В это утро мы встали в начале седьмого. На скорую руку позавтракали и около семи собрались в город.
Пап, купи мне диск с хорошей музыкой, ну там (Бенни Бенаси, или Крейзи Фрок), а то здесь на дискотеке крутят один застой.
Глаза у Светланы были ещё заспанные, она не привыкла вставать так рано.
Свет, да я и не слышал такое, а вдруг я куплю не то. Нет уж лучше сама приезжай и бери, заодно и домой заглянешь, слава богу, не на северном полюсе живём.
Ладно, пап, я к концу недели приеду. Мамуль, пока, до встречи.
Мы попрощались. Я завёл машину и потихонечку выехал со двора. И только когда дом Нины Сергеевны исчез в зеркале заднего вида, я сказал.
Лиз, а ведь ты была права. У Светки есть парень.
Та ты что?
Да. Я с ним вчера вечером беседовал
Ну и как он тебе?
Ты знаешь довольно порядочный молодой человек. Учится в институте политологии, серьёзный на вид парень.
Мы только выехали за село. Дорога была неплохая, и стрелка спидометра быстро достигла отметки ста километров. В это время в зеркале я увидел красную девятку. Сердце слегка защемило. Машина стремительно догоняла, и было понятно сразу, что движок у неё форсированный. Стёкла были заклеены очень тёмной плёнкой, поэтому, когда она поравнялась, я не увидел пассажиров. Вдруг резкий толчок в левое крыло просто столкнул мою машину на обочину. Лиза истерически закричала, схватившись за ручку над окном. Справится с машиной на такой скорости просто не реально. Инстинктивно нажав на тормоза, я пытался поймать дорогу. Но довольно большая роса, упавшая на траву что росла на обочине, свела торможение к нулю. Ещё один толчок в то же крыло и машину кинуло в кювет. Удар оказался очень сильным, но я не потерял сознание. А вот Лиза. По привычке, таксуя, я никогда не надевал ремень безопасности. К этому привыкла и вся моя семья. Она лежала, упершись руками об торпеду, лобовое стекло вылетело и упало впереди машины. Ни движения, ни стона, ни каких – нибудь признаков жизни. Но помочь я ей не успел. Дверь с моей стороны открылась, и меня буквально вытащили наружу. Удары ногами посыпались с такой силой, словно я попал под локомотив. И последнее, что я услышал перед тем как потерять сознание, были слова.
Ну что лох, поиграл в Рембо? Запомни урод, кто на Туза наедет, тот и дня не проживёт. Понял, сука?
Когда я стал приходить в себя, то первое, что ощутил, это страшная боль во всём теле. Жутко болела голова. Распухшие губы и челюсть от выбитых зубов ныли пульсирующей болью. Открыв глаза и вытолкнув языком наружу сгустки крови, я увидел невесёлую картину. Машина стояла в кювете, уткнувшись мордой в земляную насыпь. Возле неё толпились несколько человек. В это время кто – то поднёс к моему носу тампон с нашатырём. Едкий запах с невероятной силою ударил в нос, забивая дыхание. Но это оказалось именно, то, что было необходимо в эту минуту. Сознание происшедшего засверлило в моей голове.
Где Лиза? Что с моей женой?
Молчите, вам нельзя волноваться.
Скажите мне, что с ней?
Я попытался встать, но это оказалось не так уж и просто.
Лежите, с ней всё в порядке, она без сознания, но жива. А вы ей сейчас ничем помочь не можете.
Это был мужчина лет пятидесяти в белом халате. Он быстро закатил мне рукав, передавил руку выше локтя резиновым жгутом и сделал укол. Всё ещё пытаясь увидеть, что происходит возле машины, я почувствовал, как начинаю терять сознание. Наверное, снотворное, – подумал я и последнее, что увидел, было тело Лизы, которое потихоньку достали из разбитой машины.
Странно, почему такие высокие потолки? И обоев нет. Света? Она же у бабушки. Это что сон?
Папка, папочка как хорошо, что ты очнулся.
Свет, ты чё плачешь, что случилось?
Пап, ты ничего не помнишь? Вы с мамой попали в аварию. В милиции говорят, что на левом крыле свежий след красной краски. Вроде ты с кем-то ударился, но на месте аварии никого не было.
В моей голове с быстротой молнии пронеслись картины случившегося. Острая душевная боль бичём ударила по сознанию. Я вспомнил всё, и даже последние слова этого подонка.
Мама как она? Свет, да не плач ты, скажи, как мама.
Мама жива пап, но она в коме. Врачи говорят, что надежда есть, надо верить. Кома наступила в результате болевого шока. У неё сломаны два ребра в районе сердца, результат удара о переднюю панель машины, а головой она ударилась о лобовое стекло. Да так, что оно вылетело.
Ан ну-ка, Свет, помоги мне встать
Пап, тебе нельзя вставать, хоть врачи и сказали, что ты родился в рубашке, но на тебе столько синяков и ссадин, что вообще чудо как у тебя остались целые кости и внутренности.
Свет, это были они, те самые подонки.
Я знаю пап, ты во сне об этом говорил. Следователь придёт после обеда, если только врачи разрешат.
Кто-нибудь видел аварию? Ну, в смысле, есть свидетели.
Нет, пап, никто не видел. Утро, от трассы далеко, а село, сам знаешь маленькое, движение не большое. Дед Карпо на запорожце проезжал мимо, увидел и позвонил в больницу и милицию. А машину Андрей Викторович сказал заберёт после экспертизы. Пап, что будет с мамой?
Не плач, Свет, тебе же сказали, что мама жива, и надежда есть. Ты лучше помоги мне встать. Ну, давай- давай, врачи обманывать не будут, у меня же всё целое.
Пап, ты бы посмотрел на себя, это же кошмар на улице вязов.
Вот видишь ты уже шутишь, значит, всё будет хорошо.
Светлана помогла мне приподняться, и я свесил ноги с кровати. Не знаю, что сказали врачи, но тело у меня болело, так словно я побывал под прессом. Превозмогая боль, и опёршись на Светкино плечо, я начал постепенно продвигаться к двери. Только мы открыли её, как столкнулись лицом к лицу с врачём.
Это ещё что такое? А ну, марш в кровать.
Доктор, понимаете, у меня там жена.
Да знаю я, знаю, но вы ей всё равно ничем не поможете.
Вы что действительно не понимаете? Она в коме, лежит там без сознания, понимаете, это моя жена слышите вы, моя, а не ваша и не президента Франции!
А вы не кричите, как человек я понять вас могу, а вот как врач нет.
А я у вас понимания и не прошу, я прошу сочувствия. Вы же тоже наверняка любящий муж. Неужели вы понять не можете?
Видно спорить с вами бесполезно, вы дочь?
Да.
Если вдруг что-нибудь случится, зовите на помощь, всё равно кого медсестру, врача, просто зовите.
Спасибо, доктор.
Не за что, ваше здоровье нужно вам, а не мне, просто будьте осторожнее.
Он пошёл дальше по коридору, а мы не спеша продолжали двигаться в сторону палаты интенсивной терапии. Пожилая медсестра сначала нас пропускать не хотела.
Да вы что, совсем не понимаете? Это реанимация. Здесь лежат не просто больные.
Мы всё понимаем. Но и вы нас поймите.
Что я должна понимать? Вам молодой человек в эту палату разве что на койку надо. До вас, что совсем не доходит? Это промежуточная станция между тем светом и этим. И мы пытаемся всё сделать, чтобы они на тот свет не попали. Там стерильно, а вы в такой одежде, что вас и в больницу пускать нельзя.
Ну, мы вас очень просим. Нам это просто необходимо.
Ну что мне с вами делать? Я сейчас принесу два халата, но пять минут и не секундой больше.
Она принесла халат мне и Светлане, но надеть его оказалось настоящим мучением, и только после этого она открыла дверь. В палате стояло несколько коек. Возле каждой куча аппаратуры и капельницы. Она лежала на спине, будто просто спала, если не считать пластыря у неё на лбу, ссадин и темных кругов под глазами. Так и хотелось взять её за руку и сказать: просыпайся Лиза, пора вставать. Слёзы сами собой навернулись на глаза. Под рукой, не подавая виду, тихо плакала Света. Медсестра, которая нас пропустила, чтобы не мешать, просто молча вышла.
Как же так, пап?
Ничего, Свет, мама поправится, она у нас сильная. Ты только верь. Мы обязаны верить. Она ведь живая, а значит, всё чувствует и слышит. Просто она пока спит.
Пап, я уже далеко не девочка и всё прекрасно понимаю.
Да большая ты уже, и раз всё понимаешь, то просто верь, нам нельзя не верить.
Вдруг дверь открылась, и вошёл врач. Николай Григорьевич мы сочувствуем вам, и, поверьте, сделаем всё, что будет в наших силах, но находиться здесь действительно нельзя. К тому же к вам пришли из органов.
За дверью стоял человек, в сером костюме. Он представился как следователь прокуратуры.
Солин Павел Андреевич, городская прокуратура. Мне бы хотелось задать вам несколько вопросов, и если можно не здесь.
Конечно не здесь, – вмешался врач, – лучше в ординаторской, там вам никто не помешает. Вы сможете пройти?
Да – да, если надо.
Опять опёршись на Светкино плечо, мы двинулись в поход по больничному коридору. Когда мы зашли в кабинет, я почти упал в кресло, которое там стояло.
Вам я вижу тяжело, я постараюсь как можно быстрее, заметил следователь.
Минут через двадцать, сжалившись надо мной, он меня отпустил. Добравшись до своей кровати, я как подпиленное бревно плюхнулся и почти мгновенно заснул. Но снились мне не совсем весёлые сны, а когда кошмары кончились и я проснулся, то увидел Викторовича, сидящего возле койки. На улице к этому времени почти стемнело, и в палате уже горел свет.
Викторович, как тебя пропустили?
Сказал, что я твой отец. Паспорт у меня никто не спрашивал, а возраст у меня подходящий. Ну как ты, Коля?
Да я то вроде ничего, кости целые. Почки, печень вроде на месте. А то, что во рту дырка так то не страшно, зубы можно и вставить. Лиза плоха.
Я знаю. Это были они?
Они самые, гады.
Вобщем так, машину я забрал, но скоро не сделаю. Светка пока может пожить у меня, я ведь ближе к больнице живу. За квартирой присмотрю. Ты давай поправляйся, а с Лизой всё будет хорошо, там на небе не дурак сидит, он всё видит и понимает не хуже нас с тобой. Ей он ещё девку замуж отдавать, так что встанет.
Твои б слова та до бога.
Дойдут, не сомневайся. Я тебе тут витаминов немного принёс, ну яблочки, мандарины.
Да мне их и жевать то пока нечем.
Ничего с боку зубы у тебя целые, как-нибудь погрызёшь.
Слышь, Викторович, а что следователь говорит?
А что он может сказать. Номер машины неизвестен. Этот Козырь всю ночь и утро на даче у отчима с друзьями зажигал, музыка с вечера до сегодняшнего обеда играла, соседи слышали, а этот Бокарёв там же был. Вобщем, к нему ни с какой стороны не подберёшься.
Это был он. Я его лично видел.
Так то оно так, да мужи из мура говорят, что после аварии ты был в шоковом состоянии, мог ошибиться. Да и потом, влиятельный папа не даст делу ход. Алиби есть? Есть. Машину не нашли ? Нет. Какие претензии?
Я этому гаду сам шею сверну. Даже если посадят
Ты прежде сам в норму приди, а там как-нибудь разберёмся. Ладно, пойду я, а ты давай это, витамины ешь, тебе, чтобы выйти отсюда силы нужны.
Время стало двигаться мучительно долго. Шесть дней были длиннее месяца. Лизу перевели в другую палату. Там стояло три кровати, но две были свободные, и после уговоров Светлане разрешили ухаживать за матерью. Дочь заметно изменилась, круги под глазами, практически не накрашенное лицо, мне даже показалось, что она буквально на глазах на пару лет повзрослела. Сказывались постоянные переживания и недостаток сна, она почти не уходила из больницы, разве что за продуктами или в милицию. Два раза приезжала Нина Сергеевна, и всё время плакала. Лиза была без изменений, хоть её состояние оценивали как стабильное. Ко мне ещё раз приходил следователь, но ничего утешительного не сказал. Каждый вечер приходил Викторович и приносил с собой свои витамины, которые я всё равно не ел, ругался за это, но каждый раз приносил новую порцию. Я себя чувствовал уже довольно не плохо, и хоть синяков и ссадин на моём теле было, как семян в огурце. Передвигался я уже без посторонней помощи и подручных средств. В тот вечер Викторович был не многословен, я бы даже сказал не от мира сего, какой-то задумчивый, и вроде как его мучила какая-то мысль, которая не давала ему покоя. Говорили в принципе ни о чём, но когда он уже поднялся, чтобы уйти, вдруг спросил. Коля, ты не помнишь в той девятке, на зеркале в салоне, не висела такая мягкая розового цвета игрушка, похожая не то на барабашку, чи страшилку какую-то?
Чёрт его знает, я тогда был в таком состоянии, что на такие мелочи просто не обратил внимание. А к чему ты спросил, Викторович?
Да так просто, ладно, давай поправляйся, да, кстати, тебе привет от Борьки, сказал завтра зайдет.
Когда дверь за ним закрылась, мне стало как-то не по себе. Он никогда просто так ничего не спрашивает. Мысли завертелись в моей голове с быстротой торнадо. Я стал мысленно прокручивать всё происшедшее до мельчайших подробностей, и уже под утро понял ни о какой розовой барабашке я не помнил, и уже когда засыпал, в мою голову, словно кувалдой ударила мысль. Баба Клава, наша соседка, она видела, как за нами следила машина, возможно, своим любопытством она смогла разглядеть то, чего не увидел я. Словно пуля, выскочив в коридор, я бросился к дежурной медсестре. Та мирно читала книжку. Увидев меня, она испугалась, видок у меня был не из лучших.
Простите, мне надо срочно позвонить.
В четыре часа утра?
Девушка, понимаете вопрос жизни и смерти, ну просто ужас как надо позвонить.
Ну, в обще-то это не совсем положено.
Я тихонечко никто не узнает, да и врач дежурный спит, а я быстренько.
Давайте уже, только побыстрее.
Набрав номер и довольно долго прождав, я услышал долгожданное. Это довольно веская причина, если вы звоните в это время.
Викторович, это я.
Коля? Что случилось?
Ни о чём не спрашивай, просто приезжай как можно раньше, только заедь к нам и возьми мне что-нибудь одеть.
Ты можешь объяснить, в чём дело?
Всё утром, жду.
Положив трубку, я сказал удивлённой медсестре.
