– Чаю?! – недобро рассмеялась Маруся. – После Ваших хоррор-баек чаю мне что-то не хочется. Тем более что Вы Наташу приглашаете, а меня Марусей зовут.
Признав ошибку, гид Эльшан театрально схватился за голову, а Маруся пригорюнилась: «Быть может прав был Тимур Валерьевич в том, что тогда, энное количество лет назад, я у турок успехом не пользовалась? А теперь, выходит, привлекательнее для них стала? Может быть, играют роль обретенные мною с тех пор колдовские способности? Но тогда получается, что они против воли моей срабатывают! Не по нраву мне такие выкрутасы».
Подумала – и забыла. И несколько дней потом об этом не вспоминала.
Каждый день отдыха добавлял Марусе молодости. И только, на волне отпускной приподнятости, замерцала она в промежутке ниже тридцати пяти, как настроение ее было подпорчено, – за обедом в снек-баре, прямо за своей спиной услышала она настойчивое повторение имени Наташа.
«Не ко мне ли это снова обращаются? – с растущим раздражением подумала Маруся. – Или у меня навязчивые слуховые галлюцинации? Ведь известно: то, чему усиленно сопротивляешься, так и лезет к тебе, так и лезет…»
Оборачиваться на чужое имя Маруся воздержалась. Однако вечером, с целью выяснить раз и навсегда, случайно отельный гид ее Наташей называл или же будит она в турках идиотское желание именовать ее фамильярно-нарицательно, решила Маруся прогуляться по городу.
На улице мужчины, как турки, так и туристы, на Марусю поглядывали с интересом, но ожидаемое имя в ее адрес не звучало.
«То была чистой воды случайность, – успокоила себя Маруся. – Наверняка у гида есть знакомая, на меня похожая. Вот и путался он, привычке потакая».
С такими мыслями завернула она в кондитерскую лавку, чтобы купить лукум.
В лавке встретил Марусю продавец лет двадцати пяти. Обслужил он Марусю по первому разряду и на прощание одарил ее всяческими сувенирными мелочами.
– Это за что? – смутилась Маруся.
– Просто так. А вернее потому, что Вы мне нравитесь, – отвечал продавец. – Приходите еще, я хотел бы с Вами подольше пообщаться. Знаете, как обычно люди разговаривают: бла-бла-бла, бла-бла-бла… Ни пауз, ни акцентов. А Вас приятно слушать, потому что Вы всегда в нужном месте точку ставите.
Благосклонно приняв неожиданно затейливые похвалы, Маруся улыбнулась.
– Не могу не отметить, – продолжил ободренный Марусиной улыбкой продавец, – для своего возраста Вы классно выглядите!
«Для какого такого возраста, маленький паршивец?!» – мысленно возмутилась Маруся, но благодушие ее и после такого продавцового ляпа не покинуло.
Нагруженная свежим душистым лукумом и ничуть не расстроенная корявым комплиментом, распрощавшись с продавцом, Маруся двинулась к выходу. И уже с облегчением приготовилась она сделать вывод о том, что нежеланное чужое имя как не касалось ее раньше, так больше никогда и не коснется, как вдруг продавец нагнал ее у самого выхода.
– Мы с Вами так хорошо беседовали, а имени Вашего я так и не узнал, – сказал он, поблескивая черными глазами. – Я – Камиль.
И только Маруся рот открыла, чтобы взаимно представиться, как продавец Камиль, будто опасаясь услышать нечто, противное его ожиданиям, приложил одну руку ко лбу, другой останавливая Марусину речь.
– А Вас… дайте угадаю… Наверное, Наташа! – радостно вскинул он обе руки в победном жесте.
Маруся чуть пакеты из рук не выронила.
– Маруся, – сказала она тихо, мигом растеряв все свои накопленные за неделю курортные силы. – Меня зовут Ма-ру-ся!
Продавец Камиль растерянно закивал.
– Повторите по слогам, – ровным тихим голосом попросила Маруся. – Ма-ру-ся! И никаких Наташ! Слышите?! Ма-ру-ся!
И, дабы не дать выхода закипающей злости, Маруся спешно направилась к выходу.
– Что в имени твоем? – донеслось до нее, когда она уже одной ногой на улице стояла.
«Мерещится что ли?» – вздрогнула Маруся и на выходе притормозила.
– То, что зовем мы розой, и под другим названьем сохранила б сладкий аромат… – уловил Марусин слух продолжение декламации.
До крайности удивленная, она обернулась.
А продавец Камиль подскочил к ней, приложив руку к сердцу.
– «Что в имени тебе моем? Оно умрет как шум печальный…». А это уже про меня, Маруся. Поскольку знаю я, что наша встреча будет Вами сегодня же забыта.
– Навряд ли, – все еще хмурясь, искренне пообещала Маруся. – Такого уникума нескоро забудешь. Откуда у Вас сии литературные познания?
– Вы не смотрите что я продавцом работаю. Я и английскому, и русскому не по верхам обучался. Всего Шекспира на английском и в русских переводах прочитал, «Войну и мир» – в оригинале, и Пушкина штудировал.
– Раз уж Вы такой образованный, – окончательно оттаяла Маруся, – скажите мне на милость, правда ли, что турки всех русских женщин именуют Наташами?
– Как Вам сказать, Маруся, – замялся продавец Камиль, но под Марусиным испытующим взглядом сдался. – Правда. Это чистая правда.
– Но почему?! – с возмущением воскликнула Маруся. – Что это за фигня, позвольте поинтересоваться?! Что за обезличивание?!
– Но что же здесь плохого? – сделал попытку заступиться за соотечественников продавец Камиль. – Вспомните Наташу Ростову! Какой прелестный образ! Жену великого Пушкина тоже Наташей звали! Помните? «…передо мной явилась ты, как мимолетное виденье…»
– Ладно-ладно, – примирительно согласилась Маруся. – На том и остановимся. Кстати, стихи, которые Вы только что цитировали, извольте знать, посвящены девушке по имени Анна. А про жену свою, Наташу, Александр Сергеич писал: «Творец тебя мне ниспослал. Тебя, моя Мадонна, чистейшей прелести чистейший образец…». Невнимательно Вы, молодой человек, Пушкина штудировали.
«Зелень неотесанная!» – беззлобно хмыкнула про себя Маруся, помахав продавцу на прощание.
Придя в отель, связалась она в скайпе с Алёной Николаевной, чтобы рассказать ей о своих околоименных проблемах.
– Ну Вы, Марусенька, даете! Элементарных вещей не знаете! – рассмеялась Алёна Николаевна. – Наташами, да будет Вам известно, турки легкодоступных женщин называют. Такова неприятная голая правда. Такое имя испоганили!
– Что же, выходит, я теперь на легкодоступную смахиваю?! – возмутилась Маруся.
– Ни в коем случае, Марусенька! Всё это – провокации. Проверочки в стиле Вашего незабвенного Тимура Валерьевича. Будьте осторожнее!
На следующий день в отеле Маруся встретила гида Эльшана.
Он еще рта не раскрыл после ответного Марусиного «здрасьте», как Маруся упреждающе сдвинула брови.
– Эээээ, Маруся? Не ошибся?
– Не ошиблись, – облегченно вздохнула Маруся и брови расправила.
– Красивое у Вас имя.
– Мне тоже нравится, – улыбнулась в ответ Маруся.
– Вы, Маруся, не обижайтесь, но мое любимое русское имя – совсем другое.
– Какое же? – полюбопытствовала Маруся.
– Наташа, – как-то по-особенному ласково, лелея каждый звук, произнес гид Эльшан. – Лучше этого имени быть не может! Жену мою так зовут. Прекраснее женщины в жизни не встречал! Кстати, жену русского поэта Пушкина так же звали? Не ошибаюсь?
– Так же, – с удовольствием подтвердила Маруся и подумала о том, что «прелести чистейший образец» таковой для нее навсегда останется, что бы про нее биографы не понаписали. – Многих выдающихся и просто красивых и хороших русских женщин так звали и зовут. Имя у Вашей жены – замечательное!
– Спасибо, Маруся, – с поклоном улыбнулся гид Эльшан. – Разрешите же мне все-таки напоить Вас чаем. Здесь, в отеле, не стоит опасаться оболванивания. Я Вам – вкусный турецкий чай, а Вы мне про себя и про имя свое расскажете.
Нетрудно догадаться, что на сей раз Маруся приглашение приняла. За чаем выслушала она трогательный рассказ гида о его женитьбе на прекрасной русской девушке Наташе, о счастливой семье и детях. А когда Маруся собралась прощаться, гид Эльшан ее остановил:
– Всё думал, рассказать Вам или воздержаться, – опустив глаза и поглаживая лысину, сказал он. А Маруся подалась вперед, выражая готовность выслушать откровения. – Однажды был я безумно влюблен в одну прехорошенькую русскую девушку. Ее, как и Вас, Марусей звали. Я на ней чуть было не женился. Стервой она оказалась редкостной, к тому же гулякой и обманщицей. Имя это я с тех пор не просто невзлюбил, но всякое его упоминание неизменно вызывало у меня аллергическую реакцию в виде зуда и высыпания на лысине, – гид поводил ладонью над проблемным местом. – И, к сожалению, прошу прощения, не только там.
Он замотал головой, словно пытаясь вытряхнуть из памяти конфузные воспоминания. А успокоившись, продолжил.
– Потому я чрезвычайно удивился, когда Вашими устами сказанное, имя это организм мой никак не потревожило. Что называется, отделался легким испугом. Прямо какое-то, скажу я Вам, волшебство! Выходит, Вы меня исцелили! С тех пор имя «Маруся» у меня неизменно с Вами ассоциируется. Не возражаете?
Как могла Маруся возражать?! Получалось, что данные ей однажды неординарные способности, хоть и неведомым ей образом, но совершенно правильно сработали. А значит, пенять на их бесконтрольность ей не следовало. Полагаю, ее волшебная интуиция над ними контроль имела. О других, менее доступных моему пониманию, силах судить, извиняйте, не берусь.
Вернувшись домой из отпуска, написала Маруся свое имя на чистом бумажном листе красиво-прекрасиво, по вдохновению сердечками, цветочными лепестками и цветными ленточками его обклеила и в кружевной конверт вложила. Порой извлекает она этот листочек из конверта и производит ритуал любования собственным именем.
Скажете, что за причуда такая? А вы попробуйте имя свое на листке красиво написать и им полюбоваться. Ощущения сей процесс рождает необыкновенные! Во всяком случае, так Маруся утверждает.
Честно-то признаться, я и сам попробовал. Мне понравилось.
Хотите – верьте, хотите – нет.
Из следующей рассказки вы узнаете, зачем Марусе понадобилась новая кулинарная книга
Маруся как женщина за гранью нервного срыва
Скажете, выдумал я всю эту историю ради внесения в повествование пущей остроты и нагнетания коллизионных противоречий? Не поверите, мне с первого же слова, с самой первой строчки, то бишь с заголовка? Вот поэтому и завернул я такое странное название и употребил в нем слово «как», чтобы не шокировать Вас, Любезный Мой Читатель, сразу и наповал. Потому что предвижу Ваше праведное возмущение тем, что волшебницы (пусть даже они, как наша Маруся, совсем немножко волшебницы) до нервного срыва доводить себя не имеют права. А коли уж пришлось Марусе на этой грани оказаться, выправлять себя она обязана в кратчайшие сроки. А иначе зачем же ей даны ее неординарные умения? И какие тогда у нас, простых маглов, надежды на лучшее, ежели даже волшебники позволяют себе разнюниваться?!
Однако не спешите с выводами, Любезные Мои Читатели! Соблаговолите же прочесть эту рассказку от начала и до конца. А после судите, – где правда, где ложь, и имеет ли Маруся право называться хотя бы «немножко волшебницей».
Не вдаваясь в излишние подробности, доложу вам, что подкосили нашу Марусю неприятности на работе. Не настолько крупные, чтобы покидать насиженное место немедленно, но достаточно серьезные, чтобы задуматься о поиске новой работы.
Полсезона уж минуло с тех пор, как, волею пренеприятнейших обстоятельств, часть сотрудников дружного коллектива вареньевой фирмы сократили. И, мало того, что лишилась Маруся весомой доли привычного позитивнейшего общения, так еще и обязанностей у нее в разы прибавилось. А кошелек при этом толще не становился.
– Нестабильное теперича, как грится, времечко, – каждодневно ворчал Директор «Того Самого Карлсона». – Премий даже и не ждите. И зарплату будем задерживать, уж, как грится, не обессудьте. Сам вот старые ботинки донашиваю, полгода как не обновлял. Да бес с ними, с ботинками! Автомобиль уже год как не менян! М-да… Не вареньевое нынче время. Не до сладкого, шо называется, нашему народу … Кстати, Марусенька, придется Вам сегодня задержаться часиков до десяти, – облизывая ложку с черничным вареньем, добавлял он. – Машину отгрузить, постоянного клиента, шо называется, уважить. А то ведь, не ровен час, от услуг наших откажется! Время-то невареньевое, сами понимаете…
Так, изо дня в день нагружало начальство Марусю разнообразными дополнительными обязанностями. От несоответствия количества этих дел и денежной массы, по разным причинам сокращающейся, нарастало в Марусе напряжение, которое однажды и привело ее к грани, за которой начинается нервный срыв.
Только Вы, Любезнейший Читатель, не подумайте, что Маруся никак не пыталась накопленный негатив нейтрализовать. Самым верным средством выхода из кризиса всегда считала она свое традиционное погружение в «колодезную депрессию» (читай «Как Маруся с невеселым днем справлялась», сезон 5), после выхода из которой она неизменно чувствовала себя обновленной и помолодевшей. Так вот, – однажды субботним утром, когда Маруся, достав из потаенного угла кухонного шкафчика большой пакет с жареными семечками, уже готова была высыпать его в специальную «колодезную» миску, дабы начать ритуал погружения в нужное «колодезное» состояние, раздался телефонный звонок.
– Я даже не спрашиваю, Марусенька, сможете ли Вы сегодня выйти на работу, – зевая в трубку, забубнил Марусин Директор, – потому как практически у дверей нашего офиса уже стоят неугомонные заказчики. Не признают, заразы, выходных! Разбудили меня, шо называется, ни свет ни заря. Черт знает что такое!
Делать нечего – повздыхала Маруся, оделась, наспех причесалась и без всякого рабочего настроения поехала в офис.
А вернувшись с работы вконец измотанная, обнаружила она, что раковина в ванной засорилась, а средства от засоров дома не имеется. Нашла Маруся отвертку и решила устранить засор сантехнически грамотно: то бишь путем разбора и прочистки пластиковых подраковинных сооружений. Разобрать-то она их разобрала, прочистить – прочистила, а когда обратно устанавливать принялась, навыков у нее не хватило. Да и откуда, скажите, у хрупкой, гуманитарно образованной женщины, сантехнические навыки? Волшебство же применять в таком неромантичном деле Марусе даже в голову не пришло. Да и вряд ли получилось бы у нее тем вечером извлечь из себя волшебные способности.
В сердцах отшвырнула Маруся отвертку, некрасиво ругнула пластиковые трубы, выскочила из ванной, бросилась на диван и расплакалась.
Да так она плакала, что не только диван вместе с Марусей содрогался, но и пол в гостиной ходуном ходил.
Как нарочно, в разгар этих беспрецедентных Марусиных рыданий позвонила ей Алёна Николаевна. Звонила она так настойчиво, что трубку не поднять Маруся не могла.
– Что за голос у Вас, Марусенька?! – ужаснулась Алёна Николаевна. – Словно Вы с того света со мной разговариваете?.. А! Догадалась я! Настиг Вас очередной приступ «колодезной депрессии»!
– В том-то и дело, Алёна Николаевна, что даже в «колодезную депрессию» у меня сегодня утром погрузиться не получилось, – отвечала Маруся. – А на новую попытку нет ни сил, ни времени.
И Маруся не смогла сдержать слез, нахлынувших новой волной.
– Еду к Вам без промедления! – решительно заявила Алёна Николаевна. – Держитесь!
Когда Маруся на пороге собственной квартиры пред очи обеспокоенной подруги предстала, Алёна Николаевна на мгновение решила, что ошиблась дверью.
Бледная, осунувшаяся, ссутулившаяся, с красными отекшими глазами и распухшим носом, Маруся и сама едва ли себя узнала бы, посмотрись она тогда в зеркало.
Увидав подругу в состоянии, в склонности к которому Маруся никогда ранее замечена не была, Алёна Николаевна так расстроилась, что сама чуть было прямо на пороге не разрыдалась. Однако, взяв себя в руки, приобняла она Марусю и повела ее на кухню.
– Ну-ка, Марусенька, просветите меня, где здесь у Вас хранится валерьяночка?
Получив спасительный пузырек, Алёна Николаевна Марусю на стул усадила, налила в стакан воды, накапала туда успокоительного и залпом приготовленное зелье выпила. А потом, опомнившись, операцию повторила и Марусю напоила.
– Ну-с, теперь выкладывайте, что же такое могло случиться, чтобы Вас, подруженька моя, так расколбасило?
– У-у-уу, – выла Маруся, на которую валерьянка никак не действовала, – у-у-ууу… Не желаю больше аки лошадь ломовая вкалывать! Хочу разделять семейную ответственность! Хочу замуууж!
– И всё, Марусенька? И это всё, чего Вы от жизни хотите?! – не поверила своим ушам Алёна Николаевна.
– Нет! Не всё! – сказала Маруся таким тоном, словно собирается выдать наиглавнейшую свою тайну. – Я хочу варить мужу кашу! Вкусную-превкусную кашу! Понимаете, Алёна Николаевна?! Кашу!! Вкусную-превкусную! По утрам! А по выходным – борщ или щи! Вкусные-превкусные!
– Еще скажите, что по вечерам мужчина этот будет наслаждаться изысканнейшим ужином Вашего же приготовления! – скривила губы Алёна Николаевна. – Не жирно ли, Марусенька?
– Вовсе даже не жирно, – всхлипывая и промокая слезы скомканной салфеткой, возразила Маруся. – Я так по роли жены истосковалась, что готова исполнять ее утром, днем и вечером!
– Та роль, которую Вы так красочно описываете, больше смахивает на роль домашнего повара, а вовсе не жены! – резонно заключила Алёна Николаевна.
