Мы идем по коридору, он отпирает дверь моей комнаты.
Нико спит, раскинувшись на диване. Причмокивает во сне.
Нико-старший включает фонарик на телефоне и приглушает свет ладонью.
Я расстегиваю пижаму малыша, показываю синяки на ребрах.
Тишина тикает сердцебиениями, торопливыми моими, медленными хозяина дома. Нико-старший распрямляется, на его лице по-прежнему штиль. В этот момент я почти ненавижу его, хочу толкнуть в грудь, залепить пощечину, сделать ему больно. Потому что никто не может и не должен оставаться бесстрастным при виде следов детских страданий.
Выключив фонарик, он поворачивается к двери.
– Вам еще что-нибудь нужно? – спрашивает небрежно.
– Не запирайте дверь, пожалуйста. Я не стану никуда лезть и шпионить. И бежать не собираюсь. У нас с вами договор, а я привыкла сдерживать обещания.
Несколько секунд он молчит, и эта тишина, неизвестность и близость тел в темноте будоражат меня, щекочут нервные окончания. Он рядом, я ощущаю тепло его тела, его немалую энергию. Наверное, мы на одной энергетической волне – иначе как объяснить его немеряное влияние на меня?
– Ситуация с ребенком весьма сложная и конфиденциальная. Мне важно, чтобы вы не обсуждали происшедшее ни с кем, кроме меня и Орсона. Ни с кем, вы понимаете? – Его голос ровный и глубокий, и с каждым словом меня словно окутывает волной его силы.
– Безусловно.
Отступаю назад, прячусь от необычных ощущений. Сейчас не время поддаваться странностям и попадать под влияние опасных мужчин. А в том, что он опасен, сомнений нет. Никаких.
– Пока я не разберусь в случившемся, не смогу гарантировать вам безопасность в случае, если вы покинете мою территорию. Вас могли видеть с ребенком, или его мать могла проговориться, что отдала мальчика вам. Возможно, ребенку тоже угрожает опасность, поэтому…
– Я все понимаю! Не волнуйтесь, Нико! Я не стану ни с кем разговаривать и не выйду за пределы дома без сопровождения.
Сама не ожидала, что назову его по имени. Это оказалось приятно. Чуть неловко и весьма интимно.
– Немного странно называть вас с ребенком одним именем, – признаюсь.
Он продолжает испытывать меня взглядом. Я бы многое отдала, чтобы узнать его мысли.
Отступив на шаг, он наконец отвечает.
– Только близкие друзья называют меня Нико, а таковых у меня немного. Называйте меня полным именем, и тогда не будет проблем. Доменико.
С этими словами он уходит.
Только близкие друзья называют его Нико, видишь ли! Но при этом в его голосе нет ни издевки, ни угрозы, ни улыбки. Говорит как компьютер. Или голос, объявляющий станции в метро.
Доменико. Это имя встретишь нечасто.
Сняв джинсы, ложусь в постель, однако сон не спешит подарить мне покой. Мысли роятся, цепляются одна за другую, но отказываются укладываться в логичные цепочки. Подсознание пытается сообщить мне нечто важное, но я не могу это уловить.
Наконец, сдаюсь и почти засыпаю.
За секунду до падения в сон разгадка взрывается в моих мыслях.
Доменико Романи.
Подскакиваю на кровати. Дрожа, хватаюсь за покрывало. Задыхаюсь. В панике тру костяшками горло.
В академии много времени уделялось разговорам о правящих семьях синдиката. Мы с подругами еще не вышли в свет, поэтому мало с кем встречались лично, только видели родственников сокурсниц и гостей дома. Однако сплетням уделяли уйму времени. Мы выискивали информацию в сети и через знакомых, делились ей, обсуждали. А как можно не сплетничать, если каждая из нас жаждала угадать, кому из сильных мира сего ее отдадут или продадут в жены?
Так вот, Доменико Романи в этих сплетнях уделялось достаточно внимания. Не слишком много, потому что хорошим кандидатом в женихи его не назовешь. Наоборот, ни одна приличная семья не захочет породниться с жестоким бунтарем, выступившим против отца, одного из правящих членов Совета синдиката. Мы обсуждали Доменико по другим причинам. Во-первых, его считают одним из опаснейших мужчин синдиката. Тайное, порочное любопытство заставляло нас гадать и следить, что еще он выкинет, от кого избавится, с чьей женой свяжется. Во-вторых, студентки академии интересовались им, потому что он хорош собой. На снимках в сети у него длинные волосы. Наверное, поэтому я его не узнала, хотя он и показался смутно знакомым. Однако, несмотря на девичье любопытство, ни одна из жемчужин и близко не подошла бы к Доменико, зная, что любой контакт с ним взорвет ее репутацию.
Хорошо, что я больше не жемчужина, да и репутацию свою я активно разрушаю сама.
Доменико Романи.
Владелец казино и недвижимости.
Наследник Вилема Романи, порвавший связи с отцом и поклявшийся его разорить и занять его место в Совете синдиката. Своими усилиями Доменико заработал немалое состояние и отвоевал часть территории центральных группировок.
Что интересно, в данный момент он находится в самом сердце владений его отца. Не думаю, что Вилем знает, что его убийственно настроенный сынок разбил лагерь в пригороде Корстона. И навряд ли Доменико позвонил отцу, чтобы порадовать, что тот стал дедушкой. Отношения у них, мягко говоря, не те.
Раз Доменико здесь, значит, готовит нападение. Ему мало отвоеванной территории, он намерен отобрать у отца все до последнего цента. И место в Совете заодно.
И вот я, наивная жемчужина, пришла в его тайное убежище хоть и вынужденно, но по собственной воле, да еще и влезла к нему на балкон. И в спальню. И согласилась остаться на несколько дней, чтобы помочь. Я помогаю бессердечному бунтарю и убийце, который готовится к войне с отцом.
Говорят, Доменико Романи способен убить человека щелчком пальцев.
Говорят, он не раз это делал.
Говорят, у него нет сердца.
Не думаю, что я заснула этой ночью. Скорее, потеряла сознание.
Глава 3
Утром ситуация изменилась. В лучшую сторону.
Хотя есть ли лучшая сторона у моей ситуации? Очень в этом сомневаюсь. Я живу в доме бунтаря и убийцы, за которым с напряжением следит верхушка синдиката, и при этом я доверила ему свою безопасность.
Однако будем благодарны за маленькие радости. Завтрак нам с малышом приносит милая женщина, которой вчера не позволили со мной поговорить. Ее зовут Сильвия, и она душевная и добрая женщина. Не иначе, как Доменико смягчился, потому что Сильвии позволили со мной поговорить. Попросив моего разрешения, она кормит Нико, возится с ним, и это доставляет ей очевидное удовольствие. Охранник стоит рядом и прислушивается к нашему разговору. Сильвию явно предупредили не задавать личные вопросы, поэтому наша беседа сводится к потребностям ребенка. Все равно это очень приятно и притупляет остроту моего одиночества.
Теперь я жалею, что вчера не попросила Орсона купить мне что-нибудь из одежды. Моя не только помялась, но и заляпана детской едой. Особенно нелепо будут смотреться резиновые сапоги, которые предстоит надеть к врачу. Однако вариантов нет. Приняв душ, одеваюсь и жду. Сильвия сказала, что к врачу нам в одиннадцать, но мы на всякий случай готовы заранее.
Это кстати, потому что меня вызывают к Доменико намного раньше ожидаемого.
У него огромный кабинет, окна выходят на залив, и я вижу смутные очертания академии вдали. Отсюда она похожа на готический замок вампиров.
Доменико сидит за столом, рядом в кресле развалился Орсон, перекинув ноги через подлокотник.
– Доброе утро! – говорю нарочито радостно. Я готовилась к этой встрече половину ночи. Решила, что не буду верить слухам о Доменико, а составлю собственное мнение. В любом случае, решение уже принято и обещание дано. Между нами заключен хотя и устный, но договор, взаимовыгодный. Мне предстоит всего лишь помочь с ребенком, а не участвовать в его преступных планах, так что ничего страшного. А в обмен Доменико решит мои главные проблемы. Надеюсь, он серьезно относится к своим обещаниям.
Доменико не считает нужным ответить на мое радостное приветствие, однако встает при моем появлении. Это уже что-то, по сравнению с Орсоном, который продолжает валяться в кресле как выброшенный на берег осьминог. Его глаза спрятаны под солнцезащитными очками. Может, он вообще притворяется, что бодрствует, а на самом деле глубоко и сладко спит.
Дождавшись, когда я сяду, Доменико опускается в кресло и сразу переходит к делу.
– Вчера мы договорились, что вы останетесь, чтобы помочь с ребенком.
– Да, ненадолго. За это вы заплатите мне, а потом отвезете куда попрошу.
Орсон не подает никаких признаков жизни. Непонятно, зачем его позвали на эту встречу.
Доменико смотрит на меня, однако по маске лица невозможно распознать его настроение.
– Я объяснил вам, что ситуация с ребенком весьма сложная и конфиденциальная, поэтому не подлежит обсуждению ни с кем, кроме меня и Орсона. Чтобы гарантировать дальнейшую безопасность вам и ребенку, я должен найти его мать и расследовать случившееся. Пока я во всем не разобрался, будет лучше, если все, кто на меня работают, будут и дальше считать вас матерью мальчика.
Последняя фраза застает меня врасплох. Полагаю, Доменико не хочет рассказывать своим людям о пострадавшей женщине. Но… притворяться матерью ребенка?!
Не уверена, что чувствовать по этому поводу.
Мужчины терпеливо ждут моего ответа. Вернее, Доменико ждет, а Орсон… он, вообще, жив?
– На несколько дней меня это устраивает, – отвечаю сдержанно.
Опять же, никакой реакции на мои слова. Ни слова, ни кивка.
Поднявшись, Доменико ведет меня по коридорам к выходу. Ничего не объясняя.
Орсон кряхтит, нехотя поднимается на ноги и следует за нами, попутно что-то набирая в телефоне.
У выхода Доменико останавливается.
– Как вас представить персоналу? – Не успеваю обдумать варианты, как он предлагает идеальный. – Мисс Томпсон вас устроит?
Самое то. Мало кто слышал, что меня зовут Ада. А «мисс Томпсон» ничем не выдаст тот факт, что забредшая в дом Доменико девушка – жемчужина синдиката. Бывшая.
– Да, спасибо.
К тому моменту, как мы выходим на крыльцо, нас уже ждет толпа. Почти все мужчины. Почти все вооруженные.
Доменико выходит вперед, и разговоры затихают.
Он взглядом предлагает мне подойти ближе, но не касается меня.
– Мисс Томпсон останется жить в доме. Мою женщину защищать тщательнее, чем меня. Вопросы есть?
О да, вопросов много. Те, кто думает, что только женщины сплетничают и любопытствуют, глубоко ошибаются. Мужчины страдают тем же.
«Босс, скажите, а Нико ваш сын?» «Сколько месяцев вашему сыну?» «Мисс Томпсон назвала сына в честь вас?» «Где они жили до этого?» «Вы женитесь на мисс Томпсон?» «Босс, вы знали, что у вас есть сын?» И так далее, и тому подобное… Без конца и края.
Дождавшись, когда голоса затихнут, Доменико невозмутимо продолжает.
– Остальные вопросы, касающиеся Мисс Томпсон и ребенка, обсудим позже.
Все это, от начала до конца, сказано ровным и бесстрастным тоном, как будто диктует. Не так сообщают о появлении ребенка, совсем не так. И про женщину свою так не говорят.
Да, разумеется, я заметила, что он назвал меня своей женщиной. И вздрогнула, и похолодела внутри. Но потом заставила себя успокоиться, ведь он сказал это, чтобы меня защищали. Большинство семей синдиката живут согласно старомодным традициям и правилам. Дети должны рождаться в браке, а не вне его. Всякое случается, конечно, и тогда женщина, родившая тебе ребенка, должна стать твоей женой. А до свадьбы называть ее своей женщиной логично.
Однако я здесь всего на несколько дней. Как он потом объяснит мое исчезновение и появление настоящей матери ребенка?
Наверное, поэтому он увернулся от вопросов.
Стою рядом с Доменико, удерживаю гордую осанку. Игнорирую любопытные взгляды, злые тоже. Многие считают, что я заставила Доменико пустить меня в дом, шантажируя его ребенком, и до сих пор надеются, что он выгонит меня пинком под зад.
Толпа постепенно рассасывается, затихает.
– Ровно в одиннадцать будет подана машина. Детское автомобильное кресло уже установлено, – говорит Доменико и уходит. На меня он не смотрит, но так как упомянул детское кресло, указания явно предназначались мне.
Я осматриваюсь. Судя по спокойной реакции остальных, это его нормальное поведение. Типичная для него речь, тон, мимика. Вернее, отсутствие мимики.
Мне никто не улыбается. Кроме Орсона, конечно, но его улыбка не стоит ни гроша.
– Материнство тебе к лицу! – шепчет он и уходит вслед за боссом.
Без минуты одиннадцать мы с малышом выходим на крыльцо. Это не свидание, чтобы опаздывать. Доменико уже ждет в машине. Большой. Черной. С тонированными стеклами.
Водитель не смотрит в мою сторону. Полагаю, ему не разрешено.
За нами едет вторая машина с охраной.
По дороге малыш весело гулит, с любопытством глазеет вокруг и пытается ухватить Доменико за галстук. Тот задумчиво смотрит вперед, как будто забыл о нашем присутствии. Если он робот, то это многое объясняет.
В Корстон мы не едем, хотя там десятки клиник, а направляемся в один из небольших пригородов. Это неудивительно. Разумный бунтарь решил не углубляться на территорию его папочки. Мне тоже не положено здесь находиться, однако в данный момент я Ада Томпсон, поэтому и спросу с меня никакого.
В клинику мы заходим под прикрытием охраны, с черного входа и сразу в палату. Имен не называем. Пока я раздумываю, как бы на это отреагировала обычная девушка, не знакомая с жизнью синдиката, Доменико разговаривает с врачом. Наедине. На меня врач не смотрит, демонстративно отворачивается. Из осторожности? Считает меня женщиной Доменико?
При виде врача, мужчины средних лет с буйной седой шевелюрой, малыш ведет себя более чем странно. Впадает в истерику, лягается и намертво цепляется за меня, как будто от этого зависит его жизнь. Никто из нас не может его успокоить. Врач с трудом осматривает его у меня на руках, потом они с Доменико уходят.
Ребенок сразу затихает, кладет голову на мое плечо и жалобно всхлипывает.
Он боится медработников? Его раньше лечили и причинили боль?
Молодая медсестра приносит плюшевого медведя, играет с Нико, и он без слез и страха отправляется с ней на рентген. Странно.
Доменико снова уединяется с врачом, а потом мы возвращаемся к машине. Его взгляд охватывает все вокруг, как камера. Несколько охранников стоят по периметру клиники и ждут, пока мы не сядем в машину.
Полагаю, у обычной девушки появились бы вопросы о социальном статусе Доменико и о его профессии. Задала бы она их? Не знаю.
