Родители ходили туда-сюда вдоль дороги, поглядывая то в папин телефон, то на проезжающие машины, в надежде разглядеть-таки наше такси. Меня оставили сторожить вещи.
Уши ловили мелодичные звуки разговоров на испанском, а глаза сканировали проходящих мимо людей. Какой-то придурковато улыбающийся парень в майке-алкоголичке скорчил мне рожицу и подмигнул. “Ага-ага, веселись, – подумала я и нахмурила брови. – Почему тут все на меня так странно смотрят?”
Проводив его недовольным взглядом, я заметила в стеклянном фасаде аэропорта свое отражение. Два хвостика, которые приходилось носить из-за короткой длины волос, растрепались, один съехал выше, другой – ниже. Издалека голова выглядела как гнездо кукушки. А добавить к этому мой маленький рост – вообще вылитый домовенок Кузя. Теперь понятно, почему тот парень смеялся. Скорей бы приехать, привести себя в порядок, развалиться на мягкой удобной кровати и написать Темушке. Интересно, он что-нибудь ответил? Надеюсь, там, куда мы едем, будет интернет.
Я снова погрузилась в мысли. Почему он был в сети так давно? На него это совсем не похоже. Даже в школе на уроках Тема умудрялся засыпать наш диалог мемами и фотками котиков с подписью “это мы”. В любую свободную минуту утыкался носом в экран, за что от меня ему ни раз прилетало. А тут вдруг пропал…
Дальше рассуждения мои не продвинулись. Жара, духота и утомление сделали мозг бесполезной желеобразной массой. Так что я просто смотрела по сторонам пустым взглядом, молясь о том, чтоб поскорее очутиться в помещении с нормальной температурой.
Сонную вялость как рукой сняло, когда у дорожного бортика остановилась старая развалюха. Из нее выбежал водитель, цвет кожи которого на несколько тонов был темнее моего. Папа поздоровался с ним и вернулся за чемоданами.
– Скоро будем дома. Отдохнем… – бодро сказал он.
Как быстро… Они уже называют это место домом. Хотела бы я сейчас оказаться в настоящем нашем доме. В уютной квартире с высокими потолками и окнами на канал, с колодцем вместо двора, пышечной через дорогу, в которой я завтракала булками время от времени. Там был бы вечный дождь… Я подняла голову, пока папа запихивал в салон рюкзаки, что не влезли в багажник. Ни облачка. Мама говорила, что здесь дождливых дней как в Питере солнечных. Но я не думала, что начну скучать по уютной пасмурной погоде уже сейчас.
– Садись, ворона, – разрушил мои воспоминания строгий мамин голос.
Мы выехали на большую магистраль. Таксист лихо вилял среди автомобилей и мимо нот напевал себе под нос песню, играющую в магнитоле по радио. Какую-то испанскую песню с, казалось, знакомым мотивом. А может у них тут у всех он одинаковый…
В салоне душил спертый воздух. Машина едва стояла на колесах ровно, а двери болтались на соплях, так что просить включить кондиционер было бы издевкой, да еще какой. Открытые окна не помогали. Из них дул горячий ветер и несло автомобильными выхлопами.
– Па-ап, – жалобно простонала я. – А долго ехать?
Рыжеватая голова шевельнулась на сидении впереди.
– Полчаса примерно.
– Что ты хочешь? – спросила мама.
– Да ничего, просто душно очень.
– Привыкай, – заключила она, сделав ситуацию только хуже.
Я Русское-то лето не очень любила. Когда в Питере случалась редкая жара, старалась не выходить из дома. Тема мне удивлялся. Он мог даже в тридцать градусов спокойно гулять под солнцем. Вот кому-кому, а ему бы Аргентина понравилась. Мерзнет, наверно, сейчас бедненький, под декабрьским снегом. Снег… Так хочется нырнуть в сугроб. Но остается только тяжело вздыхать и вытирать пот со лба ладошкой.
Съехав с магистрали, мы попали в город. Там таксист мастерски мчал по узким улицам Буэнос-Айреса, без навигатора и без единого указателя поворачивая на однотипных перекрестках, как будто знал дорогу наизусть. Бетонные многоэтажные глыбы возвышались по краям тротуаров, уходили в темноту неба. Они стояли впритык, так что было сложно понять, это много разных домов или просто одна сплошная серая стена. В ночи райончик напоминал декорации к фильму про пост-апокалипсис. И ни одного человека вокруг. Внизу, вперемешку с погасшими вывесками магазинов, одна за другой мелькали большие прозрачные двери, возле которых виднелись разного цвета и размера цифры. Видимо, так здесь выглядят подъезды. Иначе, чем в России. У одной из таких дверей машина остановилась.
– Кажется, приехали… – произнесла мама, не отрывая взгляд от своего окна.
– Кажется?
Папа перепроверил адрес, утвердительно кивнул в нашу сторону и принялся в темноте отсчитывать купюры, чтоб заплатить за поездку. Едва такси скрылось в тусклом свете фонарей, мы стали перетаскивать чемоданы ко входу. Вместо асфальта тротуары тут были покрыты мелкой плиткой, порядком уже побитой временем, так что родители едва сдерживали мат, когда колесики застревали в щелях. Меньше чем через минуту из большой двери показалась женщина.
– Оля, ке таль! – улыбчиво поздоровалась она по-испански. Мы все втроем натянули вежливые лица и ответили то же самое.
В подъезде ждал единственный чудовищно тесный лифт с железными решетками вместо раздвижных дверей. Закрывать их нужно было вручную, что вселяло ужас. Перевозить наши вещи пришлось аж в четыре захода. И каждый раз во время погрузки лифт пронзительно пищал на весь дом.
Квартира оказалась маленькой, пыльной и старой, прямо как ее хозяйка. Когда она приняла оплату, отдала ключи и удалилась в соседнюю дверь на площадке, папа стал раскладывать в зале диван, а я, умирая от жажды, пошла искать воду.
На узенькую кухню, больше напоминающую коридор, попасть удалось не сразу. Дверца холодильника, в который пустым взглядом смотрела мама, заслоняла весь проход.
– Кх-кхм… Можно пройти?..
Мама молча вздрогнула, прикрыла дверцу.
– Да, тесновато тут, – протискиваясь между мамой и стеной, бормотала я.
– У них не принято кушать дома. Поэтому и кухня так… просто чай попить.
– Кстати, про попить… Тут есть вода где-нибудь?
– Вон фильтр, – мама ткнула пальцем в дальний конец кухни-коридора. – Набери.
“Какое здесь все страшное, – пронеслось в голове, пока глаза осматривали криво висящие дверцы шкафчиков и, то ли черно-белую, то ли бело-черную каменную столешницу со следами жира. – Не могли поприличнее что-нибудь найти?” Родители у меня всегда “отличались” излишней экономностью. Вернее, мама считала деньги как Скрудж Макдак, а папа не сопротивлялся. Хотя в деньгах мы не нуждались, я не закатывала истерики по поводу того, что ходила с китайским подобием телефона, когда одноклассницы козыряли айфонами, принимала как должное, что обувь нужно менять только когда старая пара засияет дырами или станет мала. Так воспитали. Но конкретно сейчас почему-то сильно разозлилась на маму за выбор этой ночлежки вместо отеля. “Проснуться бы завтра в своей комнате и понять, что Аргентина была лишь кошмаром…” – мысленно заключила я и подошла к фильтру для воды.
Кувшин выглядел грязным. Пить из него не хотелось совсем, но другого варианта просто не находилось, так что пришлось отложить съемную крышку в сторону и включить крантик угловой мойки. Холодная струя побежала в подставленную емкость. Кувшин был наполовину полон, когда вдруг на стену из ниоткуда выбежала какая-то насекомоподобная тварь и тут же скрылась за раковиной.
– А-а-а! – вырвалось изо рта с пронзительным звоном. Визг был такой громкости, что, казалось, я разбудила весь дом.
Руки выронили фильтр. Вода отскочила под наклоном, забрызгала меня целиком.
– Что?! Что случилось?! – запричитала мама, подбежав ближе.
Я так и застыла с растопыренными пальцами и скрюченным выражением ужаса на лице.
– Т-т-там… Какое-то… – выговаривала через силу. Мурашки пробежали по коже прямо в мозг. – Жук…
Мама выключила воду и, нахмурив брови, переспросила:
– Жук?
– Я не знаю. – От ощущения мерзости меня передернуло. – Большой такой. Размером с два ногтя.
– Усатый?
– Да.
В дверях кухни появился папа.
– Все нормально?
– Нормально, – был ответ с нервной усмешкой. – Наша дочь первый раз таракана увидела.
– Кукарача.
Я посмотрела на папу глазами, полными непонимания.
– А?
– Кукарача. По-испански – таракан. И что, ты решила его криком убить?
– Лучше бы нужные слова учил, – подстебнула мама.
– Вполне себе нужное. В чатах вон пишут, что тут этих тараканов… Летают даже.
– Фу! Гадость какая! – брови нахмурились сильнее, так, что еще чуть-чуть, и соединились бы в одну.
– Ладно, я в душ, – бросил папа, скрывшись за углом. А оставшаяся со мной родительница вытащила из раковины кувшин со словами:
– Вот в моем детстве…
– Ой, щас начнется! То, что вы в детстве тараканов на веревочке водили как домашних питомцев, не значит, что это норма, – слушать нравоучения из разряда “а раньше…” у меня не было ни сил, ни желания.
– Ну что ты матери грубишь?
– Ничего. Устала.
– Иди тогда спать, раз устала.
– Ушла, – заключила я и направилась в зал.
– Ты вроде воды хотела, – донеслось следом.
На расправленный диван в катышках я плюхнулась всем телом и только потом сообразила, что впечаталась лицом туда, где совсем недавно находилась чья-то попа.
– Уже как-то не хочется, – проговорила в воздух и перевернулась на спину. – Спасибо.
Из кухни послышался наигранно громкий недовольный вздох.
Пока я пялилась в потолок, пытаясь расправить хмурые складки на лбу, мама побренчала чем-то на кухне, потом ушла в свою комнату, вернулась с комплектом постельного белья и, молча положив его возле моих ног, удалилась, закрыв в спальню дверь. Меня оставили наедине со своими мыслями. А мысли были не очень. В ванной шумела вода, папа тихонько напевал басовую партию Courtesy call[1 - Папа Али был каким-то странным рокером. Он, конечно, знал классические группы вроде Green Day, AC/DC и прочих, но предпочтение отдавал новым, мало кому в России известным. Зато так смог привить дочери оригинальный музыкальный вкус.], которую я из-за него сама уже выучила чуть ли не наизусть. Тусклым светом в коридоре горела лампочка. “Так и свихнуться можно. Надо отвлечься. Как там, интересно, Тема?”
Потратив все оставшиеся силы для того, чтоб встать, я включила свет. Искомый роутер сразу попался на глаза, стоял на тумбочке в зале. Пароль от вай-фая располагался на задней его стороне – потертая бумажка, приклеенная скотчем. Когда подключилась, на экране, помимо глупых уведомлений из приложений, высветились сообщения:
Темушка? (05:12): “Ок”.
Темушка? (05:13): “Хорошего полета”.
Владик (09:34): “Привет, как ты там?”
Владик (09:34): “Мы уже все тут скучаем. Математичка про тебя спрашивала. Мы когда ей сказали, что ты в Аргентину умотала она побледнела даже. Завидует”.
Владик (09:41): “Наверно еще летишь”.
Владик (09:42): “Жалко так и не успели попрощаться нормально”.
Владик (09:42): “Надеюсь все хорошо и тебе там понравится. Шли фотки с видосами”.
Владик (15:59): “Напиши как приземлишься, а то я волнуюсь”.
Владик (16:00): :)
“Ок и хорошего полета?!? Ты, блин, издеваешься?! – бунтовал мой внутренний голос. – И это называется парень?” Уровень злости достиг своего максимума на сегодня. Накопленная усталость от почти дня в самолете, корыта на колесах вместо такси, тараканов, жуткой квартиры с твердым диваном, отсутствия банальной воды и маминых сцен – все это вместе взятое задушило меня настолько, что, откинув телефон в сторону, я уперлась локтями в коленки и просто начала плакать. Слезы стекали по щекам, оставляли пятна на джинсах. “Владик и то обо мне больше печется, чем собственный парень”, – говорила я сама с собой мысленно. В горле встал ком. Пришлось всхлипнуть так тихо, как это было возможно, чтоб не привлечь маминого внимания. “Что с ним происходит там вообще? Никогда не замечала такого холода. А сейчас, когда мне больше всего нужна поддержка… Стоило догадаться, что отношения на расстоянии будут нелегкими, но вот так сразу…“
Тяжело дыша заложенным носом, я взяла с дивана телефон и принялась долбить по клавиатуре, высказывая Артему все, что думала и не думала. Не знаю, что со мной было. Ураган эмоций. Обида. Страшащее одиночество. Как ни назови, это выплеснулось в одно большое сообщение, не помещающееся в экран, и улетело адресату. Лишь потом до меня дошло, что в России сейчас еще раннее утро. А, значит, на скорый ответ рассчитывать не приходилось.
Снова вдавив локти в колени, я закрыла руками мокрое лицо. Соленая жидкость из глаз не хотела останавливаться, но медленные глубокие вдохи помогли хотя бы перестать дрожать.
Рыдания без звуков продлились недолго. Вскоре из ванной вышел папа, так что незапланированную истерику пора было прекращать. Я втянула сопли, ладошками вытерла слезы. И сделала это крайне вовремя, потому что в следующую же секунду по стене легонько постучали.
– Не спишь еще? – аккуратно спросил папа, выглянув из коридора. Джинсы с кофтой он сменил на едрено-зеленого цвета футболку и такие же пляжные шорты, которые сопровождали его в каждой без исключения поездке на отдых, какие я помнила. А взъерошенные волосы, то ли от сырости, то ли на контрасте с ярким нарядом, потеряли свой рыжеватый оттенок.
– Щас пойду.
– Будешь чай?
– Давай, – промедлив, ответила я.
Он кивнул и исчез в узкой кухоньке.
Пока кипятилась вода, я шмыгнула в ванную, чтоб посмотреть, насколько плохо выглядела. Закрылась на защелку, оперлась руками на умывальник со следами ржавчины возле крантиков, бросила в зеркало взгляд. Уставшие красные глаза выдавали произошедшее. Стена, выложенная блевотного цвета плиткой, еще была в капельках от влаги. За душевой шторкой через маленькое окно под потолком светила луна. Я умылась, шлепнула ладошками по щекам и потянулась к полотенцу, но на крючке его не обнаружила. Тогда пришлось вытереться футболкой. Все равно стирать.
Поправив хвостики, я вышла в коридор, где наткнулась на папу с двумя разными кружками в руках.
– Думаю вот на балконе посидеть, – сказал он и, заметив, все же, мой помятый внешний вид, сразу же спросил: – Все хорошо?
– Да, – рот неестественно улыбнулся.
Мы вышли на балкон. Там будто специально стояли два плетеных кресла и крохотный столик между ними. Я села, закинув ноги на перила напротив, едва дотянувшись до железной перекладины пятками. Почему-то захотелось это сделать. Папа, поставив кружки, повторил то же самое, только прежде достал из кармана батончик.
– Держи, – сунул он мне. – Остался с полета.
– А ты?
– А мне и так хорошо, – и потряс рукой, настаивая, чтоб взяла.
Батончик оказался протеиновый с клубникой. Видимо, один из тех, что мама брала в дорогу и запрятала от меня, чтоб не слопала их все подчистую. “Мы тоже хотим попробовать”, – сказала она, когда я доедала третий подряд, завершая таким образом безвкусную самолетную трапезу с резиновыми булками и пресной кашей.
Эту заначку я тоже съела с большим удовольствием. Шелестела фантиком в глухой тишине, пока папа задумчиво смотрел куда-то вдаль. Обычно он был очень разговорчив, умел поддержать беседу, поднять настроение, а тут вдруг затих. Стало некомфортно. Хотя я и сама не горела желанием болтать. Но нельзя же вот так просто сидеть.
– О чем думаешь?
– Да так… – вздохнув, ответил папа. – Интересно иногда жизнь поворачивается. Будто еще вчера спешили с мамой ремонт на даче закончить, мечтали, как будем сидеть у камина в собственном доме. А теперь вот ни дома, ни камина…
Узнаю это его философское настроение.
– Пока чай делал, вспомнил, что впопыхах перед отъездом забыл закрыть брезентом стройматериалы. Ну да ладно… Это уже не наша проблема.
– А я собаку хотела завести. Если бы жили в доме, с ней даже гулять не надо было бы.
