Евгений Плаксин "Русалки. Сборник рассказов"

Русалки

В наступившие сумерки небосклон над Волгой еще хранил свет заката, и вся река, прощаясь с солнцем, покрылась искорками серебра, которые охотно растворялись в ярких бликах желтых огней прогулочных теплоходов. Там, на борту, слышалась музыка и веселые крики счастливых пассажиров. А рядом, по соседству, тащились уставшие работяги баржи, упрекающие своими скудными огоньками сверкающий мир теплоходов.

Догорающий костер со своими переливами горячих цветов приковывал взгляд к пылающим головешкам и под их мерцающим светом позволял мне разглядывать лицо Никиты. Несмотря на выпитую со мной бутылку водки, он, казалось, оставался совсем трезвым, и речь его была чистой и внятной, что убеждало в искренности и правдивости всех его веселых рассказов. Лишь когда он начал рассказ о русалках, лицо стало хмурым, складки вокруг рта и морщины на лбу резко очертились, и я заметил седину в темно-русой бороде и на висках.

Весь этот рассказ я записал и привожу его сейчас от имени рассказчика, насколько его запомнил:

«В то утро я проснулся, как всегда, с первым самым бледным светом наступающего рассвета. Нужно было спешить на берег и встретить начало дня в моей чудесной заводи.

Выпив наскоро кофе и собрав сумки, я направился к своей лодке.

Светало. Природа встречала новый день еще робкими перекличками птиц, а стелющийся туман над рекой темной серой дымкой закрывал другой берег, едва черневший в полной тишине, и сквозь эту мглу угрожал своими мрачными контурами сосен и елей за полукилометровой водной гладью. Я двигался на лодке на другой берег, предвкушая удачи рыбалки, наслаждаясь тишиной, и лишь скрип уключин и плеск весла нарушали покой над рекой.

Но вот лицо вдруг почувствовало тепло – над лесом в дальнем уголке Волги засиял золотой рожок, а подпушка серых облаков стала розовой и нежно бархатной. Там, вдалеке, на вдруг возникшей полоске голубого небосвода появились огромные клочья белой ваты с багряными тенями внизу.

Я был свидетелем рождения нового мира и, полной грудью вдыхая свежий воздух, получая удовольствие от работы на веслах в скользящей по воде лодке, ощущал настоящую радость от согласия в природе и красоты этого утра.

Мои мысли оборвал скрип прибрежного песка: лодка уперлась в берег.

Я был на месте.

Раскинув снасти, раскурив трубку и затаив дыхание, я вглядывался через рассветную мглу туда, где должны были быть мои поплавки.

Поклевок не было, и я стал блуждать глазами по окрестным берегам и прислушиваться к редким перекличкам птиц. Остатки ночи еще цеплялись за мой берег и плотным туманом накрывали находившийся слева от меня небольшой залив, который мог бы соблазнить любого рыбака своими зелеными лопухами сонных кувшинок и стеной высокого камыша. Вот я и размышлял, оценивая глубину залива и перспективу клева, собираясь закинуть туда удочки.

Что-то будто заплескалось там, и мне показалось, что стебли камыша зашевелились.

Я замер.

– Никита, Никита, Никита, – еле слышно будто шепотом доносилось из камышей, и мне послышался высокий женский голос и чей-то смех. И вдруг, сквозь мрачную плотную мглу я увидел впереди силуэты двух человек, которые, разгребая листья кувшинок, брели по пояс в воде и брели явно в мою сторону.

Уже в метрах пяти от меня они встали, оставаясь по пояс в воде: теперь, в полумраке, я отчетливо видел двух обнаженных женщин, мокрые тела которых, облепленные длинными мокрыми волосами до самой воды, поражали бледно-лиловым цветом. В зеленых волосах у одной были заплетены кувшинки, а у другой – маленькие лягушата.

Туман будто вуалью окутывал их фигуры, волнами проплывая по их лицам, и я никак не мог сосредоточиться на их глазах.

– Ну как дела? – спросила та, что с кувшинками. На ее лиловых губах играла лукавая улыбка. Я почувствовал пристальный взгляд их глаз, что-то волнами перекатывалось по моему телу, голову стянуло тисками, а желудок застонал от спазма, и в подсознании пронеслось: «меня сканируют?».

Закружилась голова, я пошатнулся, и ком в горле не дал мне произнести ничего раздельного.

Эти странные фигуры ввели меня в оцепенение и казалось, что я вижу перед собой кадры из какого-то ужастика, но, подсознательно, надеясь выйти из этого полуобморочного состояния, я отвел взор от их нагих тел и уставился на поплавки. Вдруг как-то полегчало, отпустило, и я, не узнавая собственного голоса, произнес:

– Дома меня женщина ждет.

– Не врешь? – захихикала та, что с лягушатами, и тут же, как по команде, те зашевелились в волосах и принялись квакать. Прядь ее зеленых волос, сцепленных внизу лягушонком, закрывала один глаз. Но сквозь густые волосы проблескивала яркая синева. А другой-то, открытый, был янтарно-желтым!

– Бааутун, бааутун, бааутун, – заверещал лягушонок и, вылупив на меня свои глаза, начал раскачиваться на этой пряди волос, закрывая попеременно то один глаз русалки, то другой. Она же помогала ему, слегка покачивая головой, ухмыляясь, и невольно приковывала мой взгляд к открытой молодой груди.

Я стал чувствовать, что от чередования ярко-синего и янтарного цвета этих глаз я теряю сознание…

Трубка выпала из моей руки, и угольки табака обожгли босую ногу.

Я пришел в сознание.

«Какой-то бред!» – думал я, как будто во сне разглядывая эти голые лиловые фигуры, стоявшие в густом тумане по пояс в воде среди листьев кувшинок.

– Кто ж вы такие, если это не сон? – вновь, не узнавая собственный голос, прохрипел я. Но страха уже не было, а в подсознании я чувствовал живой интерес к этим созданиям.     Лягушата вновь разразились неистовым кваканьем, и вся шевелюра русалки пришла в немыслимое движение.

Первые лучи солнца уже коснулись верхушки мрачных елей и, похоже, это вызвало какое-то замешательство у русалок, они тревожно переглянулись, и их лица стали как будто рассеиваться.

– Поговорить уже не сможем. А ты приходи сегодня вечером, – сказала другая, перебирая кувшинки в своих волосах, – тогда и поговорим. Сейчас нам уж некогда. – И как-то строго поглядев на меня, добавила: – Да и крупы принеси.

Повернувшись, они побрели в воде и вдруг пропали из моего зрения.

Из скромного рожка солнце выросло в сияющий диск, и он растопил весь туман, а тишину вокруг сменило многоголосье счастливого пернатого мира. Еще последние клочья утренней пелены цеплялись за камыши, а уж вся река покрылась сверкающей рябью.

Дрема прошла, и я стал вспоминать рассказы бывалых рыбаков о встречах с русалками. Кто-то, помню, даже вступал с ними в связь, но и то «по пьяной лавочке».

Я глубоко и с удовольствием зевнул, потянулся…

Надо же, что может присниться! Но взгляд мой застыл на заливе: оборванные стебли и листья кувшинок будто тропой вели в камыши…

После возвращения на базу, на обеде, как всегда, встретился с рыбаками. Все делились рассказами о своих поклевках и трофеях, и лишь я, не поймав ни одной рыбки, старался молчать и скрыть свой стыд, а уж говорить о русалках тем более не мог: ведь всё это мне просто показалось, померещилось, и народ подумал бы, что на берегу у меня случился приступ тяжёлого похмелья.

А рядом официантка о чем-то спорила с буфетчицей, и до меня донеслось:

– Купаться? Да ты что! Сегодня же Троица, и даже не думай к воде подходить, сейчас ведь Русалочья неделя! – уверяла шепотом взрослая женщина свою молодую подругу. – Не то попросят немного крупы какой-нибудь, да и уволокут на дно.

Послеобеденный отдых не получался. Сон никак не шёл, а память назойливо вызывала лицо той женщины с горящими разноцветными глазами. Поворочавшись с боку на бок в тщетных попытках заснуть, я все-таки встал, выпил кофе и понял, что поездки вечером на тот берег уже не избегу. Несмотря ни на что. Какая-то странная сила управляла мной, полностью парализовав мой разум, и лишь одно смущало – прогноз на вечер: сильный ветер и возможная гроза.

В четыре часа начал собираться, а в рюкзаке, укладывая свой перекус, обнаружил пакетик с пшеничной крупой и никак не мог вспомнить, как он там оказался.

Чистое небо с редкими облаками ничего дурного не предвещало. Ветерок, правда, поднимал на реке небольшие волны, что меня совсем не смущало, и я погреб на своей лодке, наслаждаясь послушным и мощным веслом.

Всегда, проплывая середину реки, я чувствовал ее тело, будто переваливал через ее мышцы, которые напрягались и старались повернуть лодку так, как это было угодно хозяйке – реке, в чьё упругое тело упорно вонзались весла и покоряли его силу. Это соперничество меня всегда радовало, заставляло работать с удвоенной силой и в итоге побеждать.

Но вот стремнина, русло реки, осталась позади, и добрый берег встретил меня с привычным уютом, и заводь очаровывала мирной зеленью травы, кувшинок и камыша. Лишь шорох наверху в кронах сосен и елей за моей спиной, да переклички вечно недовольных ворон нарушали покой.

Разбросав снасти и развалившись на своем стульчике, стал с нетерпением ждать поклевок.

Утренняя встреча с русалками казалась бредом и совсем уже не беспокоила моё сознание, зато я предвкушал встречу сумерек, когда после семи вечера неожиданно любое ненастье сменялось удивительным согласием и миром в природе, и река с ее зелеными берегами, камышовыми зарослями, белоснежными лилиями и желтыми кувшинками расписывалась нежными пастельными тонами и доставляла моему взору настоящее наслаждение.

Мою наступающую дрему потревожил один из поплавков: он вдруг уверенно пошел в сторону середины реки. Это могла быть только крупная рыба. Большой лещ! Я вскочил и схватился за снасть. Можно было смело подсекать, и я уверенно дернул удочку. Есть! Подсек! Застучало сердце, и я вошел в то состояние трепета, которое хорошо известно всем рыбакам. Настоящий кураж! Но рыба с необыкновенной силой тянула леску так, что я в азарте вошел в воду, ослабляя натяжение лески и боясь ее оборвать.

В этом месте был крутой свал берега, и уже через несколько шагов я стоял по горло в воде, и дно уже уходило из-под ног, а я никак не мог подтянуть рыбу, упорно тащившую меня за собой. Ну что мне оставалось – рвать леску и отпустить столь долгожданный трофей?

Но тут, уже потеряв дно, барахтаясь в воде, удерживая удочку одной рукой и оставаясь на плаву с помощью другой, я увидел перед собой под водой светлые блики, и как будто какие-то странные руки схватили меня и потянули в воду…

Я открыл глаза.

В центре странной поляны, окутанной будто облаком плотным туманом, в бледно-голубом сумеречном свете передо мной стояли две женщины, чьи тела и руки скрывали полностью до самой земли длинные белые сорочки – саваны, а сквозь их длинные зеленые волосы я чувствовал пристальный взгляд и даже угадывал янтарный и синий блеск в разных глазах у одной из них.

Сидя под деревом, я ощущал под собой необыкновенно мягкий, уютный мох.

– Что это? Где я? – с трудом прохрипел я, озираясь.

На стоящих вокруг высоких деревьях совсем не было веток, а их бурые, почти черные и прямые стволы были обсыпаны яркими пятнами лилового лишайника. Каждое такое пятно было соткано из мелких цветочков с лиловыми лепестками и желтыми капельками в центре, как будто цветами совсем маленьких васильков. И только на самом верху голые сучья этих странных деревьев причудливо переплетались, образуя густую крону без листьев, и своей необыкновенной черной сеткой напоминали ранние работы Мондриана. Сквозь эту паутину, сверху, разливался бледно-голубой свет. Но это была не Луна, а светилось какое-то странное огромное голубое пятно. И на этой странной поляне совсем не было ни травы, ни кустарников, и лишь бурый мох плотным мягким ковром покрывал все пространство на земле.

– Ты всё-таки пришел, – сказала одна из них. – Не испугался, и мы решили поговорить с тобой, как и обещали.

– Пришел? – попытался я возразить. – Как это пришел? Вы меня куда-то затащили, и я не пойму – где я?

– Понимать тебе ничего не нужно, а только слушай, – продолжала та с разными глазами. – В ту первую встречу ты вместо глупого испуга проявил интерес исследователя, человека преданного и по-настоящему любящего окружающий мир, и мы даже почувствовали твоё теплое дыхание на наших телах. Вот поэтому ты здесь, с нами.

– Но что это? Сон? Я без сознания? – я то ли подумал, то ли произнес вслух. – А где лягушата? – почему-то спросил я. – Где тот с выпученными наглыми глазами, который пытался мне возражать?

– Лягушонок был наказан за непристойные издевки. И те лягушата вообще не могут быть в этом месте. А ты – в сознании.

Я решил было встать, но какая-то сила прочно меня держала на месте.

«Что вы можете мне рассказать, какую правду, если обретаете на дне?» – думал я про себя, разглядывая перед собой эти страшные фигуры.

– В наших книжках пишут, что вы все утопленницы, – сказал я вслух. Мне хотелось услышать их историю. – Так ведь?

– Ну да, начитался Гоголя… А на самом деле ведь ему действительно была открыта правда иного мира, а всем он казался безумцем. Правду? А ты хочешь ее знать? Не станет тебе жутко?

«Читают мои мысли…», – пронеслось в моей голове.

– Твоё сознание – это мы, – ответила на мои мысли одна из них. – И все твои мысли и чувства находятся в нашей власти, поэтому мы все знаем о твоем окружении и о тех, кто тревожит наш покой.

– То есть вы знаете всех наших рыбаков?

– И рыбаков и охотников с твоей базы.

– Ну и зачем вам это надо? Их ведь там полно, и все они меняются каждый раз, – удивлялся я.

– Надо. И скоро узнаешь, зачем, – ответили русалки.

Разговаривая, одна из них поправила свои волосы рукой. Рукав сполз, и я увидел тонкое запястье, а изящество кисти ее руки могло бы очаровать любого художника. Даже само движение руки было каким-то необычайно грациозным и волшебным. Вот бы в мраморе это сохранить! Сквозь густую копну волос я увидел ее изящный подбородок и пышные губы. Только бледно-голубой цвет кожи и синие прожилки на кисти руки и страшные кривые тонкие пальцы пугали и вызывали тревогу.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70637464&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.