Буквально из-под земли вырос гнедой конь. В седле гордо сидел юноша. Он был очень красив, но что-то в его внешности пугало и отталкивало.
Гермес встал на дыбы. Геля упала в траву. Зелень блекла рядом с её глазами. Лента развязалась, и густая каштановая волна разлетелась по земле. Девушка вскочила на ноги, вытащив из-за шиворота короткий кинжал, подаренный чародеем. Встала в боевую стойку.
– Что, Гель Ширин, будешь со мной драться? Ты со мной? Что, уже не любишь меня?
– Если мне не врёт сердце, я никогда не любила тебя. Внешность бывает обманчивой. Для меня не она главное. Ты напоминаешь мне лазурную гладь озера, под которой затаилось чудовище.
– За это я тебя и люблю – ты своенравна.
Парень соскочил с коня. В руках у него появился нож. Узкое, остро заточенное лезвие заблестело в лучах рассвета.
– Сыграем?
– Лжешь! Твое сердце не знает любви. Ты не можешь любить – не умеешь. В груди твоей лед!
– Пожалуй, сыграем, – он замахнулся.
Просвистел, рассекая воздух, длинный нож. Кинжал в руках Гели словно ожил, она едва удержала его. Раздался лязг металла и нож отлетел. Протяжный крик.
– Ты?.. Ты не могла… – прошипел он, зажимая рану. Два ребра были рассечены. Кровь хлестала. Медленно он пошел к коню. Руки и ноги немели. Веки сомкнулись. Парень упал в траву. Дыхание замедлялось. По бледной коже побежали мурашки. Кровь стыла. Он умирал.
Время медленно тянулось, будто бы древесная смола.
Кони щипали траву подле своих хозяев.
…Горячие руки нажали на грудь. Кровотечение останавливается. Треск ткани. Юноша потерял много крови. На груди у него красовались несколько больших зелёных листов и какая-то целебная трава. Бинтами служили полосы ткани, оторванной от одежды.
Туго перетянутая грудь неустанно ныла. Сознание то прояснялось, то вновь тонуло где-то во тьме.
Геля потрогала лоб и шею юноши. Они были холодными. Девушка сняла попону с гнедого и накрыла ею чужака.
Травы делали своё дело. Под перевязью рана затягивалась. Рёбра медленно срастались.
Вскоре юноша открыл глаза. Он удивился, увидев рядом Гелю. Всё это время, что он лежал без сознания, она не отходила от него ни на минуту. Резкая боль в боку заставила поморщиться его. В глазах заплясали белые искорки.
– Ты! Кто ты?.. ты ведь не Гель Ширин.
– Меня здесь называют так.
– Но ты – не она. Хотя внешность у неё точно такая же. Она была другой. Первым в атаку пошел я, и она бы…
– Уйди я сейчас, и ты был бы уже на том свете! Вместо ерунды, которую ты несёшь, мог бы и спасибо сказать.
– Но кто же ты?..
– Я – это я. Та, которая спасла тебе жизнь! – не выдержав Геля отдернула руку.
Она вскочила на коня и поскакала в сторону замка.
А опешивший незнакомец ещё долго смотрел ей вслед…
Разговор с матерью
Раул провел всю ночь в беседах с Асклепиусом и лишь под утро поднялся к родным. Мать всё так же лежала. Оквина уже била нервная дрожь. Он был бледен и слаб. Не отходя от матери, он не ел и не пил.
– Оквин, иди сюда, – сказал брат уставшим голосом.
Мальчик поднял заплаканные глаза. Черные круги говорили об очередной бессонной ночи.
– Я не отойду от мамы, иначе… иначе она уйдёт, как папа.
– Она уйдёт, если мы не поможем ей остаться.
– Как это сделать?! – воскликнул Оквин.
– Иди сюда.
Братья вместе вышли за дверь.
Раул выглядел не многим лучше брата. Обычно аккуратно зачесанные, волосы были спутаны. Скулы стали выпирать сильнее. Под глазами выделяются тёмные мешки.
– Ты всё понял? Раз так, тогда смотри и подыгрывай.
Дверь в спальню заскрипела. Ещё минуту юноша колебался, собираясь с духом. Наконец, последняя тень сомнения и усталости исчезла где-то глубоко внутри, и он подошел к лежащей матери. Всё таки нелегко.
Он не раз уже прогонял в своём сознании этот эпизод, проигрывал, подчищал. Ему казалось, что всё спланировано. Но на деле оказалось всё совсем по-другому.
Раул через силу выдавил из себя некое подобие улыбки. Осторожно подбирая слова, он начал тихим и ласковым голосом. Он не помнил, с чего начал этот разговор. Подбираясь к самому важному, он начал замечать, будто не сам говорит, а слышит свой голос со стороны. Голова раскалывалась. Тело начинало ныть.
– Мам, я разговаривал с нашим лекарем… Он вчера был у своего наставника. Люди говорят, учитель Асклепиуса знает всё, а умеет и того больше. Так вот, этот учитель почувствовал, что наша Геля жива. Она жива, ты слышишь? Жива, но нуждается в помощи. Мам, пойми, не время уходить. Ты нужна миру. Ты нужна мне. Помоги мне помочь Геле, прошу тебя…
Оквин бесшумно рыдал за дверью. Он потерял отца еще будучи маленьким мальчиком, потом потерял любимую сестру, а теперь может потерять еще и мать. Он горько плакал и не знал, что сейчас, в комнате, взгляд самой близкой ему женщины стал на секунду более осмысленным…
Гнедой конь остановился перед деревянным строением. Хозяин спрыгнул на землю и снял узду. В глазах уже не плясали искры, но голова все еще отвратительно кружилась.
– С ума сойти, – пробормотал юноша, опускаясь на траву рядом с домом.
Конь медленно поплелся к корыту с ключевой водой. Всадник смотрел как завороженный на мощные глотки воды, выступающие через шкуру животного.
Юноша перевел взгляд на светлую повязку на груди. Ребра неустанно ныли, но острая боль отступила. Сильные тонкие пальцы сдвинули повязку. От удара остался только светлый шрам на смуглой коже. Рука не нащупала ни бугра, ни вмятины – кожа была по-прежнему ровной.
– Спасибо за этот урок, – прошептал он в пространство.
Юноша думал уже ни о ране, ни о сегодняшних событиях. Перед глазами снова встал знакомый образ молодой девушки.
– Всевышний, как же ты изменилась!.. Это не ты, но кто же. Я не видел в тебе ничего подобного. Прошло полтора месяца с тех пор, как весть о твоей смерти облетела наши края. А ты жива. Жива… Но как ты смогла выжить? Я с детства знаю Ронгара, он меткий стрелок – никогда не промахивается. Не думаю, что он промахнулся. А если так, то как же мы с тобой встретились, ведь я жив определенно. Так почему же?.. Кто же ты?..
Его размышления прервал дикий крик умирающего коня.
– Не ожидал меня здесь увидеть, брат?
– Марион?
– Память в порядке. Рад это слышать.
– Чем не угодил тебе мой конь? – не поднимаясь, спросил юноша.
– Мои люди следили за тобой. Сегодня ты от них оторвался. Где ты был?
– Это повод убить коня?
Молодой мужчина в черном наклонился. Его свистящий шепот холодом повис в воздухе:
– С куда большим удовольствием я вспорол бы глотку тебе. Но ты что-то знаешь, не так ли, брат?
Юноша встретился взглядом с Марионом. Тот все еще сжимал в руках меч, с которого капала горячая темная кровь. В хищных ледяных глазах блестела ненависть.
– От тебя сложно скрыть что-либо, – усмехнулся он, бережно вытирая свой меч. – Хотя, я и не пытался. Ты что-то знаешь и не говоришь мне. Что ж, это только пока. Я не причиню тебе никакого вреда. Не тебе – твоим близким. Если найдется что сказать мне – найдешь меня. Я тебя выслушаю, и решу, что с тобой сделаю. А пока…
Он выпустил из рук окровавленный платок.
– Это тебе на память, о Ласточке. Жаль, что она была твоей. Отличная была кобыла.
– Ах ты… – юноша вскочил с земли и тут же упал от резкого удара.
– Рад был тебя видеть, брат.
– Не смей называть меня так, – сплевывая кровь, прохрипел лежащий на земле.
– Мы еще увидимся. И, поверь, будет лучше, если ты сам придешь ко мне. По коням, парни!
Неизвестно откуда возникли всадники в черном. Их свист разлетался по округе. Конское ржание стояло в ушах. С верхушек деревьев взметнулись встревоженные птицы. По воздуху заколотили сотни крыльев.
Марион забрался в седло последним. Вороной конь встал на дыбы.
– Будет лучше, если придешь сам, – небрежно бросил он и резко развернул коня.
Раздалось конское ржание. На землю полетела пена вперемешку с кровью. Вороной снова встал на дыбы и стрелой понесся к горизонту.
– Будь аккуратнее, мам. Ты еще очень слаба.
– Не беспокойся, милый. Все будет хорошо. Обещаю.
И она улыбнулась. Улыбнулась впервые с тех пор, как пришла недобрая весть о смерти дочери. Ее глаза погрустнели с того времени, но взгляд оставался осмысленным и сосредоточенным. У нее была цель. Только она могла помочь сыну вернуть сестру. И ради спасения дочери она будет жить.
Раул посмотрел на нее с некоторым недоверием. Слишком просто она оправилась от потрясения. Асклепиус приходил в их дом каждый день. Он наблюдал, подсказывал, советовал, поддерживал. Когда было особенно трудно, лекарь всегда был рядом.
– Привет!
Оквин поднял голову. Выскобленный ножом стол издал долгий скрип.
– Я задремал ненадолго, – мальчик потянулся, захрустев суставами. Свет от открытого окна коснулся его волос. Раул с горечью улыбнулся. В светлых волосах брата отчетливо блестела седина.
– Все в порядке. Есть будешь?
Он поставил перед младшим братом кусок темного хлеба и кувшин еще теплого молока. Оквин измученно улыбнулся.
– Дай ему к еде эти травы, – раздался за спиной мальчишек голос.
Лекарь бесшумно вошел в дом. Он тепло улыбнулся двум братьям. В его глазах светилась решимость и некоторое самодовольство.
– Это кое-что новое. Оно придаст вам силы, – и он протянул Раулу туго набитый мешочек из телячьей кожи. – Здесь несколько высокогорных трав. Они появляются довольно редко, так что берегите их. Я думаю, если тратить с умом, вам хватит надолго.
– Даже не знаю, как нам вас благодарить, – Раул принял мешочек из рук лекаря и с уважением поклонился.
– А где Линара? С ней тоже все в порядке? Кошмаров больше не было?
– Нет, слава Богу, сейчас стало гораздо лучше. Силы к ней возвращаются, и даже быстрее, чем я мог подумать. Она уже пытается заниматься хозяйством. Происшедшее можно увидеть лишь по ее глазам… – тут он запнулся, – и по отсутствию Гели.
Далеко от этого места в теплой уютной постели Геля проснулась в холодном поту. Ей опять снился какой-то непонятный кошмар.
Голый каменный пол темного подвала. Повсюду кровь. Царит зловещий полумрак. Издали доносятся крики.
Она здесь одна – одна из живых. Геля идет босыми ногами по мокрому полу, и колючий холод проникает в нее, скручивая внутренности. В воздухе висит запах смерти, ужаса и обреченности. У нее стынут руки. Изо рта вырывается пар. Становится все холоднее.
Она боится. Ей хочется закричать, но ничего не получается. Из горла не вылетает даже хрипа. Страх буквально парализует.
Она понимает, что ей нужно что-то найти.
Её взгляд мечется по сторонам. Стены подвала тают где-то далеко от нее. Она начинает бежать, но стена все так же далеко. Геля поскальзывается и падает в еще теплую кровь. Ей плохо. Все тело сотрясает крупная дрожь. Горло сжимает холодная каменная рука. Нечем дышать.
Она открывает глаза и не видит никого перед собой. За горло ее никто не держит, но ей все равно трудно дышать. Она поднимается на ноги. Сильно кружится голова.
