Сергей Талвир "Охотник за НЛО"

– Кстати, давно хотел у тебя спросить, что ты думаешь про телепатию?

– Я точно знаю, что Мессинг владел этой техникой. – Очень убежденно ответил Жека.

– А то, что это антинаучно, ты знаешь?

– И это я знаю. Да, Андрюша, – словно вспомнил он о цели своего прихода, – у тебя сигаретки нет?

Я отрицательно мотнул головой. – Знаешь ведь, что на работе я не курю.

– Значит, придется махорку…

Пачка табака «Моряк» предназначалась именно для таких случаев. Она лежала на чайном столе, и пару раз, перепутав упаковку, ее содержимое использовали вместо чая.

Жека отодрал от листа перфорированной бумаги клочок. Лихо скрутил «козью ногу». Чиркнул спичкой. Клубы вонючего дыма медленно начали расползаться по комнате.

– Вчера ко мне приехал мой племянник-оболтус. Ну, тот, который в медицинском институте учится. Я же сто раз о нем рассказывал.

– Помню, помню, – подтвердил я.

Жека постоянно рассказывал истории из жизни своего родственника, так что забыть о существовании того лоботряса довольно трудно. Но у Евгения привычка не начинать, до тех пор пока у слушателя не будет гарантированно точное представление об объекте или субъекте.

– Значит, вспомнил? – недоверчиво переспросил Жека. Я кивнул.

– Ага, ну вот вчера у них лабораторная, что ли, была в морге. Или практика. Суть не в этом. А они надумали там в «прятки» играть. В результате мой племяш застрял ногой в грудной клетке…

– Вот что я тебе скажу на это, – решил я поделиться с Жекой. – Спасли однажды меня две очаровательных медсестры со скорой помощи. А дело было так: заплыл я слишком далеко как-то раз в Черное море, и если бы они не дрейфовали рядом на надувном матраце, этот раз был бы вторым в истории моих утоплений и последним. В результате мы сдружились и неделю просто почти не разлучались. Так вот, они мне рассказывали, какой у них там на скорой бывает лего-конструктор после групповых железнодорожных происшествий. А если учесть, что скорость поездов с каждым годом всё выше и выше, и перебегать перед ними всё сложнее, то твоему племяннику надо активнее практиковаться и учиться, учиться, учиться…

– Я ему обязательно передам. – Евгений виртуозно выпустил изо рта несколько колец из дыма. Они медленно поплыли в туман из облаков, выдохнутых легкими Евгения раньше. – Ну разве не красиво? – Залюбовался он.

– Охренительно. – Согласился я.

– А кстати, где все? – В нём, похоже, никотин вступил с чем-то в химическую реакцию, и появилась жажда деятельности.

– В 704-й на машине.

В комнате можно было начинать съемки фильма «Туманное утро в горах» или в лесу, или над озером, где неважно: все равно все в смоге… Я решил открыть окно – проветрить и проведать остальных.

Маэстро сидел за столом у окна и что-то писал. Валя печатал на «Консуле» входные массивы данных. Эта комната была переоборудована в небольшой вычислительный центр. Слева стоят четыре шкафа с человеческий рост – это два комплекта мини-ЭВМ и стойки накопителей на магнитной ленте. На противоположной стене плакат: «Не курить! Здесь работает ЭВМ!» Ручкой снизу подписано: «Оазис 704». На полу валяются обрывки перфорированной бумаги, книжки и инструкции по программированию, коробки с магнитными лентами, у окна, справа от стола, нагромождение экспедиционных ящиков для оборудования. Рядом с креслом, на котором сидит Валя, уже которую неделю валяются четыре кем-то забытых пачки «Геркулеса». Давно ищут владельца, но никто не сознается. Выкинуть их тоже не решаются. На небольшой тумбе сразу слева от входа – развороченный процессор «Электроники-100». Сейчас он напоминает больше всего странное ископаемое существо на анатомическом столе. Разноцветные кабели, словно кишки, свисают до пола. Беззащитные, ничем не прикрытые, вылазят ребра конструктива, сквозь них просвечивают ряды желтых печатных плат. Откуда-то из глубины торчит ручка здоровенной отвертки. Машины принадлежат «пульсарщикам», но сейчас они на наблюдениях, и мы стараемся успеть отладить наши программы. Здесь душно, несмотря на приоткрытое окно. «Консул» выдал автоматную очередь и затих. Валя откинулся в кресле.

– Черт возьми, опять сбоит! – процедил он сквозь зубы и повернулся к операторскому пульту машины. Посмотрел на панель индикации режимов. Долго сидел, поглаживая свою светлую бороду. Поправил шапочку цветов французского флага. Она была с кисточкой на длинном шнурке и по фасону напоминала турецкую феску. Валя носил ее круглый год, не снимая даже в адский зной. Трудно сказать, зачем, может, ему просто нравилось быть похожим на Санта-Клауса. Каждый имеет право на какие-то причуды, а эта к тому же не требовала финансовых затрат.

Очень решительно, словно уверовав, что сегодня ничего не выйдет, он повернул ключ в положение «Выкл.». В комнате воцарилась тишина такая, что стало слышно, как скребется о лист бумаги фломастер Маэстро…

– Привет! – Валя заметил меня.

– Здравствуй, что не идет?

– Глухо, как в танке. – Он обреченно посмотрел вокруг.

Валя – аспирант, НЛО его абсолютно не интересуют. Не верит он в них. Как, скажем, и в лохнесское чудовище…

– Я ученый, а не схоласт, – говорит он довольно часто…

Наука для него – лишь то, что как-то, худо ли, бедно ли, но объясняется глобальными теориями. Чем теория глобальнее, тем наука научнее… НЛО ему приходится заниматься, чтобы после аспирантуры здесь его работать оставили. Завлаб, во всяком случае, это ему пообещал… Все затруднения, которые постоянно возникают, он объясняет происками внеземных цивилизаций, против него, Вали Якусова, чтобы он не смог проникнуть в тайны мироздания. Сотрясание Вселенной – его основной профиль. Этим Валя занимается всё время свободное от ненавистных НЛО.

Глава 4. Валя и Нобелевская премия, или жалкое будущее нынешних академиков

Последнее наступление на узколобых догматиков было начато им с неделю назад. Даже по тому, как он вошел, точнее, не вошел, а ворвался, было видно: что-то случилось. Если по хлопку нашей обиженной судьбой двери нельзя определить, кто это, то состояние вошедшего она чувствовала точно. После «бу-бух» последовал звук падения корзины для бумаг. Я оторвался от экрана дисплея: визитер находился в состоянии крайнего возбуждения, Валя быстро сорвал с себя пальто и затолкал его в одежный шкаф. Увидев меня, он приветственно взмахнул рукой и исчез за «диссертационным» шкафом, который разделял комнату пополам. Было слышно, как он сел и листал журналы, которыми всегда был завален его стол. Через несколько минут Валя встал и начал прохаживаться у меня за спиной. Наконец он не выдержал: «Идем пообедаем!» Было всего двенадцать часов. Я обычно спускаюсь в столовую около двух, но сейчас чувствовалось, что он хочет чего-то рассказать. Мы вышли в коридор и направились к лифту. Научный руководитель у Вали – начальник отдела, член-корреспондент и столп науки. Уже поэтому ясно, что Валентин – особо перспективный кадр. Ему присуща поразительная широта научных интересов. Общаться с ним всегда интересно и полезно: обязательно узнаешь что-нибудь новое. Жил он один, мать умерла, отец ушел из семьи, когда ему было пять лет. Как ему удавалось существовать лишь на свою стипендию, для меня остается загадкой. Правда, он сидел в режиме жесткой экономии, да летом ездил в стройотряды. Конечно, тут сказывалось и то, что голова у него была занята только наукой, и к отсутствию денег он относился философски спокойно. Сразу, как входишь в столовую, справа красуется бар. Длинная полированная стойка, высокие мягкие стульчики. Стоит заметить, что существовать – его единственная функция. Ни разу в истории он не работал. Сооружен он по распоряжению нового замдиректора по какой-то части, или административной, или материально-технической. Это старая традиция: каждый новый начальник должен что-нибудь обязательно сделать ненужное, но видное. Бар отгорожен от остального помещения фигурной изгородью, чтобы никто не подходил. Зам – бывший генерал, порядок любит. Причиной сооружения бара, говорят, послужило выступление какого-то вражьего «Голоса», что, мол, у нас в Центре даже кофе пьют из стаканов. Почему в ответ на это администрации понадобилось сооружать бар вместо того, чтобы просто приобрести чашки, никто не знает. Может быть, именно так и нужно: «Жираф большой, ему видней». Но в буфете, что напротив и который функционирует, по-прежнему кофе наливают в граненые стаканы. «Вам целый или половину?» – спрашивают буфетчицы. Одну из них все промеж себя зовут Бульдожка, а другую – Мопсик.

– А почему, собственно говоря? – полюбопытствовал я как-то однажды у Валентина.

– А что, разве не похожи? – засмеялся он.

Мы долго стояли в очереди. Наконец подошли к раздаче и стали изучать закуски в тарелках.

– Что это? – спросил он и указал пальцем в тарелку с чем-то розовым. Я заглянул в меню.

– Ты знаешь, я так полагаю, что это салат «Нежный».

Он критически посмотрел еще в тарелку.

– На зиму коровам закладывают грубые сочные корма, провалиться мне на этом месте, если это не то.

– Ну что, берем?

– Конечно, жить-то надо.

– Так, чего там еще значится? Котлеты из гов., – с трудом разобрал я в меню. – Что-то они сегодня разоткровенничались.

– А на первое?

– Щи из капусты и еще чего-то, не могу расшифровать, не пропечатано.

– Ладно, бог с ними. Вот что мне нравится в нашей столовой, так это честность. Мало ли найдется какой-нибудь чудак, который захочет найти, скажем, в супе мясо. А тут прямо сказано: «Из капусты». Хочешь – ешь, не хочешь – не бери. В общем, берущий, оставь надежду!

Около вторых он долго стоял, раздумывая. Несколько раз переспрашивал девушку, где что.

– Ладно, наконец решился он, вот это бифштекс? Уберите его, а гарнир я возьму. У меня очередной финансовый кризис. Кстати, о кризисах, – понизив голос, продолжил Валя, – у меня был знакомый, весьма большой дока по похищению блюд из столовой. Он хронически пребывал без денег, родители ему не помогали, а как жить на сорок рублей стипендии, ты, наверное, представляешь. Так вот, как он компенсировал за обед в столовой отсутствие завтрака и, как правило, ужина. Делал он так. Пока доходил до кассы, опускал в стакан со сметаной яйцо. Брал две котлеты и одну зарывал в картофельное пюре. Выпивал несколько стаканов компота и пустые ставил назад на прилавок.

Когда сели, он молча начал поглощать свой вегетарианский обед. Часто поднимал на меня глаза, но никак не мог решиться начать. Теперь не выдержал я.

– Так что у тебя стряслось?

– А что чувствуется? – Он таинственно заулыбался.

– Да. Ты сегодня чересчур взмыленный.

– Я сделал супер-открытие! – Он помолчал, изучая мое лицо. – Не веришь? Минимум Нобелевская премия.

– Не фига себе! Замахнулся. А соль-то в чем? – Я задумался, за что такое, чем мог заниматься Валя, могли дать Нобелевскую, квазары, сейфертовские галактики… О чем он еще говорил в последнее время?

– Ага! Что-нибудь связанное с джетами?

– Это всё ерунда! А у меня глобальное. Ты понимаешь, всё оказывается не так!

– Что не так?

– Всё не так! Вообще всё!

– Ладно, тогда скажи, где не так. – Попытался я подойти с другой стороны.

– Вселенная! Там всё не так, как нас учили.

– Может, она не расширяется? – Решил я начать с деталей.

– Расширяется. Но это мелочь! Всё ее строение другое. – Он засмеялся. – Теперь некоторых наших академиков придется снимать в связи с неверностью их «диссеров»!

– Пожалей ты их, не надо так сразу. Объясни хоть, в чем дело.

– Понимаешь, я это сейчас сказать не могу. В следующий вторник выступлю на семинаре Семена Николаевича и всё поведаю. Видишь ли, если я сейчас расскажу, все будут говорить, что, мол, это и до меня знали… Потом доказывай, что это я первый придумал. Когда учился в ГАИШе, у меня уже был похожий случай. Мы заключили договор с одной организацией о расчете сложной антенной решетки радиотелескопа. Я нашел ошибку в методике и вместо того, чтобы опубликовать статью, сказал своему руководителю. Есть там одна женщина, я у нее диплом делал. Она никому даже говорить не стала, что это я нашел. Просто договор расторгли, и всё. Все так и считают, что это ее заслуга. Вот правда, какая сложность есть. Статью я читал в последнем «Астрофизикал джорнал», чувствуется, что американцы тоже близки к этой идее. Как по-твоему, выступление на семинаре достаточно для доказательства приоритета?

– Черт его знает. Знаешь что? Сделай, как изобретатели в прошлом. Опиши кратко суть открытия и пошли письмо себе домой. В случае спора ты предъявишь его. По штемпелю на конверте можно будет легко определить, когда письмо отправлено. Ты главное не вздумай его распечатать до экспертизы.

– Хм-хм. Интересно. Неужели действительно так делали? Никогда не слышал. Но всё вроде логично. Сегодня же напишу и опущу в ящик в другом районе. Кстати, ты не знаешь, Нобелевская премия – это сколько?

– Много.

– Это прекрасно. Просто замечательно. Наконец-то поправлю свое материальное положение. По этому поводу предлагаю выпить. Плачу я.

Мы направились к буфету. Ничего, кроме морковного сока, не оказалось.

– Будем? – спросил он.

– Будем. – Подтвердил я. – Главное – повод.

– Помню, в университете индус один учился. Сын банкира. Так пообедать он ездил на такси в «Пекин». А потом назад на лекции. – Валя мечтательно улыбнулся. – Правда, здорово!

– Там, говорят, хорошо кормят, не то, что здесь. – Согласился я. – Ну, за твое открытие!

Мы громко чокнулись стаканами.

Неделю он всем морочил мозги своим открытием. Никому не рассказывал, даже в чем главное, и этим выводил всех из себя.

– Ты хоть кому-нибудь поведал суть своей идеи? – Спрашивал его Маэстро. – Можешь просто попасть в дурацкое положение на семинаре. Иди доложи хоть доктору, все равно без его рекомендации тебя не выпустят.

Глава 5. Полундра! Женщина на корабле

Евгению, видимо, стало одиноко, и он тоже возник на пороге 704-й с чадящим окурком в зубах.

– Черт возьми! Опять ты там недодымил и сюда явился! – не очень любезно обратился я к нему. – Терпеть не могу табачного дыма, если сам не курю. А здесь вообще нельзя! Вычислительная техника!

– Ты что, влюбился? Даже ругаешься стихами.– Озадачил он меня. «Что, и этот телепат?» Не многовато ли загадок на сегодня? И я не влюбился, просто запутался. Это как связь врача и пациента. Запретна, но случается.

Где же сказано – в какой графе,

На каком из верстовых зарубка,

Что такой-то сиживал в кафе

И дымил недодымившей трубкой?

С выражением продекламировал Жека.

– Ты уверен, что я сказал именно так? – решил я уточнить, на всякий случай выпучив глаза и открыв рот.

– Это Илья Эренбург, но ты движешься в правильном направлении. А в 705-й окно открыто, проветривается, скоро будет арктическая свежесть, теперь там уже некому замерзать.

– А как же восковое деревце?

– А ему всё равно. И вообще всё прекрасно. – Он затушил «бычок» о каблук ботинка. – Ты вот последний «КИЯ» видел?

Жека был маньяком парусного спорта, и каждую свободную от работы минуту он посвящал пропаганде преимуществ катамаранов. А очередной номер «Катеров и яхт» был у него просто настольным журналом. До следующего выпуска…

Евгений явно собирался рассказать о последнем достижении в области катамараностроения, однако, увидев, что Валя оставил машину и уходит, он сказал: «О!» – и выскочил из комнаты, а через минуту появился с грудой магнитных лент: «Буду отлаживать, пока свободно!»

Слава богу! – подумал я. – Теперь его даже за уши не оторвешь от работы. Можно идти и спокойно продолжать паять.

Мое одиночество, несмотря на оптимистические прогнозы, оказалось недолгим. Если всегда наша дверь хлопала, то в этот раз с ней явно что-то произошло. Она открылась и закрылась совершенно бесшумно. Стук каблучков заставил меня обернуться. Темноволосая девушка подошла ко мне.

– Это вы Андрей?

– Да, я.

– Ваш начальник Сергей Викторович, сказал мне, чтобы я подошла к вам.

– Ну что же, вы в точности выполнили его распоряжение. Что-то еще?

– Я некоторое время буду работать с вами. – Она сделала вид, что не заметила иронии. – Меня попросили помочь, у вас вроде много работы по программированию. Хотелось бы войти в курс дел.

– Ясно. Значит, с вами надо провести ликбез в области НЛО? – Я отключил паяльник. – А что, собственно говоря, побудило вас согласиться работать с нами? Вы ведь, насколько я понимаю, из другого отдела.