Но теперь, застряв навсегда в мире смертных, я с новой силой тоскую по Фейриленду. Тоскую по магии, мечтаю о ней. Возможно, тоскую даже о том, чтобы вновь жить в страхе. Жалею о том, что никогда уже больше не вернутся мои прежние, беспокойные дни.
Я барабаню пальцами по крашеному деревянному столу для пикников. Стоит ранняя осень, в штате Мэн уже стало прохладно. Лучи предвечернего солнца играют в траве перед нашим жилым комплексом, а я наблюдаю за тем, как Оук играет вместе с другими детьми в узеньком перелеске между местом, где я сижу, и шоссе. Это дети из наших домов, некоторые чуть младше, другие чуть старше восьми лет – все они высадились из одного желтого школьного автобуса и сейчас играют в войну. Гоняются друг за другом, дерутся на палках, звонко смеются, когда у кого-нибудь из них в самый разгар боя она ломается. Невольно отмечаю, до чего неуклюже они обращаются с палками, – совершенно не умеют фехтовать.
Продолжаю наблюдать и внезапно замечаю, что Оук использует гламур.
Я думаю, что делает он это неосознанно. Оук подкрадывается к другим ребятам, но впереди открытое пространство, на котором негде укрыться. Тем не менее Оук идет вперед, идет совершенно на виду, но при этом его никто не замечает.
Оук подбирается все ближе, но другие мальчишки по-прежнему даже не смотрят в его сторону. Наконец, он набрасывается на них со своей палкой, и для них это становится сюрпризом.
На какое-то время Оук сделал себя невидимым. Я и сама поняла это только тогда, когда это было уже сделано. Другие мальчишки вообще ничего не поняли и наверняка подумали, что Оук их обхитрил. Или что ему просто повезло. О том, что на самом деле сделал мой младший брат, знаю только я.
Дожидаюсь, пока вся ватага разойдется по своим домам. Мальчишки уходят один за другим, и вскоре Оук остается один. Мне самой магия не нужна, мне даже шуршащие листья под ногами не мешают подкрасться к нему. Одним стремительным движением я обхватываю Оука за шею и сжимаю ему горло – довольно сильно, чтобы он хорошенько испугался. Оук сопротивляется, ему почти удается ударить меня в подбородок своими рожками. Что ж, неплохо. Он старается разорвать мою хватку, однако делает это вполсилы. Значит, понял, что это я, а меня он не боится.
Я еще крепче сжимаю его. Еще немного, и Оук вырубится.
Он пытается что-то сказать и начинает задыхаться. Тут он забывает все мои прежние уроки и начинает извиваться, царапает мне руки, пинается. Я чувствую себя ужасно, потому что хотела лишь слегка напугать его – ровно настолько, чтобы он начал давать отпор. Но мне совершенно не нужно, чтобы Оук впадал в панику.
Я отпускаю его, и Оук отскакивает в сторону.
– За что? – задыхаясь, спрашивает он, укоризненно глядя на меня своими влажными от слез глазами.
– Чтобы напомнить тебе о том, что бой – это не игра, – говорю я, и мне кажется, будто я произношу эти слова не своим голосом, а голосом Мадока. Я не хочу, чтобы Оук рос таким же, как я – обиженным и пугливым. Я хочу, чтобы он умел выживать, а тому, как это делается, научил меня Мадок.
Но как мне правильно выбрать, чему учить его, когда у меня за спиной только мое собственное изуродованное детство? Возможно, многие вещи я оцениваю совершенно неправильно.
– Что ты собираешься делать против соперника, который действительно захочет причинить тебе вред? – спрашиваю я.
– Не знаю, мне все равно, – отвечает Оук. – Меня эта ерунда не волнует. Я не хочу быть королем. Я совсем не хочу им быть.
Какое-то время я просто молча смотрю на него. Очень хочется поверить в то, что он лжет, но это, разумеется, не так. Оук – фейри, а фейри лгать не способны.
– Мы не всегда имеем возможность выбирать свою судьбу, – замечаю я.
– Ты можешь, потому что королева, – говорит он. – А я не хочу этого делать. Никогда.
Стискиваю зубы, чтобы не взвыть.
– Нет, не могу, потому что я королева в изгнании, – напоминаю ему.
– Я тоже! – Он бьет в землю своим копытцем. – В мире смертных я нахожусь только потому, что мой отец хочет завладеть этой дурацкой короной, и ты тоже этого хочешь, и каждый хочет. А я не хочу. Она про2клята, эта корона.
– Любая власть про2клята, – отвечаю я. – Самые плохие из нас сделают все, чтобы ее заполучить. А те, кто лучше остальных умеет обращаться с властью, не хотят, чтобы им навязывали ее силой. Но пойми, это не означает, что они смогут вечно избегать ответственности, которая лежит на них.
– Тебе не сделать меня Верховным королем, – говорит Оук, а затем поворачивается и бежит в сторону нашего дома.
Я же сажусь на холодную землю, сознавая, что полностью провалила этот разговор. Да, Мадок обучал Тарин и меня гораздо лучше, чем я обучаю Оука. Пытаюсь обучать. А еще понимаю, какой самонадеянной и глупой была, когда возомнила, что смогу держать под своим контролем Кардана.
В великой игре принцев и королев я оказалась пешкой, которую смахнули с доски.
* * *
Войдя в квартиру, Оук плотно прикрывает за собой дверь своей комнаты. Вивьен, моя старшая сестра-фейри, стоит возле кухонного стола и широко улыбается, глядя в свой телефон.
Заметив, что я пришла, она хватает меня за руки и начинает кружить, кружить до тех пор, пока у меня не начинают подкашиваться ноги.
– Хизер снова любит меня, – звенящим от радости голосом сообщает она.
Хизер – это земная подружка Виви, ее любимая девушка. Хизер мирилась с отговорками Виви, когда та пыталась скрыть свое прошлое. Согласилась даже на то, чтобы вместе с ними поселился Оук. Но когда Хизер узнала о том, что Виви не человек, и что Виви использовала против нее чары, она бросила все и уехала. Мне крайне неприятно говорить об этом, потому что я хочу, чтобы моя сестра была счастлива. Хизер действительно делала ее счастливой – и, по-моему, Виви вполне заслуживала такого подарка.
Я отстраняюсь, моргаю и растерянно спрашиваю:
– Что там?
– Она мне написала, – сообщает Виви, помахивая телефоном. – Она хочет вернуться. И чтобы все между нами снова стало так же, как прежде.
Опавшие листья назад к веткам не прирастают, расколотые орехи не становятся целыми, а очарованные в прошлом подруги просто так не решают вернуть все на круги своя.
– Дай взглянуть, – говорю я, протягивая руку к телефону. Виви позволяет мне забрать его у нее.
Я пролистываю их переписку. Большинство сообщений – исходящие от Виви, они полны извинений, необдуманных обещаний и отчаянных просьб. В ответ от Хизер практически ничего, лишь изредка сухое: «Мне нужно еще время подумать».
А затем вдруг вот это.
«Я хочу забыть про фейри. Я хочу забыть о том, что ты и Оук – не люди. Я не хочу больше чувствовать себя так, как чувствую сейчас. Если я попрошу тебя помочь мне забыть обо всем, ты это сделаешь для меня?»
Я долго смотрю на текст, тяжело переводя дыхание.
Я понимаю, почему Виви восприняла это сообщение именно так, а не иначе. Но я думаю, что она неправильно его поняла. Если бы это сообщение писала я, то меньше всего мне бы хотелось, чтобы Виви согласилась на мое предложение. Мне было бы нужно другое. Мне было бы нужно, чтобы Виви заверила меня, что, хотя они с Оуком не люди, они по-прежнему меня любят. Я хотела бы услышать от нее, что попытка забыть про фейри ни к чему хорошему не приведет. Я хотела бы услышать от Виви, что она совершила ошибку и понимает это и никогда, несмотря ни на что, не повторит ее.
Если бы я отсылала это сообщение, то считала бы его тестом.
– Что ты собираешься ей ответить? – спрашиваю я, возвращая сестре телефон.
– Что сделаю все, чего она пожелает, – отвечает Виви. Рискованная клятва даже для смертного и совсем уж чудовищная для того, кто по своей природе не способен не выполнить данного обещания.
– Быть может, она сама не знает, чего ей хочется, – замечаю я. Я лукавлю. Но Виви моя сестра, а Хизер человек, и при этом я кое-чем обязана им обеим.
Но в данный момент Виви не интересует ничего, кроме одного – сделать так, чтобы все опять стало хорошо. Она широко, радостно улыбается мне, берет из вазы яблоко и спрашивает, подбрасывая его в воздух и снова ловя в ладонь:
– А что с Оуком? Он влетел домой как бешеный и тут же захлопнул дверь в свою комнату. Если он сейчас так себя ведет, то что же с ним будет происходить позднее, в переходном возрасте?
– Он не хочет быть Верховным королем, – говорю я.
– Ах, в этом дело, – бросает Виви взгляд в сторону комнаты Оука. – А я уж подумала, не случилось ли что-нибудь серьезное.
Глава 2
Сегодня вечером я с удовольствием отправляюсь на работу.
В мире смертных у фейри совсем иные потребности и интересы, чем в Эльфхейме. Здесь, на окраинах Фейриленда, они живут уединенно, и их не заботят ни балы, ни пирушки, ни придворные интриги.
Но при этом, как выяснилось, у них имеется масса работы для таких, как я, смертных, знающих образ жизни фейри и не избегающих случайных стычек. Брайерна я встретила спустя неделю после того, как покинула Эльфхейм. Он появился неподалеку от нашего жилого комплекса – обросший черным мехом, с козлиной головой и копытами фейри, со шляпой-котелком на голове, и представился мне как старинный друг Таракана.
– Я понимаю уникальность вашего положения, – сказал он, глядя на меня своими странными золотистыми козлиными глазами с черной вертикальной черточкой зрачка. – Вы объявлены умершей, верно? Значит, у вас ни номера социальной страховки нет, ни возможности получить образование в мире смертных.
– А еще я ищу работу, – добавила я, прикидывая про себя, откуда он мог появиться. – Неофициальную, без оформления.
– В таком случае вы обратились как раз по адресу, – заверил он, приложив к своему сердцу когтистую ладонь. – Позвольте представиться. Брайерн. Пука, если вы еще не догадались.
Он не потребовал от меня ни клятв в верности, ни прочих формальностей. С тех пор я получила возможность работать столько, сколько захочу, и получать оплату, вполне соразмерную с моей смелостью.
Сегодня мы встречаемся с ним у воды, куда я отправляюсь на купленном мной подержанном велосипеде. По дороге очень скоро сдувается шина на заднем колесе – впрочем, чего еще можно ожидать от такой дешевки! С грехом пополам приезжаю на место. Брайерн, как всегда, одет довольно нелепо – криво сидящая на его козлиной голове шляпа украшена яркими, аляповатыми утиными перьями и никак не сочетается с твидовым пиджаком. Когда я подъезжаю ближе, он вытаскивает из кармана часы, смотрит на них и преувеличенно хмурится.
– О, я опоздала? – спрашиваю я. – Прости. Вообще-то я привыкла определять время по наклону лунного луча.
– Не стоит подчеркивать, что ты когда-то жила при дворе, где измеряют время по лунному лучу. Сейчас ты никто.
«Но я Верховная королева Эльфхейма», – проносится у меня в голове, однако я прикусываю изнутри щеку, чтобы не произнести эту глупость вслух. Дело в том, что Брайерн прав: сейчас я никто.
– Что за работа? – спокойно спрашиваю я.
– Одна из народа в Старом порту ела местных. У меня есть контракт для того, кто выбьет из нее обещание больше не делать этого.
Мне сложно поверить в то, что Брайерну или кому-то еще из фейри настолько есть дело до съеденных фейри-каннибалом людей, что они готовы заплатить за то, чтобы я уладила это дело.
– Она ела местных смертных? – уточняю я.
– Нет, – трясет головой Брайерн. – Нет. Наших. Народ.
Тут он, очевидно, вспоминает о том, с кем он сейчас разговаривает, и конфузится. Я принимаю его смущение за комплимент.
Убивает и ест народ? То есть своих? Заранее понятно, что работа предстоит не из легких.
– Кто платит? – спрашиваю я.
– Тот, кто не хочет, чтобы его имя было как-то связано с этим делом, – с нервным смешком отвечает Брайерн. – Но они готовы щедро вознаградить тебя.
Одна из главных причин, по которым Брайерн любит нанимать на работу именно меня, заключается в том, что я могу спокойно приближаться к народу. Они никак не ожидают, что смертная может оказаться той, кто ограбит их или воткнет ножик в бок. И тем более они не ожидают, что эта смертная не поддается чарам и достаточно хорошо знает уловки фейри, чтобы раскусить обман при заключении сделки.
Вторая причина состоит в том, что мне очень нужны деньги, и потому я берусь за подобную работу, даже если она с самого начала вызывает у меня отвращение.
– Адрес? – спрашиваю я, и Брайерн протягивает мне сложенный листок бумаги. Открываю его, бросаю беглый взгляд и говорю: – Это стоит хороших денег.
– Пятьсот американских долларов, – отвечает он с таким видом, будто это невесть какая огромная сумма. Астрономическая просто.
Арендная плата за нашу квартиру составляет тысячу двести долларов в месяц, не считая расходов на еду и коммунальные услуги. После того как от нас съехала Хизер, моя доля составляет около восьми сотен. А мне же еще новую шину для своего велосипеда покупать нужно. Нет, пятьсот долларов – это мало, тем более за такое щекотливое дельце.
– Тысяча пятьсот, – объявляю я, поднимая брови. – Наличными, проверенными железом. Половину вперед, а вторую половину, если я не вернусь, отдашь Вивьен как помощь моей семье, пережившей тяжелую утрату.
Брайерн поджимает губы, но я-то знаю, что деньги у него есть. Просто он не хочет мне платить слишком много – боится, что я стану разборчивой в отношении работы.
– Тысяча, – отвечает он и лезет во внутренний карман своего твидового пиджака, чтобы вытащить из него пачку банкнот, перехваченных серебряной скрепкой. – Вот, смотри, у меня как раз сейчас при себе половина. Можешь забрать.
– Хорошо, – соглашаюсь я. Тысяча баксов – вполне приемлемая плата за работу, которую можно выполнить за одну ночь. Если мне повезет, конечно.
– Дай знать, когда закончишь, – шмыгает носом Брайерн, протягивая мне деньги.
У меня на кольце для ключей висит железный брелок. Я демонстративно проверяю им каждую банкноту, чтобы убедиться в том, что деньги настоящие. Никогда не лишне напомнить Брайерну о том, что я начеку.
– Плюс еще пятьдесят долларов на текущие расходы, – поддавшись неожиданному порыву, добавляю я.
Брайерн хмурится, затем лезет в другой карман и вытаскивает оттуда дополнительные деньги.
– Сделай все как надо, – говорит он.
То, что он так легко соглашается на мои требования, – дурной знак. Вероятно, мне следовало бы задать больше вопросов, прежде чем браться за это дело. И дольше торговаться.
Но теперь уже поздно.
Я снова сажусь на велосипед, машу Брайерну на прощание и трогаюсь в сторону центра города. Когда-то я представляла себя рыцарем верхом на коне, одерживала в мечтах славные победы в состязаниях и битвах. Очень жаль, что мои таланты нашли теперь свое применение в делах, не имеющих ничего общего с рыцарской честью.
Готова согласиться в том, что я достаточно умелый киллер, однако по-настоящему виртуозно я умею действовать на нервы и доставать до печенок. Хочу надеяться на то, что это поможет мне уговорить фейри-людоедку сделать все так, как я хочу.
Но прежде чем отправиться на встречу с ней, я решаю поспрашивать вокруг.
Первым мне попадается хоб по имени Сорока, который живет на дереве в Дубовом парке в Диринге. Он говорит, будто слышал, что она «красная шапка». Ну, для меня это не такая уж сногсшибательная новость. Я выросла в семье, где такой «красной шапкой» был мой отчим, так что я отлично знаю их натуру.
«Красные шапки» постоянно и страстно желают насилия, жестокости и крови. Жаждут убивать. Лишенные на достаточно долгое время возможности делать это, они начинают нервничать. Если такой монстр следует традициям, у него должна быть шапка, которую он регулярно смачивает кровью своих убитых врагов, – считается, что вместе с кровью шапка впитывает в себя часть жизненной силы убитого.
Я спрашиваю имя, но Сорока его не знает. Он посылает меня к Ладхару, клурикону, который отирается в дальних углах баров, слизывает – когда этого никто не видит – пену с пивных кружек и обманывает смертных в азартных играх.
– А ты не знаешь? – говорит Ладхар, понизив голос. – Грима Мог.
Я едва не заявляю, что он лжет, хотя понимаю, что лгать Ладхар просто не может. Затем у меня в голове мелькает картинка – я трясу Брайерна, вышибаю из него дух за каждый заплаченный им проклятый доллар.
– Но какого черта она здесь делает?
Грима Мог – это ужасный генерал Двора Зубов, что на севере Фейриленда. Того самого двора, откуда бежали Таракан и Бомба. Когда я была маленькой, Мадок читал мне на ночь мемуары о боевых операциях Гримы Мог. При одной мысли о том, чтобы столкнуться с ней нос к носу, я покрываюсь холодным потом.
Победить Гриму я не смогу. И не думаю, что у меня есть хоть один шанс ее перехитрить.
– Я слышал, ее уволили и прогнали со Двора, – говорит Ладхар. – Возможно, она съела кого-то, кого любила леди Ноури.
