– Значит, гордишься!
Я не знал, что сказать. Горжусь ли я, что в мою честь назвали кобеля? Наверное, горжусь. Хотя нет. Не горжусь. Что за глупость!
Марго помрачнела.
– Ты недоволен. Я это вижу.
Она немного подумала, схватила телефон и стала его осматривать, лихорадочно перелистывая страницы.
– Ты рылся в моём телефоне?
– Нет. Не рылся. Только взглянул на модель.
Марго забеспокоилась ещё больше. Она закрутилась на месте, не понимая, откуда пришла тревога. Ах, милая, милая Марго! Она была совершенно беспомощна перед простой человеческой хитростью. Сверлила меня взглядом, пыталась прочесть мысли, но я держал голову в пустоте и задавал вопросы, чтобы сбить её с толку.
– Зачем вы прилетели на Землю?
Марго поиграла полукружьями бровей.
– Как зачем? Это же очевидно. Мы – Санитары Вселенной. Мы санируем Землю.
От комментариев я воздержался, хотя понимал, что они аннексионисты. Внедряли в людей своё сознание и действовали по своим планам.
Каждая инопланетная особь была запрограммирована на экологию, честность и преданность своему делу. Такие чистые и экологичные, они не понимали мошенничества, приёмов ФСБ и принципов суперменов. Не разбирались в социальном и душевном. Были высокоинформированными простаками, очень вредными своей простой.
Я тоже был простаком, но только до третьего класса. Потом научился сбегать с уроков, прятать сигареты, мочиться в реку и вводить замысловатые пароли на свой персональный комп.
Марго была сложна и в то же время проста, как расшифрованный файл.
– Не лги мне, Миха, – постоянно повторяла она, потому что боялась обмануться.
– Чтоб я сдох, если лгу! – уверенно заверял я, потому что не боялся врать. И она верила. В глазах её блестели слёзы, крупные и чистые, как хрустальный горох.
– Не умирай, Миха! Прошу тебя, не умирай!
Я смущался, но обещал, что никогда не умру. Гладил её по голове, как маленькую девочку, и целовал в лоб.
Потом мы расстались.
Марго выехала из отеля, а я пошёл отсыпаться в двухуровневый люкс. Бабушка, наверное, в гробу перевернулась, если бы узнала, на что я потратил её наследство.
Спал я долго и сладко.
Проснулся, принял душ, поменял сорочку и позвонил родителям. Потом спустился в лаунж-бар и побаловался кальяном. Тамошние богатеи вели себя чрезвычайно деликатно: никто не спросил, почему я в драных джинсах и дешёвых кроссовках и почему я пью коктейль стоимостью в двухнедельный заработок. Им было по фигу. И мне было по фигу. И всем было хорошо.
Когда стемнело, я вышел прогуляться. Прошёлся до церкви святого Франциска, потом свернул на старую улочку и вышел на Stephansplatz, а от неё неспешным шагом добрался до дворца Hofburg.
День закончился. Оживилась ночная жизнь. Вена погрузилась в иллюминацию. Люди скопились в клубах и кабаках и ночных ресторанах.
Я осел в первом попавшемся баре. В интерьере доминировало дерево и хромированная латунь. С потолка свисали горы. Денег у меня было достаточно, чтобы заказать любой, даже самый дорогой коктейль. Я хлопнул себя по ляжке, засунул руку в карман и внутри кармана пересчитал купюры. Достоинство отличить не смог. Это меня огорчило. От выпитого тактильность ослабла. В трезвое время я мог на ощупь отличить доллар от евро, рубль от юаня. А тогда я был пьян. И, наверное, неадекватен, когда достал купюры и стал их сортировать и раскладывать по кучкам: с физиономией Франклина в правую сторону, с фигурой Петра в левую сторону, а по центру – с изображением мостов и ворот.
Мосты и ворота, символизирующие евро, я разложил по цветам: оранжевые, жёлтые и фуксия.
Заглянул в меню. Фуксия подходила к коктейлю «Ritz» из ликера, лимонного сока и коньяка «Ritz Fine Champagne» производства тысяча восемьсот шестьдесят пятого года.
Я заказал «Ritz» стоимостью в одну фуксию.
Бармен мне отказал. Сказал, что коктейль «Ritz» – это реклама. У них такого коктейля нет. Такой есть только в Париже, в баре «Хемингуэй». Ещё есть упоминание в книге рекордов Гиннесса, как самого дорогого коктейля в мире.
Я не дослушал, хлопнул рукой по стойке и, откинув ладонь, показал оранжевую купюру. Бармен разочаровался и предложил водку с вишневым ликёром.
«Что ж, пусть будет водка, – решил я. – Впрочем, водка – это хорошо!»
Повеселев, я указал на свободный столик, мол, поставь туда, а сам вышел в туалет. Мне требовалось освежиться.
Смочив макушку под краном, я вернулся в зал и заинтересовался женщинами. А что ещё делать с водкой на столе и деньгами в кармане! Свободной оказалась только одна. Я ринулся к ней и, не расплескав водки, галантно склонился и вежливо поинтересовался:
– Позвольте присесть?
Девушка вскинула взгляд, и глаза её расширились.
– Могу ли я вас угостить водкой?
Она захлопнула взгляд и перестала грызть трубочку.
– Ах, угостите даму водкой!
Сказала и расцвела, и обрадовалась. Как будто я был не я, а наследный принц.
– Что ещё заказать?
Девушка пожала плечами и сказала, что будет пить и есть всё то же самое, что пил и ел я, пьяный драный оболтус.
Так мы познакомились. Мою собеседницу звали Глафирой. Она была из Тюмени. Выглядела симпатичной, но уж очень блестящей: в обтягивающем глубоком декольте с искромётными стразами.
Водрузив перед ней коктейль и заручившись блистательной улыбкой, я огляделся по сторонам. В кафе произошло шевеление. На сцене появились музыканты в чёрных старофасонных шляпах и зазвучала музыка – добротный рок семидесятых годов.
– … In harmony with the cosmic sea.
True love needs no company…[4 - В гармонии с космическим морем. Истинная любовь не нуждается в компании (Б.Дилан, “If Dogs Run Free”, англ., 1970).]
Глафира закатила глаза.
– Чи-илл!
Я не понял и переспросил. Девушка похлопала ресницами и виновато повторила:
– Чилл. А что? Что-то не так?
В среде подростков «чилл» означал «чилл», то есть «расслабуха». Глафира была молода, но не настолько, чтобы пользоваться подростковым сленгом. И вообще она принадлежала к культуре УПАКОВКИ. А я относил себя к культуре СОДЕРЖАНИЯ и был своим в среде хорошей музыки и проникновенных стихов.
Наверное, я много выпил. Потому что к себе претензий не имел. Все претензии я взвалил на рандомную (случайную) девушку Глафиру. Мне не нравилось её блестящее платье, красные туфли и золотая цепь. Возможно, по отдельности это было хорошо: и девушка, и цепь, и музыка. Но всё вместе было не в тему. Не складывалось, не гармонировало, не привлекало.
Взглянув на часы, я сказал, что мне пора. Извинился и, распрощавшись, ушёл. Я был пьян, но не настолько, чтобы окружать себя глафирами. Павлиньи хвосты, накаченные губы и музыкальная глухота – это не для меня.
Испортилось настроение. И город больше не радовал. Мне захотелось домой. В Москву. К родителям на кухню. Опять взглянул на часы. До вылета оставалось двенадцать часов.
Вернувшись в отель, я заметил, что дверь в соседний номер открыта. Заглянув внутрь, обнаружил Марго. Подумал, что она вернулась из-за меня, и обрадовался.
Марго спала в кресле. Я упал на колени и стал целовать внутреннюю часть бёдер, и поднимал поцелуи всё выше и выше, как вдруг она всхлипнула. Мне было жаль её будить, но до вылета самолёта оставалось совсем немного времени, и я решился – тронул её за руку.
– Марго!
Она не просыпалась.
Я потрепал её по щеке. Никакого ответа. Я забеспокоился. Сон был таким крепким и глубоким, каким не бывает здоровый сон.
– Проснись! Марго! Проснись!
После основательной трёпки она, наконец, проснулась. Открыла глаза, и я увидел, что они пусты и бессмысленны.
– Где я? – сонным голосом произнесла она.
– Ты здесь. В отеле. В своём номере.
Она не поверила. Забилась в угол и подтянула под себя ноги.
– Вы кто?
Я протянул к ней руки.
– Не трогайте меня!
– Что с тобой? Дорогая! Ты меня узнаешь? Это я, Миха!
Округлив глаза от страха, она замахала руками и закричала:
– Уйдите! Я вас не знаю! Охрана! Охрана!
Я остервенело почесал затылок: Марго меня не узнавала. Возможно, из-за нервного расстройства. В таком случае её следовало успокоить. Я сел поодаль, сложил руки на коленях и ровным голосом произнёс:
– Я не причиню тебе вреда. Я твой друг. Ты находишься в безопасности. В отеле «Palais Coburg Hotel Residenz».
Девушка помотала головой и сжалась в маленький комочек нервов.
– Мама! Мама! Доктор Вагнер!
Ошарашенный догадкой, я отступил назад. Это была не Марго! Не та женщина, которую несколько часов назад я проводил в аэропорт. Не то выражение глаз, не та мимика, не те движения рук. Вся сущность не та. Это не Марго!
Это девочка с фотографии, которую я видел в доме, где погиб Макс. Девчонка из Подмосковья, телом которой воспользовалась инопланетянка, а потом вернула. И вот она сидит передо мной.
– Хочу к маме!
Она попыталась встать, но у неё ничего не получилось. Она плохо владела телом. Наверное, ещё не упрочились связи головного и спинного мозга. Мысли её путались. Память страдала пробелами.
Я решил подыграть, чтобы как-то успокоить девчонку.
– Ты долго спала. Наверное, многое забылось. Расскажи, что запомнилось последним?
– Помню доктора Вагнера.
– Это было в клинике?
– Да.
– Как называется клиника?
– Венская клиника. Генетическая.
– Понятно, – я протянул стакан воды. – Выпей и успокойся. Я тебе дам телефон. Ты позвонишь маме. Родители беспокоятся. Они давно тебя потеряли.
– Не понимаю.
– Ты проспала целый год.
– Я была в коме?
– Точно не знаю. Все претензии к клинике.
– А вы кто?
– Просто человек.
– Вы из полиции?
– Нет. Я живу в соседнем номере. Завтра вылетаю в Москву.
Девчонка всхлипнула.
– Хочу домой.
– Скоро будешь дома. Доверься мне. Я ничего плохого тебе не сделаю. Просто побуду с тобой, пока тебя не заберут родители.
Она взяла мой телефон и позвонила домой. Не буду описывать, как обрадовались родители, когда нашлась потерянная дочь.
Я налил себе коньяку, расположился в кресле и задумался: инопланетянка вернула тело хозяйке. Теперь пребывает в состоянии плазмы. Придётся подождать, пока она получит новое тело.
Я вздохнул и взглянул на девочку. Движения были резкими, взгляд поверхностным, черты лица размытыми. Не хватало чувственности и страсти, желания жить и любить и жадно познавать мир. Недоставало интеллекта, цельности характера, внутренней просветлённости и уверенности в себе. Ну какая же это Марго!
