Сглотнув, потираю враз пересохшее горло. Не позволяю себе глазеть и фантазировать. Разумный человек скажет, что середина ночи не время приставать к опасному мужчине с моими проблемами. Особенно к этому мужчине, чья энергетика прибивает меня к земле. Затягивает. Пугает. Вызывает интерес и любопытство.
Однако сейчас мне не до сигналов разума. Кто знает, когда этот пуп земли уделит мне время и внимание. Если сейчас не рискну, так и буду сидеть взаперти.
На размышления уходит от силы десять секунд, а потом я шагаю на балкон…
И тут же отступаю, вспомнив, в каком я виде.
Словно очнувшись, мужчина берет бокал и скрывается в комнате.
Балансируя на одной ноге, в спешке натягиваю джинсы. Выскакиваю на балкон, плотно закрыв дверь на случай, если малыш проснется.
– Подождите! Нико! – выдавливаю из себя странным полукриком-полушепотом, чтобы не разбудить ребенка.
Однако дверь его балкона остается закрытой. Он меня не слышит или игнорирует.
Чем я заслужила такое отношение?!
Это не моя вина, что незнакомка от него забеременела! Во всей этой истории нет ни капли моей вины! Он что, так и собирается меня игнорировать и держать взаперти?
Ну уж нет!
Особо не раздумывая, карабкаюсь на перила, тянусь и хватаюсь за перила следующего балкона. Повисаю на них, как обезьянка. Повторяю про себя, как мантру.
– У меня всегда был высший балл по гимнастике, всегда был высший балл…
Наверное, это действует, потому что мне не страшно. А ведь, по идее, я должна быть в ужасе от происходящего и от собственного безрассудства. Вокруг так темно, что не видно земли. Босые ноги заледенели от холода. С усилием перекидываю ногу через перила и приземляюсь на следующем балконе. Не позволяя себе одуматься, повторяю трюк и оказываюсь перед балконной дверью спальни хозяина дома.
Комната оформлена в воистину спартанском стиле. Никаких картин, украшений, покрывал или декоративных подушек. Огромная кровать с бельем грифельного цвета. На письменном столе закрытый планшет, на кресле небрежно брошены пиджак и галстук. Открыта дверь в гардеробную.
На полу ворсистый ковер.
Хозяина в спальне нет, однако дверь в ванную приоткрыта. Если он моется, то я окоченею на балконе, пока его дождусь.
Пробую балконную дверь, и, к моему удивлению, она открывается. Я оказываюсь в чужой спальне. Его спальне.
От холода стучат зубы. Если он застанет меня в таком виде, то решит, что зубы стучат от страха. После секундного колебания кутаюсь в его пиджак, сажусь в кресло и слушаю шум воды.
Сижу и не представляю его в душе, нисколько. Не думаю о том, каким способом он заработал свои немалые мышцы, которые не скрывает пиджак. Не гадаю, что означают татуировки на его руках и на шее. Не задаюсь вопросом, где еще у него татуировки.
Именно обо всем этом я не думаю и уж совершенно точно не нюхаю его пиджак. А если и нюхаю, то только потому, что в академии нас учили разбираться в мужских парфюмах. Древесные и цитрусовые нотки смешиваются с запахом мужчины, и от этого аромата поджимаются пальчики на ногах.
В принципе, это радует, потому что я уже всерьез думала, что отморозила эти самые пальчики.
Пытаюсь расслабиться и жду.
Жду.
– Я велел охране, чтобы они предоставили все, что вам нужно. Разве они что-то упустили? – раздается глубокий, хрипловатый голос из ванной.
Удивляться нечему. Хозяин дома, конечно же, знает, что я в его спальне. От таких, как он, не скроешься. Наверняка заметил меня на балконе, поэтому и ушел, не желая общаться. Однако не знал, насколько я упертая и безрассудная, поэтому не запер балкон. Нормальные люди заходят через обычную дверь, которая у него наверняка закрыта.
Молодец, Ада, перехитрила его, счет один/ноль. Хотя… сейчас узнаем, в мою ли пользу.
Он задал вопрос, а я до сих пор не ответила. Нервничаю, не могу усидеть на месте. В сложных ситуациях предпочитаю смотреть людям в глаза.
Поднимаюсь и иду к ванной, но в последнюю секунду вспоминаю, что он моется, и резко отворачиваюсь.
Сказываются недосып и стресс, мозг еле варит.
Так и стою в дверях ванной, глядя в сторону.
– О нас с малышом позаботились, но… Единственное, что мне нужно, – это поговорить с вами. – Стараюсь, чтобы голос не дрожал. От холода, от чего еще? – Прошу вас, уделите мне несколько минут!
– Вы позволите мне одеться, или это настолько срочно, что придется остаться голым?
Краснею, как девчонка, и заставляю себя отойти в сторону. Ноги еле двигаются. Твержу себе, что это из-за холода, а не потому, что присутствие этого мужчины словно намагничивает мое тело и держит его под контролем.
Сажусь обратно в кресло у стола. Одевшись, хозяин дома подходит к встроенному в стену бару, и только тогда я поднимаю голову. На нем тренировочные брюки и белая футболка. Он босиком. С влажных волос стекают капли. На массивных предплечьях татуировки. Мне не привиделись его мышцы, здесь и вправду есть на что посмотреть. Я не особо падкая на смазливую мужскую внешность, иначе была бы сражена Орсоном. Дело не во внешней привлекательности хозяина дома, а в его давящей, мощной энергетике. И в осязаемой силе.
Одной рукой он может переломить меня надвое, однако меня поражают не столько его мышцы, сколько ощутимая сила его влияния.
Пока он разливает напитки, я наблюдаю за ним. Что-то в его лице кажется смутно знакомым, но не могу уловить что.
Он протягивает мне бокал, на дне которого плещется янтарная жидкость. Заставляю себя выпить одним глотком, долго кашляю, зато по телу расплывается столь необходимое тепло.
Мужчина выходит в гардеробную и через пару секунд возвращается с парой теплых носков. Кладет их передо мной и взглядом показывает на мои ступни нездорового синеватого оттенка.
Послушно надеваю носки.
– Итак, вы завладели моим вниманием! – говорит он, прислоняясь к стене. – Что такого важного вы хотите мне сказать, что заставило вас рискнуть жизнью? Дважды.
Ну да, два балкона, два пируэта.
– Меня зовут Ада… Томпсон. Я здесь проездом, остановилась в доме знакомых… – Слово в слово повторяю свою историю. Все, что касается ребенка, – правда. Все, что касается меня, – нет.
За время моего рассказа выражение его лица не меняется, он ничем не выдает свои чувства в отношении ребенка. Или меня. Вообще ничего не выдает.
Когда я заканчиваю, он кивает.
– Орсон рассказал мне вашу версию событий.
Вашу версию.
Это плохо, очень плохо. Значит, они мне не верят.
От тепла и виски у меня горят щеки. Я сожалею, что выпила, хотя и немного. Для такого разговора необходимо быть полностью трезвой.
– Это не моя, а единственная версия событий. Незнакомка отказалась от моей помощи. Я не знаю, от кого она убегала, но… мне кажется, ее поймали. Я слышала ее крики. Вы наверняка знаете, кто она такая и почему спешила к вам. Вы… должны ей помочь. Пожалуйста! Вчера я попросила Орсона помочь ей и вызвать ребенку врача. Малыша срочно нужно осмотреть. И узнать, кто оставил на его ребрах синяки. И… наказать того человека.
Последние слова звучат яростно, кровожадно. Заставляю себя прикусить язык. Надо говорить только о фактах, эмоции здесь неуместны.
– Наказать? – Хозяин дома приподнимает бровь.
Ну как тут сдержишь эмоции?
– Да. Накажите этого человека, пожалуйста.
Он кивает. Вроде обычное движение, но оно запечатлевается во мне обещанием. Внутри вдруг разливается спокойствие. Виновника накажут, я в этом уверена.
Эта уверенность дает мне смелость продолжить.
– Охранники заметили сходство между вами и ребенком и решили, что он ваш сын, а я его мать, которая явилась шантажировать вас и требовать денег. Но вы прекрасно знаете, что мы с вами никогда… – Мои щеки полыхают факелами. От виски и тепла комнаты, других причин быть не может. Опускаю взгляд и откашливаюсь. – Мы с вами никогда не… заводили детей, так что вы знаете, что я здесь ни при чем. Просто оказалась в нужное время в нужном месте. Незнакомка была ранена и боялась, что не добежит до вас, поэтому попросила меня о помощи с ребенком. Вот и все, больше я ничего не знаю и знать не хочу. Будущее ребенка вы будете обсуждать с его матерью, а моя роль в этой истории завершена. – Напрягаюсь всем телом, переходя к главному. – Мне пора ехать… к знакомым, я не могу здесь задерживаться. Я ничего не знаю ни о вас, ни о ребенке и никому не расскажу о случившемся. Клянусь!
В моем голосе проскальзывают высокие ноты эмоций, поэтому заставляю себя замолчать.
– Женщина сказала, что мальчика зовут Нико?
– Она выкрикнула это имя, уходя, и я решила, что она имела в виду мальчика. Но если вас тоже зовут Нико, то либо она имела в виду вас, либо… Возможно, она назвала ребенка в вашу честь?
Опускаю взгляд, не желая знать ответ. Или желая, но скрывая это.
Он подходит к окну, долго смотрит в темень, потом одним махом допивает виски и ставит стакан на подоконник.
– У меня были неотложные дела, и я только что вернулся, поэтому не зашел к вам раньше. Я вас услышал. Вы сделали все от вас зависящее, и за это я вам благодарен. Завтра утром мы отвезем ребенка к врачу…
– Мы? – перебиваю и тут же прикусываю язык.
Надо оставаться спокойной, не показывать волнение, однако это непросто. Хочется срочно бежать из этого дома. Дело не в физической опасности, а в другой, еще более страшной. Я всем телом и мыслями ощущаю, как попадаю под влияние хозяина дома, меня притягивает его магнетизмом.
– Да. Мы с вами. – Он голосом выделяет эту фразу. – Раз уж вы оказались спасительницей ребенка, то я очень надеюсь, что вы окажете мне любезность и поможете с ним. Для начала надо сопроводить его к врачу. Орсон пытался вызвать врача на дом, но тот попросил приехать в клинику, так как могут понадобиться снимки. Ребенок к вам привык. Он и так многое пережил, и я бы не хотел причинять ему дополнительный стресс.
Вроде правильные слова, но голос у него словно неживой, и от его тембра мурашки по всему телу. Полный спектр ощущений и чувств – от ужаса до притяжения.
– Да, хорошо… конечно, я съезжу с вами к врачу, – отвечаю, подавив опасения. Несмотря на страх, на душе светлеет. Ведь именно этого я и хотела: убедиться, что о малыше позаботятся. Если бы только на лице хозяина были хоть какие-то эмоции, хоть что-нибудь живое, человечное. Тогда было бы легче ему поверить.
Еще раз осматриваю спальню, но из личных вещей здесь только планшет. Никаких безделушек, документов, предметов быта. Невозможно судить, что за человек хозяин и чем зарабатывает на жизнь.
– Я найду няню, которая позаботится о ребенке, и узнаю, что случилось с его матерью, однако на это уйдет несколько дней…
В груди белым огнем вспыхивает паника.
– Нет! – Вскакиваю с кресла, готовясь биться за свою свободу всеми силами. – Я не могу задержаться на несколько дней. У меня дела, и знакомые будут меня искать…
Мужчина щелкает пальцами, останавливая мой поток сознания. Я толком не улавливаю его движение, однако слова застывают на языке. Никто и никогда не имел на меня такой молниеносный и сильный эффект.
Его голос ровный, на одной ноте, и холодный как воды залива.
– Последние сутки были для вас значительным испытанием, и я очень об этом сожалею. Никто из моих людей больше не станет вас удерживать и принуждать. Я прошу вашей помощи. Ребенок привык к вам. С вашей помощью ему будет легче освоиться в моем доме. У меня нет опыта общения с детьми, и у моих… коллег тоже. Если вы согласитесь задержаться на несколько дней и помочь с ребенком, пока я не найду его мать или другой вариант ухода, то вам предоставят все удобства, а также оплату. – Скользит взглядом по моим старым джинсам и поношенной футболке и называет сумму, которая обычному человеку показалась бы грандиозной.
Вырвавшись из тисков моей жизни, я стала обычным человеком, поэтому деньги придутся очень и очень кстати.
Расширив глаза, я ахаю. Наверное, так повела бы себя обычная девушка, которой предложили щедрую плату за помощь. При этом усиленно подавляю в себе реакцию на черствость его слов.
…«найду его мать или другой вариант ухода»…
Он человек вообще или как?!
Проследив за моей реакцией, он продолжает.
– Когда придет время уехать, мой личный шофер доставит вас куда угодно в целости и сохранности.
Мои напряженные донельзя мышцы понемногу расслабляются. Не могу не признать, что он только что предложил решение самых насущных из моих проблем: как выбраться из закрытого поселка, как покинуть территорию синдиката незамеченной и на какие деньги купить новые документы.
Внутри борются противоречивые чувства. С одной стороны, это предложение кажется хорошим выходом из сложной ситуации. Никто здесь не знает, кто я такая. Они не интересуются мной лично, только помощью с ребенком. Отец меня здесь точно не найдет, а через несколько дней меня отвезут куда попрошу и заплатят деньги. Вроде идеальное решение, но…
Можно ли доверять этому мужчине?
Нико.
Татуировки на руках и шее. Сильное, тренированное тело. Бесстрастное лицо. Голос без эмоций.
– Несколько дней, да?
– Да, несколько дней. Вы поможете с подбором няни и убедитесь, что у них с мальчиком налажен контакт и она о нем позаботится.
Он доверяет мне, незнакомке с улицы, выбирать няню для его ребенка?
Девушка, которая провела большую часть жизни запертой в академии, обучаясь теориям воспитания детей, должна оценить способности профессиональной няни?
Будем надеяться, что скоро найдут мать малыша, и она жива и здорова.
Хозяин по-прежнему стоит у окна, но теперь смотрит на меня. Пристально. Рассчитывает, и считывает, и подсчитывает меня, как компьютер.
Сомнения роятся в мыслях, отвлекают, но я не могу поймать их и понять, не могу успокоить копошащуюся внутри тревогу. Опускаю взгляд и замечаю шерстяные носки на моих уже согревшихся ногах. Этот маленький жест заботы, до странного личный в нашем полном незнакомстве, становится решающим фактором.
– Хорошо, – отвечаю шепотом.
Мужчина никак не реагирует на мое согласие. Нет ни облегчения, ни улыбки, ни благодарности.
– Мы можем сейчас посмотреть на ребенка? – спрашивает ровным тоном.
– Да, конечно. Он спит, но мы будем осторожными и не включим верхний свет.
В задумчивости я направляюсь к балкону, но останавливаюсь на полпути, когда слышу его голос.
– Если вы предпочитаете лезть обратно через балконы, то встретимся в вашей комнате. Я пройду по коридору.
В его глазах нет ни смешинки, а меня трясет то ли от нервного напряжения, то ли от смеха. Вот уж точно, не стоило идти к хозяину дома, толком не проснувшись.
