– Вовремя ты, – шепотом произнес Степан.
Хлопнула входная дверь, послышались спускающиеся по лестницам шаги, затем уличная дверь, следом и дверь машины. Антон Юрьевич еще пару секунд прислушивался, шепотом обратился:
– Только не как в прошлый раз. Ладно?
Степан согласно хмыкнул, снова вытащив фляжку. Антон Юрьевич протянул ему неполный пакет печенья, лежавший у него на столе. После очередного глотка Степан спросил:
– Вот, Антон, скажи мне, что ты здесь делаешь? Ты же врач. Как же ты, такой интеллигентный человек с высшим образованием, в этой дыре живешь? Тебе же надо в больницы. А ты в этом доме? Это нам тут надо до конца дней работать, мы люди не образованные.
Антон Юрьевич, взял протянутую Степаном фляжку, хлебнул из нее, протянул обратно, захрустел печением.
– Ты вроде спрашивал об этом. Я помню, что рассказывал.
– Я не помню.
– Ладно, снова перескажу. Мне не сложно. Мать моя здесь померла, в этом же доме. Я, когда с совестью встретился, сюда приехал. Вот помогаю старушкам и старикам жить, чтобы хоть как-то свое существование оправдать.
Он прищурился, выдерживая паузу. Степан застыл в недоумении, но потом с гордостью закивал.
– Погоди. В каком это году было? Дом же престарелых… погоди. Кто была твоя мать?
Он еще больше оживился. В коридоре продолжался шум, у входа теснились старики. Казалось, что дышали прямо в дверные щели кабинета. Кто-то пару раз толкнул дверь и дернул за ручку. Потом шум стих. Старики разошлись. Врач некоторое время молчал, потупив взгляд, затем тихо и сдержано захохотал.
– Да ладно тебе, Степка, слушай меня больше. Мать моя была психиатрическая, отняли меня у нее, когда мне три года исполнилось. Родственники говорили, что била она меня, голодом держала. Вот в детский дом определили, я ее после не видел никогда, не искал даже. Сейчас померла, наверное. А тут… Судьба, значит быть.
Говорил он тихо, его жевательная мышца ходила ходуном. Антон Юрьевич вдруг вспомнил свою юность. Как закончил он одиннадцать классов вечерней школы, еще во время учебы пошел подрабатывать к старшим друзьям, что открыли свое дело по шиномонтажу. Пристроился в общежитии благодаря директору детского дома. Никому не нужный человек: ни государству, ни родственникам. Ближе к восемнадцати годам, как раз перед армией, познакомился с Ромой – студентом, второкурсником медицинской академии. Они вместе оказались на вечеринке у знакомых по случаю двадцать третьего февраля. Обменявшись с ним телефонами, сдружились. В то время Антон Юрьевич и загорелся желанием быть врачом. В школе он учился хорошо, любил биологию и химию. К тому же его в военкомате освободили от призыва, нашли какую-то неполадку в сердце. Он начал готовиться к экзаменам, через год поступил в медицинскую академию. Только по окончанию учебы не пошел сразу практиковаться психиатром в медицинское учреждение, а устроился, благодаря знакомству с директором, работать в доме для престарелых людей. Директор его взял на должность своего заместителя с условием, что тот будет выполнять две работы за одну зарплату: заведовать делами дома и лечить больных стариков. Воспоминания Антона Юрьевича прервал Степан:
– Господи! Леха Евлаев рассказывал…
Степан как-то горестно выдохнул. Неожиданно с улицы послышалась возбужденная речь, даже кто-то вскрикнул. Мужчины прислушались. Скоро послышался стук каблуков, направляющихся в сторону кабинета. В двери настойчиво застучали.
– Антон Юрьевич, откройте, это я, – громким шепотом попросила Оксана Ивановна. – Слышите? Я одна.
Медсестра снова постучала. Антон Юрьевич, закинув в рот печенье, выждав несколько секунд, поднялся и осторожно повернул ключом. Степан привстал. В кабинет почти влетела обеспокоенная Оксана Ивановна.
– Антон Юрьевич, что-то происходит у нас. Рая, что умерла, исчезла с носилок.
Женщина шумно дышала. Мужчины переглянулись. Она дернула плечами, словно замерзла. Антону Юрьевичу показалось, что у него шевельнулись корни волос на голове. Степан выглядел спокойным, но его сжатые губы говорили об ином.
– Как исчезла? Ты разыгрываешь нас? – спросил Степан.
– Да куда уж там? Я серьезно говорю. Ее вынесли на носилках, поставили на пол у входа. Все разошлись по своим делам. На минутку. Водитель курил у входа со своей медсестрой. Я зашла к Варваре Михайловне. И все. Носилки есть, а человека нет. Надо звонить директору. Похоже, у нас большие проблемы, – торопясь, стараясь быть тише, проговорила медсестра, оглядываясь назад.
– Вот эта подозрительная фраза: все разошлись по своим делам. Удивительно. И все это в отсутствие директора на мои плечи ложится, – произнес Антон Юрьевич. – Как в фильме ужасов.
Ветер с шумом резко закрыл форточку. Медсестра вздрогнула, прикоснувшись рукой к груди. Сзади нее неожиданно появился невысокий коротко подстриженный мужчина, оказавшийся водителем скорой помощи. От него пахло свежим дешевым табаком. Он заглянул, ища глазами по стене выключатель, щелкнул им. С удивлением осмотрел всех присутствующих.
– А-а, так все-таки здесь еще кто-то есть, кроме вас? – ехидно спросил водитель, взглянув на растерянную Оксану Ивановну, которой, видно, было не до шуток.
– Где покойница? Не у вас?
Он так вальяжно спросил об этом, заглядывая за спины людей, не смотря на них самих, как будто не было ни врача, ни Степана.
– Не смешно, – произнес встревоженный Степан. – Надо искать.
– Ищите, ищите. Нам торопиться некуда. Другие больные подождут вас, правда? Сидите тут в темноте. После работы отдыхаете? А у нас рабочий день безразмерный. Не спешите. Больные люди ведь не покойники, дома в ожидании посиживают. Им еще жить хочется.
У Антона Юрьевича зарделись щеки, он бросил взгляд на водителя, было понятно, что тот уже злился. Антон Юрьевич и сам испытывал негодование.
– Разберемся, – только сказал он.
– Ушла, наверное. Надоело лежать. Пока тут у вас разберешься, так и помереть можно и сбежать пару раз. Точно она умерла-то? – с язвительной улыбкой, уже смотря на врача, с иронией продолжал водитель.
Антон Юрьевич не ответил, быстрым шагом вышел из кабинета. За ним поторопились Степан и Оксана Ивановна.
– Звоните директору, – почти заверещала медсестра врачу вслед.
– Погоди ты со своим директором. Он все равно не разрешит эту ситуацию. Тем более в переломанном состоянии. Думаете легко ему после аварии? – повысив тон, отмахнувшись рукой, произнес Антон Юрьевич.
Уже у входа он обернулся, лицо его выглядело хмурым, оставалось слегка раскрасневшимся. Он подумал, что водитель унюхал их со Степаном дела в кабинете. Это немного беспокоило врача, но сильного стыда сейчас не вызывало.
– Я на улицу выйду. Вы идите по комнатам, все осмотрите.
Водитель с ехидным выражением лица проводил его взглядом, подошел к стенду, с любопытством рассматривая фотографии стариков и благодарственные письма.
– Он думает, что мы не смотрели в комнатах, – произнес он, словно беседуя с фотографиями. – Хорошо тут у вас.
Как только Антон Юрьевич вышел во двор, его сразу облепили комары, он шлепнул себя по руке, потом по шее. Послышалось:
– Как можно потерять покойника?
Врач обратил внимание на сидевшую на лавочке медсестру со скорой помощи, разговаривающую по сотовому телефону.
– У меня впервые такое в практике, – кому-то сказала она, прикоснулась рукой к негустым коротким волосам. – Они же сами покойницу на носилки уложили. Мы-то с Венькой…
Услышав шаги, женщина оглянулась, срочно попрощалась с собеседником и убрала телефон в карман халата.
– Пойду за здание посмотрю, – уведомил ее Антон Юрьевич.
Проходя мимо скамейки, подобрал свежий окурок, закинул его в коробку для мусора. Женщина, находясь в замешательстве, громко спросила:
– Коллега, вы серьезно? Думаете, мертвые бегают?
– В нашей жизни все может быть. Смотрите, как бы вас не украли.
– Да, конечно.
Смешными слова врача ей не показались. Зато Антон Юрьевич улыбнулся ей, затем быстрым шагом, снуя взглядом по углам и кустам, обошел здание. Тела Раисы он не нашел, что было для него логичным. В это время Степан и Оксана Ивановна заглянули в ближайшую комнату, откуда слышался шум и брань стариков. «Так всегда, – говорили они. – Мы и здесь никому ненужные. Помрешь, и то покоя не будет». Весь дом уже знал о пропаже тела старушки.
Антон Юрьевич вернулся к центральному входу, медсестры на лавке уже не было, она сидела в машине и вновь разговаривала по телефону. Врач, зайдя в дом, обнаружил в коридоре целое собрание жильцов. На повестке дня были темы о загробной жизни и чертовых проделках. Он обтер подошву о мокрую тряпку, брошенную у входа. Рядом неожиданно появилась сестра-хозяйка Варвара Михайловна. Откуда она вышла, мужчина так и не понял. Она, молча, таинственно заглянув ему в глаза, прикоснулась к руке Антона Юрьевича и, шаркая ногами, пошла по коридору.
Мужчина испытал странное чувство, но послушно зашагал за ней, оборачиваясь на стариков. Они провожали его взглядом. Варвара Михайловна завернула в ванную комнату, толкнув ладонью дверь, оттуда Антон Юрьевич услышал громкий шепот. Когда старушка включила свет, врач обомлел. Обходя ее, он вышел вперед и не поверил своим глазам. Катерина сидела на стуле рядом с ванной, где лежала мертвая Раиса, прикрытая простыней чуть выше горла.
Раиса в доме престарелых жила с первых дней его основания, совсем не вставала с постели, исхудала, поэтому поднять ее мог бы даже подросток, а уж Катерина тем более. Тем не менее, эта ситуация произвела на Антона Юрьевича большое впечатление. «Вот откуда у этой женщины такие желания? Притащила же бабку в ванную, да еще и мертвую? Зачем?» – прямо сейчас задавался вопросами врач.
– Всем нам трудно принять смерть близких людей. Ведь за ними следуем мы, – необычным тоном, как произносят в церкви, сказала Варвара Михайловна с теплотой во взгляде.
Погладила по голове Катерину, вздохнула.
– Да уж. Что вы тут делаете? – шепотом спросил врач Катерину, наклонившись к ней.
В дверях появилась пара встревоженных старушек со второго этажа. Варвара Михайловна попросила их подняться в свои комнаты, уверяя, что все в порядке. Катерина повернулась к врачу лицом. Мужчине показалось, что она больше похожа на угрюмого старика, так как старушечьей мягкости в ней сейчас точно не было. Прибавились морщины, черные колкие глаза вызывали жуткое ощущение, как мертвая вода в заброшенных водоемах. Иногда страшно увидеть перед собой безумные глаза, мутные, но сверлящие тебя в самое нутро. Антон Юрьевич испытал неприятные чувства, выпрямился.
– Чего ты ее бросил? Она мерзнет, от дверей дует. Нельзя вот так оставить ее, накрыть половиком, вы бы хоть в клеть ее положили, – произнесла Катерина, грозя пальцем врачу.
– В клеть? Мертвые не мерзнут, да и на дворе июнь, Катерина Кон…
– Июнь, август. В августе-то чего было? Нет, это в июне случилось?
Антон Юрьевич огляделся, половика нигде не было. «Что такое клеть?» – подумал он, но не переспросил.
– Люди умирают в разные месяцы, – почему-то произнес врач, видимо, не ожидая этой фразы сам от себя, немного смутился.
Он не знал, как поддержать человека, когда у того кто-то умер. Не придал значения и тому, что здесь люди тоже привязываются друг к другу. Тем более не подумал, что будет переживать Катерина. «Она и не переживала, позаботилась о теле только», – решил он. Но с этого дня он не видел в Катерине просто классическую психиатрическую пациентку.
– Ладно, Варвара Михайловна, я сейчас позову людей, побудьте тут.
Старушка мотнула головой. Вскоре под плоские шутки водителя тело Раисы увезли. Оксану Ивановну отпустили домой. Катерине дали снотворное, удвоили дозу успокоительного лекарства. Уже у себя в кабинете, сидя на диване, Антон Юрьевич, наклонившись, пальцем потер носок ботинка, затем поднял глаза и увидел перед собой вошедшего Степана. Тот закрыл дверь, только достал фляжку, как вновь послышался стук.
– Рая вернулась, – произнес искаженным голосом Антон Юрьевич.
Степан сразу зажал себе рот ладонью, плечи его затряслись. Антон Юрьевич показал ему кулак, сдержанно посмеялся. За дверью кто-то продолжал копошиться, потом прогудел в замочную скважину:
– Эй, вы там? Живы?
Антон Юрьевич широким шагом подошел к дверям, распахнул ее, слегка кашлянул. На пороге появилась Анна Семеновна со шваброй в руках и ведром с водой.
– Уехала скорая. Вы долго еще тут секретничать будете? Мне мыть надо, да домой ехать, – спросила она, оглядев мужчин.
– А, это вы, Анна Семеновна? Та самая, что сильно занятая? Кто иногда забывает вынести судно, и, как оказалось, проверить лежачих мертвых старушек?
Антон Юрьевич широко улыбнулся. Растерянным взглядом уборщица пыталась смотреть сразу на обоих мужчин. Продолжать разговор не стали. Врач засуетился, открыл шкаф, аккуратно повесил халат на плечики, натянул кепку.
– Степан, ну пошли, время – деньги, как говорил мой друг, что работал в шиномонтажке. Завтра с утра много дел. Опять.
Пока Степан собирал инструменты, закрывая на ключ свою каморку, Антон Юрьевич, спускаясь с крыльца, поднял взгляд на небо, где уже начали появляться мелкие звезды. В поселке еще шумели, трещал мотоцикл, пахло костром и пожаренным мясом.
– Только здесь такое ясное небо, – сказал он вышедшему Степану, – больше нигде я не видел таких ярких звезд.
Степан остановился рядом, подняв голову, запел: «Богородице Дево, радуйся, благодатная Марие, Господь с тобою…»
Антон Юрьевич покосился на него, затем снова устремил свой взгляд в небо. Степан прервал пение, произнес:
– Ненормальная она, Катерина эта. Лечить ее надо до конца дней.
Антон Юрьевич не взглянул на мужчину, но ответил:
– Умельцы мы выставлять диагнозы. Конечно, Катерину все считают ненормальной, но я уверен, что не стоит выносить вердикт болезни одному, не проверив остальных.
– Вот ты даешь! По сравнению с ней все мы нормальные.
Степан ни секунды не обдумывал слова врача. Его сейчас интересовало другое.
– Так чего я еще зашел, Антон Юрьевич? Не только про умершую Раю рассказать. У меня горит, понимаешь? Антон, а? Мне позарез деньги нужны. Я уже у всех спросил, ни у кого нету.
– Не сомневаюсь. Давно горит?
– Да, несколько дней уже.
– Значит, расслабься, все сгорело.
Степан остался в недоумении. Антон Юрьевич ухмыльнулся, подмигнув ему, сунул руку в карман брюк в поисках мелочи.
– Много?
– Нет. Завтра матери надо дать на хлеб там, молоко.
Антон Юрьевич вспомнил, как мать Степана называла сына несчастным дураком. Говорила, что им все пользуются, женщины в том числе, пусть даже только две. Ровно две женщины было в жизни Степана. А в том, что он не может им отказать винила его отца, который после второго пребывания в местах заключения в семью так и не вернулся. Антон Юрьевич протянул мужчине несколько десятирублевых кружочков.
– Когда горит, Степан, надо идти, например, в центр микрофинансирования в городе, и тебе точно дадут нужную сумму, потому что ты добропорядочный работник, госслужащий. У тебя и документ есть.
Степан взял деньги, лицо его выражало стыд, рот растянулся в улыбке, словно он нашкодивший ребенок.
– А ты, Степан, халявы хочешь, понимаешь? И ждешь, что кто-то тебе с легкой руки денег даст. Так?
– Я к тебе за помощью, Антон, а ты? Ты знаешь, Бог, видно, не дает мне другой участи. Принимаю, как есть.
Степан обиженно засовывал мелочь в карман потертых джинсовых штанов. Антон Юрьевич засмеялся, хлопнув его по плечу.
– А картишки? А? Хорошо на печи пахать, да круто поворачивать. Знаешь такую поговорку? Бог не дает, ну ты сказал.
Зарплаты на месяц Степану не хватало, поэтому в доме престарелых людей он брал любую подработку, но этого все равно было мало из-за того, что Степан любил поиграть в карты на деньги. Желающих к нему присоединиться в поселке еще остались. Иногда мать Степана безуспешно выпрашивала у картежников деньги обратно, рассказывая в какой бедности, они живут с сыном. Они и сами знали, но деньги им были дороже.
– Это к чему?
– Бог? А я тебе говорю, халявы ты хочешь. На Бога валит. В центрах же сроки, проценты, а знакомые могут подождать, процент не накидывают. Да ладно, на вот еще.
Антон Юрьевич вытащил еще сторублевую бумажку, протянул мужчине. Степан взял деньги, завернул их в трубочку и тоже отправил в карман.
