… Точно такой жест король повторил, прибыв к оговоренному времени в Зал Заседаний Ковена, во главе небольшого отряда. Сбор архимагов, нынче какой-то особый, по данным служб безопасности, даже тайный, едва начался. Двери в Зал, бывший когда-то красивой, хоть и мрачноватой гостиной родового особняка Норфолков, оказались намертво запечатаны охранными плетениями, поэтому ничего удивительного, что на ворвавшихся гвардейцев и боевых магов во главе с королём престарелые заговорщики вытаращились едва ли не в суеверном ужасе. Кто посмел?.. А главное – как преодолел защиту?
Впрочем, Главе Ковена, герцогу Норфолкскому, достаточно было оценить россыпь магических искр со скромного ордена в петлице королевского мундира, чтобы понять, как. Такова уж была мощь того, кто своими руками когда-то сотворил артефакт, ставший одной из тайных королевских регалий. Для него в принципе не существовало закрытых дверей, врат и оков. А ещё Главному Магу, единственному в этом помещении опознавшему Крест Клементина, очень хорошо было известно второе предназначение данного артефакта. Кара Господня.
Впрочем, оставалась ещё возможность осечки. Сработает ли святыня сейчас? Ведь того, что привязал её к плетению Присяги и подпитывал долгие годы, больше нет в живых. Не слишком ли самонадеян новый король?
И, в конце концов, он всего лишь с малой охраной…
Величественно поднявшись с кресла, Главный Маг поклонился. Снисходительно. Ясно давая понять, что здесь, в своём лого… месте Силы король – он.
– Какая честь, ваше величество! Мы несказанно счастливы…
– Это ненадолго, милорд, – перебил Эдвард бесцеремонно.
Старик застыл в замешательстве. Его – прервать? Как это? Недоумённо вскинул бровь, вслушиваясь. Король же обвёл присутствующих тяжёлым взглядом.
Все в сборе. Превосходно. Главное – не раскрыть раньше времени мышеловку, в которую эти интриганы себя загнали.
– Дело в том, что я пришёл остановить вашу деятельность, господа маги. Вы обвиняетесь в заговоре против меня и Альвиона. Помимо этой претензии у меня лично к некоторым из вас имеется ещё несколько, но и первой причины вполне достаточно, чтобы арестовать вашу весёлую компанию. Я объявляю Ковен в нынешнем составе распущенным, господа. Навсегда.
Слегка изменившись в лице, Глава Ковена, тем не менее, попытался возразить, поглядывая на сопровождение короля, деловито охватывающее Зал цепочкой по периметру:
– Однако, Ваше величество, при всём уважении, хочу напомнить, что вы не вправе!.. Э-э… Ковен низлагается, как и избирается, коллегиально, при большинстве голосов…
Голос Эдварда Четвёртого, зычный, поднимавший на поле боя умирающих солдат для последнего победного броска, перекрыл растерянное бормотание:
– Могу, милорд. Имею право. Законодательство моей державы позволяет мне единолично, своей монаршей волей, прекратить деятельность сообщества либо союза, в составе которых находятся изменники своему королю и Отечеству. У нас есть доказательства ваших тайных переговоров с Испанийской Инквизицией, а также совместной подготовки военной операции под кодовым названием «Армада победы». Этого достаточно, чтобы большинство из вас провели остаток дней в камере с особыми браслетами на руках и ногах. Поэтому…
Прервавшись и слегка скосив взгляд, его величество проследил, как от защитной сферы, раскрывшейся над ним, осыпаются стрелки молний, как гвардейцы заламывают руки трём разгневанным старикам, как с другой стороны стола, вытянутого подковой, кто-то в невнятном балахоне вздымает к потолку пылающий посох… и пожал плечами.
– Милорды маги, вы в своём уме? Вы действительно целились в меня? Это ж покушение! Плаха, однозначно! Даю вам последний шанс опомниться и…
– В круг! – завопил неожиданно герцог Норфолкский. – Коллеги, в круг! Уничтожим их единым ударом! Смелее, магия на нашей стороне! Хаммерсмит, Стюард, Рич, к бою!
Позднее король признался Кингзману, что когда в двух шагах от него выросли фигуры боевых магов, немолодых, но кряжистых, мощных, как старые дубы… он не то, чтобы струхнул, но слегка встревожился. Магией от этих герцогских «псов» несло убойно, да ещё явно прослеживались нити ментального подчинения, тянувшиеся к ним от Главы… Берсерки, одно слово. Более тянуть с ответными мерами нельзя. Картина ясна, факт измены налицо.
– Щиты! – повелительно бросил он в пространство.
И, не дожидаясь, когда вокруг свиты распустятся коконы защитных сфер, лёгким движением руки активировал Крест Клементина, повернув его вокруг оси, будто ввинчивая в грудь. Сдержал вопль, когда от артефакта рванулось к нему сканирующее королевскую ауру плетение, впилось миллионом игольчатых зубов… опознало, обдало лечебным холодом и рвануло наружу, зазвенев призывно.
И тотчас за стенами особняка мощно бухнули колокола.
«Своих», верных Присяге Королю, приносимой перед алтарями Единого и Одина, плетение не трогало. Оно жалило лишь изменников, попытавшихся здесь и сейчас напасть на своего монарха, а от них, выявляя цепочки ментальных связей, разлеталось по сообщникам. Колокола столичных храмов, настроенные особым образом, почуяли Плетение и активировались, зазвонили, отдавая накопленную веками мощь: недаром колокольни строились в местах концентрации стихийных Сил: водной, огневой, воздушной… Сейчас эти стихии, подобно ветрам, реяли по столице, карая заговорщиков и сбрасывая избыток отобранной энергетики невиновным, дабы не нарушался мировой энергобаланс. Там отняли-заморозили-испепелили – здесь подлечили, воссоздали, обустроили… Равновесие удержано.
А потом Биг-Бен отбил полдень.
Государь одобрительно глянул на прозрачную ледышку, в которую превратился Норфолк; на кучки пепла, оставшиеся от псов-берсерков (угадал, огневики!). Старинные гобелены были забрызганы красным: трёх магов-воздушников просто разорвало. Что ж, каждому своё. В конце концов, это был их выбор. А в тексте Присяги ясно сказано: «Поднявший на Государя Стихию от Стихии и погибнет!»
Неэстетично, конечно, но ничего, бытовики справятся, а времени привести в порядок Зал к новому заседанию будет достаточно. Новый Ковен, уважающий монарха, способствующий прогрессу и процветанию страны, Эдвард сформирует сам, не торопясь, обдумывая каждую кандидатуру.
Кстати, о выборе…
С торца стола из кресел поднялись две мужских фигуры, гротескно разительные: высокая сухопарая и низенькая, пухлая, излучающая жизнелюбие даже в этом царстве смерти и хаоса. Лорд Рочестер и лорд Карфакс, маги земли. Отнюдь не перепуганные происшедшим у них на глазах. Уверенные в себе, сохраняющие достоинство.
Вот почему в сонме колокольных голосов не слышно было звонницы Вестминстерского аббатства. Её прихожане, «земляне», остались верны Присяге.
Продемонстрировав пустые ладони в знак мирных намерений, маги невозмутимо поклонились.
Взглянув на короля и уловив его расположение, Кингзман отрицательно качнул головой, и маги-безопасники отвели от уцелевших членов бывшего Ковена направленные было жезлы.
– Лорд Рочестер! – кинул король приветственно. – Лорд Карфакс! Рад, что не ошибся в вас.
Карфакс, разумеется, не примкнул к заговорщикам из принципа, хоть и не донёс ни на кого… напрямую, но вовремя, находясь в глубокой задумчивости и размышляя вслух, проболтался слуге-шпиону из службы Кингзмана. Чем, надо сказать, изрядно ускорил подготовку к сегодняшним событиям. Рочестера же остановила нерешительность вкупе с природной ленью и нелюбовью к массовым затеям. Что ж, по крайней мере, он не поддался на шантаж и уговоры Норфолка и не примкнул к его тёплой компании даже под угрозой обнародования порочащих его связей. Грешки эти ему король простит за умение стойко держать оборону.
Магистры старой школы в новом Ковене будут очень даже нелишними. Опора для молодых, мудрость и опыт. Верные Магистры. Его Магистры.
… Много позже, часа в два пополуночи, после жаркого обсуждения состава Нового Ковена, Эдвард, отпуская единомышленников, сделал Кингзману знак остаться. Потёр устало глаза, покрасневшие от табачного дыма, дал отмашку секретарю: свободен!
– Вот что, Колин…
Обнаружив, что крутит в пальцах незажжённую папиросу в длинном мундштуке – должно быть, сотую за этот вечер! – глянул на неё с отвращением. Швырнул на стол.
– Ты хотел узнать автора Присяжного плетения, не так ли? Особенно после того, как убедился, насколько оно действенно? Кстати, не сочти за труд, открой окно. Не хочу вызывать лакея.
Главный безопасник молча распахнул обе створки высокого окна. Не страшно, защита проставлена снаружи и доступу свежего воздуха не препятствует, а в кабинете давно уже нечем дышать.
– Такие маги нам очень нужны, сир, – сказал, не поворачивая головы, с наслаждением втянув ночной морозный воздух.
После кратковременного буйства стихий над Тройей пронеслась самая настоящая зимняя метель, но погодники заверили, что уже через сутки весна вернётся.
После нескольких глубоких вдохов, очистивших лёгкие, Кингзман продолжил.
– Насколько я понимаю, это тот неизвестный джентльмен, запатентовавший форму магического Договора с предусмотренными санкциями для проштрафившихся сторон? Я так и не нашёл в архивах его имени.
– Разумеется. После его осуждения и смерти Ковен ловко прибрал к рукам все его магические новинки. Заодно подчистил архивы. И успокоился, сочтя, что данных мер достаточно. Скажи, ты помнишь некоего Джорджа Лоутера, четвёртого графа Лансдейла? Правда, он не слишком часто появлялся в свете, я бы даже сказал – не любил его, что, кстати, потом тоже поставили ему в вину. И процесс по нему прошёл как-то вяло, без помпы. Осудили, выслали… В дороге к месту ссылки бывший граф, лишённый всего, в том числе и титула, скончался от сердечного приступа. Надо думать, от полученных потрясений. Хоть до этого отличался прямо-таки железным здоровьем.
Колин Кингзман задумался.
– Хотите, чтобы я в этом разобрался, сир? Восстановить его доброе имя наследников ради?
– И это тоже. Но ещё больше я хочу, чтобы ты мне этого наследника нашёл и доставил прямо сюда, в Букингем-хаус. Юноша хоть и угодил под раздачу, но формально предъявить ему было нечего, сам понимаешь: дело-то против его дяди шито белыми нитками, дёрнешь – затрещит и рассыплется. Джордж Лоутер, который тебя так интересует, был настоящий маг-универсал; и племянник его, по слухам, тоже считался уникумом. Вот только что с ним сделалось после ссылки – остаётся гадать. Его могли долго держать в ограничителях, а это… В общем, узнай о нём всё.
Король прикусил крепкими зубами пустой мундштук, помолчал.
– Отвечая на твой невысказанный вопрос, скажу сразу: нет. Будучи принцем, я его не искал. И никаких запросов не делал. Откровенно говоря, не хотел навредить парню своим вниманием: у отца уже тогда развивалась паранойя, он следил за всеми моими связями. Заметь он мой интерес – и Лоутера-племянника могли просто тихо убрать, подумав, что я набираю сообщников среди обиженных магов. Но одну подсказку, как его найти, дам. Буквально на днях я узнал, что с ним до сих пор переписывается его друг по Академии, некто Ричард Коннор. Попробуй узнать что-нибудь у него.
Безопасник выразительно приподнял бровь.
– Общается до сих пор с изгнанником, а меж тем в моё ведомство не поступило ни одного доноса, даже от почтовиков? По-видимому, хороший друг, скажу я вам, сир, и хороший конспиратор. Будет ли он со мной откровенен? Я так понимаю, что должен проявить лояльность по отношению к молодому Лоутеру, а заодно гарантировать положительные перемены в его будущем?
Король кивнул.
– Только положительные. Видишь ли… Даже если из-за браслетов он выгорел до пустоты, мой долг помочь ему. Хотя бы в память о покойном лорде Лоутере, без гениального творения которого мы бы с тобой сейчас не беседовали. Как сказал один мудрец, благодарить судьбу нужно сразу. Вот и я… не собираюсь откладывать.
Глава 7. Кошачий заслон
Курапики, наш мир.
Даша Ковальская
– Мне очень надо! – повторила Даша, стараясь говорить твёрдо. Не получилось. Голос предательски дрогнул.
Да и было с чего.
Таис, огромная, почти как пантера, такая же изящная и сильная – меховой комок сплошных мышц и грации – оскалила белоснежные клыки и зарыча… зашипела. Впрочем, в горле её и впрямь зарождался глухой рык. Глядя на эту зверюгу, в обычное время успешно притворявшуюся всего лишь крупной одичавшей кошкой, легко можно было поверить, что она одна могла заменить на страже и обеих своих хвостатых товарок, и волкодава Друга в придачу. Порвёт в клочья всех, заступивших охраняемую черту, но к больной хозяйке не пустит. И никаких «только через мой труп»: мёртвым телом здесь останется нарушитель границы.
Но что же делать, что делать?
Даша сжала виски. Сказала тихо:
– Я ведь так скоро с ума сойду. Не могу я больше, понимаешь? Не с кем даже поговорить, только с ней.
Раскосые жёлтые глаза сощурились. Таис (а следовало бы назвать Багирой) вытянулась вдоль охраняемого порога и стукнула длинным гибким хвостом.
«Со мноуй поговор-ри».
Даша сморгнула.
– Что?
Вновь потёрла занывший висок и уставилась на Кошку. Именно так, Кошку С Большой Буквы. Она разговаривает человеческим голосом? Да ну, бред, почудилось… Просто поза у неё такая характерная. Говорящая. Вот и показалось, на фоне последних психозов… Впрочем, бред-то с долей здравого смысла.
Поговорить с кошкой?
Нет, не как со зверем, глядящим недобро, а как с часовым, охраняющим доступ к той единственной, кто, по мнению Даши, хоть что-то может объяснить.
Стараясь двигаться плавно, без резких движений, она опустилась на дощатый пол, рядом с Таис. Вроде бы они всегда ладили, хоть из всех здешних кошек эта держалась наособицу. Но ведь не конфликтовали! Просто… жили рядом, как, скажем, особи разного вида, достаточно цивилизованные, чтобы уважать спокойствие и личную территорию друг друга.
– Я понимаю, – заговорила Даша. – Ты выполняешь свой долг, ты сторож. А я –мама, у меня тоже свой долг… Впрочем, всё это ерунда – разговоры про долги, если просто кого-то любишь. Я очень люблю Ксюшу и боюсь за неё, понимаешь? И за себя уже боюсь. Вдруг я схожу с ума потихоньку? А главное, не знаешь при этом, что лучше: оказаться здоровой, но обнаружить ребёнка больным или поехать крышей при нём, но здоровом. Или что хуже? Как правильно сказать?
Таис неодобрительно фыркнула, но хвостом бить перестала. Подобрала под себя передние лапы и вновь уставилась немигающим жёлтым взглядом. Где-то на периферии Дашиного сознания прошуршало раскатисто-бархатистое: «Пр-родолжауй!»
Даша поёжилась. Ну вот, опять!
И вдруг в голову пришла совершенно дикая мысль: а вдруг это не глюки? Не голоса в голове? Впрочем, нет о чём это она… НЕТ! Просто, наверное, вот так и сходят с ума, обсуждая на полном серьёзе свои проблемы с кошками.
Впрочем, разговаривать с братьями нашими меньшими она привыкла с детства: вечно тащила в дом и выхаживала всякую живность, потом пристраивала добрым людям. Кого-то из воспитанников оставляла, благо родители сами любили зверьё, просто напоминали ей время от времени, что крохотная городская квартира – не лучшее пристанище для тех, кто привык к вольной жизни; да и людям с ними бок о бок не всегда бывает удобно. Конечно, зайчики и ёжики, а уж тем более бродячие коты домашним хозяйством не занимались, подобно помощникам Белоснежки, но как-то Дашутка умудрялась находить с ними общий язык, отчего в доме всегда было чисто, не присутствовало никакого звериного аромата, свойственного перенаселённому живностью жилищу… Но после раннего замужества от милых сердцу пристрастий пришлось отказаться: у Костика обнаружилась аллергия на кошачью и собачью шерсть, он, даже с хомяками находясь в одной комнате, начинал чихать и чесаться. Опять же, скоро появилась Ксю, а свекровь-покойница, в чьей квартире они жили, очень уж чистоту курировала, так что какие уж там котики да щенята…
А вот дочь здоровьем и привычками пошла не в папу. От Даши она переняла любовь ко всему зверью. И раз уж нельзя было завести питомца дома – с маминого одобрения курировала дворовых Мурок и Жучек. Часто, покормив, собирала их вокруг себя, о чём-то подолгу беседовала, поучала… Делилась пережитым.
Как вот Даша сейчас.
Может, ей просто нужно выговориться хоть перед кем-то?
– Всё это непонятно и странно, – пробормотала она. И невольно оглянулась по сторонам, будто ожидая, что вот сейчас, откуда ни возьмись, набегут соседи и примутся сварливо обсуждать её неадекватное поведение. Но тотчас одёрнула себя. Соседи у бабы Любы были на редкость нелюбопытные – что для сельской местности, согласитесь, странно, но факт есть факт: заглядывали только по приглашению. Либо, если возникала великая нужда в средствах народной медицины – растирке там, настоечке, травяном сборе – не иначе, как предварительно созвонившись. Уж так их Любовь Павловна вымуштровала.
Дочка же в настоящий момент корпела у себя в комнате над рефератом по географии, отгородившись от мира мамиными наушниками, музыкой и экраном ноутбука, а потому эксцентричных поступков матери не видела. Да и увидь – поняла бы всё как надо.
Вздохнув, Даша положила ладонь на пушистый чёрный бок. Тот колыхнулся в такт кошачьему дыханию.
– И очень похоже, что всё началось ещё дома, – начала Дарья расстроенно. – То ли я в таком шоке была от… ну, когда узнала, что Костя погиб…
А ещё раньше – бросил их. Устал, видите ли, от вечного лазарета в доме. А если бы он сам долго болел? Ведь заставил бы всех вокруг себя на цыпочках бегать! На глаза вдруг навернулись слёзы. За что он с ними так? Только сейчас, спустя несколько дней после похорон, она вспомнила о страшных смс-сках, сработавших, как бомбы, едва не убивших, временно лишивших её дара речи и соображения вообще… И вот теперь, как тогда, на кухне, мелко задрожала левая рука. До трясучки, до выстукивания дроби в половице. Даша беспомощно глядела на конечность, зажившую своей жизнью… когда ту вдруг придавила к полу увесистая кошачья лапа. И даже малость пришпилила когтями. Не до крови. Но чувствительно.
Танцующие пальцы присмирели. Кошка же глянула на их хозяйку с осуждением.
«Не тяни. Р-рассказывауй».
И почему-то Даша успокоилась и больше не пугалась.
– Мы вчера были в магазине, – заговорила спокойно, будто с подругой на кухне общаясь. – Зашли за хлебом, молоком… так, по мелочи. Ксю выбирала йогурт, а я вдруг увидела, что она вся в пятнах, в тех ужасных пятнах, с которых прошлый раз наша неизвестная болезнь начиналась. Причём они в этот раз не только на руках, а везде: на лице, на шее… Куртка у неё была расстёгнута, под курткой – футболка. Так в вырезе футболки штук пять таких пятен просвечивало. Когда до меня дошло, что у Ксюши эти болячки по всему телу, мне аж дурно сделалось. Я даже за витрину схватилась, чтобы не упасть. Потом открываю глаза, смотрю – а сама боюсь взглянуть – а уже нет ничего! Чистая кожа, чистые руки, личико… Я тогда подумала, что, должно быть, у меня уже паранойя или шизофрения насчёт её болезни: всё время боюсь, что она вернётся, вот и вижу всякое на пустом месте. Потом на обратном пути мы зашли к соседям, Иевлевым, договориться насчёт подключения к их вай-фаю. Нам же обеим интернет нужен: доче для учёбы, мне для работы. И тут на меня опять нашло! Вижу на Ксюше те же пятна, только уже совсем страшные, в язвы перешедшие. Секунд через пять всё проходит, всё нормально. Здесь, дома – ничего, никакой хрени с галлюцинациями, до самого вечера. А вот когда мы пошли на реку, фотографировать закат – всё повторилось. Как приступы какие-то!
Застонав, Даша угнулась головой в колени, обхватив сцепленными в замке пальцами затылок.
– И сегодня снова… понимаешь? Причём не здесь, не в доме, а в других местах, подальше. Я уж специально с Ксю к её подруге здешней заглянула, вроде как с матерью её поговорить, и опять… В Храм зашли, завернули на кладбище, к Костиной родне… Даже на освящённой земле не отпускает. Что это? То ли я действительно с ума схожу, то ли… А Ксюшу спрашивать, не чувствует ли она чего – и сама боюсь, и не хочу её пугать. Но ведь у вас здесь, в этом конкретном доме, всё спокойно! Отчего так? Баба Люба постаралась? Не зря ведь её все вокруг не только травницей зовут, но и… Таис, миленькая!
Она умоляюще сложила руки.
– Пусти меня к ней! Даже не из-за меня, дурочки, из-за неё самой! Ведь третьи сутки не выходит! Вдруг что случилось? Может, пора «Скорую» вызывать, а мы тут расселись, время теряем?
Пушистая стражница негодующе фыркнула. Помедлив, вытянулась на животе, умостила голову на передних лапах и сомкнула раскосые очи. Будто ей пофиг все Дашины причитания.
А вот дверь за ней, едва слышно скрипнув, взяла да отворилась. И пахнуло оттуда знакомым травным духом, вкусным, чарующим.
Растерявшись, Даша замерла, но, быстро сообразила, что к чему и подхватилась с пола. Осторожно ступив через Кошку, толкнула дверь, сделала ещё один шаг и услышала за спиной отчётливое:
– Толькоу на многоеу не р-рассчитывауй. Ещёу раноу…
7.2 Пространственные шутки
В крохотной спаленке сквозь привычный густой полумрак со всех сторон пробивалось неясное золотисто-искристое сияние.
