но я не искал проводника.
Парень снимает очки, прищуривается и внимательно изучает мое лицо.
– Сорри. Я ждал кого-то из местных. Ян.
– Мерат. – мы пожимаем руки. – Где остальные?
– Их не будет.
Так и знал, что не обойдется без подвоха. И быть иначе не может, когда на тебя внезапно сваливается щедрое предложение не напрягаясь подзаработать деньжат.
– Ага. Что значит не будет? Где сопровождение?
– Имперские ВКС перепутали колонну с повстанцами. Необъяснимо. Наверное, пилот был пьян.
– Пьян? Мужик, имей уважение. Ты говоришь об имперской авиации, а на дворе 2017 год. Уверяю тебя, он был обдолбан.
Рука с очками вздрагивает и замирает у самого подбородка, его скулы напрягаются, затем блестят идеально-ровные, белоснежные зубы:
– Смеяться над словом лопата?
– Что?
Оказавшись совершенно один в незнакомой обстановке, он явно нервничает, не может не нервничать, хотя и пытается сохранить внешнее спокойствие. Как занесло его в богом забытую дыру, кто и зачем доверил ему этот груз? Стрелял ли он когда-нибудь в человека?
– Я говорю: либо два дня ждем замену, либо едем одни. – отвечает Ян, вернув лицу выражение полнейшего безразличия.
Может, он вообще умственно-отсталый? Я подбираю слова, стараясь не отпустить язык на то расстояние, за которым следует удар по морде.
– Два дня? Проторчим здесь еще пару часов и выедем на катафалке.
– Значит, выбор еще проще.
Не дожидаясь ответа, он запрыгивает в кабину грузовика. Но я и не думаю следовать примеру. Мне обещали легкую прогулку по радуге из желтого кирпича, на том конце меня должен ждать горшочек с баблом, а не пуля в лоб. И теперь я должен знать, кто станет моим товарищем: безмозглый страшила, железный дровосек или маленькая девочка.
– Знаешь, мы ведь не о таком договаривались. Я мог бы… Не знаю даже… Просто развернуться и уйти?
Он фыркает и будто бы на его лице мелькает презрение.
– Ты этого не сделаешь.
– Вот как? С чего бы?
– Иначе мне нашли бы другого проводника. За деньги, что тебе платят, ты прошел бы всю дорогу пешком.
Я смеюсь. Не над ответом – над тем, что он попал в самую точку.
– И не пытайся торговаться. Я лично не имею никакого отношения к финансам.
– Значит, ты не помешаешь мне уйти.
– Нет. Но не надейся, что тебе позволят сохранить аванс.
Последнее слово он произносит с легким нажимом и ухмыляется.
Ладно, придурок не похож на маленькую девочку, а прочие варианты меня устраивают. И то, что полученные деньги я уже потратил, не имеет к этому совершенно никакого отношения. Ни малейшего.
– Окей, страшила, убедил.
Я жду, что он переспросит, но ему плевать.
– Тогда не трать время.
Кровь из носу нужно выехать как можно быстрее, но война стоит на пороге и все, кто могут, бегут из города. Вскоре мы намертво застреваем в пробке. Где-то впереди бесконечная вереница машин растворяется в ею же поднятой пыли, вокруг мелькают красные бородатые лица и овечьи морды, из под платков звучат визгливые вопли и рыдания. Воздух тяжелый, не столько от жары, сколько от запахов пота, страха и промокшей шерсти.
За полчаса мы едва продвинулись на пару сотен метров. В ушах звенит от гомона, скотина блеет и кудахчет, издает абсолютно весь существующий в природе спектр скотских звуков, а люди ему вторят и справляются намного лучше.
Но ничто, кроме плотно сжатых губ, не выдает в моем спутнике раздражения.
– Через полтора километра развилок, поворачивай направо.
– Это не та дорога.
– Через пустыню чуть дольше, но спокойнее.
Ян кивает.
Пробка остается позади, узкая колея устремляется сквозь однообразный каменистый пейзаж. Издалека слышатся взрывы, по встречной второпях проносится помятая военная техника со следами сажи на бортах. Где-то за холмами трещат вертолеты.
Потом все стихает. Единственным движением, что может уловить глаз, остаются парящие над раскаленной землей потоки нагретого воздуха.
– Включи музыку.
– Нет музыки.
– В смысле?
– Я не слушаю музыку.
– Ты человек вообще?
Но Ян лишь пожимает плечами и между нами надолго повисает молчание, такое же скучное и монотонное, как раскинувшийся по обе стороны от дороги рельеф. Наушников нет, интернета, естественно, тоже и с каждым километром скукота становится все более невыносимой. Но я не против скоротать время старым и действительно добрым способом. Честно. Даже с этим чуваком.
– Так что мы везем? – спрашиваю, нацепив самую дружелюбную из своих мордашек.
Он бросает короткий взгляд и тут же отворачивается. На этот раз не показалось: ублюдок точно считает меня каким-то дерьмом. Отвечаю таким же выражением и глаза надолго устремляются в мелькающую за стеклом пустошь.
Через полторы сотни километров мы меняемся местами. Ян долго ворочается, вертится, наконец засыпает. Унылая атмосфера в салоне тут же развеивается, да и снаружи тоже: солнце стоит в зените, асфальт давно закончился и каменистая пустыня сменилась холмами и предгорьями.
Где-то на севере, в горах должен был находиться древний храмовый комплекс. Построенный почти 4 тысячи лет назад, он представлял из себя бесценный образец культурного наследия, пережил крестовые походы, землетрясения и черт знает еще какую хрень, о которой мне не рассказывали в школе и не писали в соцсетях. Но пару месяцев назад туда пришли повстанцы и все взорвали. Сукины дети.
Засмотревшись за горизонт, я в последний момент успеваю заметить мелькнувшую под колесами тень. Не пристегнутый Ян впечатывается в лобовое стекло и я прикусываю язык, чтобы не заржать.
– Что за…?
– Сорри. – я останавливаюсь и выскакиваю наружу.
Пряча ухмылку, обхожу машину кругом. То ли зверь успел удрать, то ли мне вообще привиделось.
– Это что было? – спрашивает Ян, потирая лицо.
– Показалось, чуть не сбил собаку.
– Собаку?
– Ну.
– Это пустыня. Здесь нет собак. – сквозь зубы говорит он, смерив меня уже привычным взглядом.
– Я знаю. Но, может, это была какая-то пустынная краснокнижная собака. Они-то здесь вполне могут оказаться.
– Краснокнижная собака? Просто… Просто представь, что у тебя в кузове последний экземпляр этой ебаной красной книги. Или не знаю, Ноев Ковчег. Больше так не делай.
– Ладно.
