Но клёва не было, совсем не было. То ли рыбе не нравилась приманка, то ли погода для рыбалки была не самой подходящей. Как бы то ни было, уходить с реки пришлось ни с чем, мечты побаловать себя на ужин свежей рыбкой не сбылись. «Могила!» – подвёл Зубакин итог бесплодному сидению на берегу.
Солнце пошло на закат, и надо было думать, как и где устроить место для сна.
Вооружившись топориком, Зубакин отправился к кустам калины, за которыми ранее приметил выворотень – огромную берёзу, вырванную из земли бурей. На месте, где раньше росло дерево, сейчас зияло углубление, похожее на воронку от разорвавшегося снаряда. Первым делом на поваленной берёзе потребовалось удалить высохшие корни, паутиной свисавшие над ямой и создававшие дискомфорт. На дно для мягкости были брошены сосновые ветки, нарубленные неподалеку. Получилось что-то типа волчьего логова, которое Михаил никогда не видел, но представлял его именно таким.
С приближением сумерек ветер посвежел, спрятавшиеся за плотной пеленой облаков звёзды стали едва заметны, где-то вдалеке глухо зарокотал гром.
«Спать под открытым небом – не кислое удовольствие, но оно будет в радость лишь до первых капель дождя, – подумал Зубакин. – Мне б сейчас не помешала простенькая палатка или, на худой конец, кусок брезента».
Располагаясь в кромешной тьме на ночлег, он посокрушался из-за отсутствия фонаря – не распространённого китайского, батареи которого быстро садились, а отечественного, под скромным названием «Жучок», динамо которого после нажатия на подпальцевый рычаг начинало вырабатывать ток. Светил он не особо ярко, зато был надёжен и долговечен в работе.
Ночью он проснулся от упавших на лицо дождинок и болезненных ощущений в правом боку – это острый край сосновой ветки жёстко врезался в межреберье. К счастью лесного обитателя, дождь был редким и непродолжительным. Михаил перекатился на другой бок, натянул на плечи стёганую куртку, заменявшую одеяло, и через несколько минут, согревшись, вновь погрузился в сон. Прошёл час или два, и противная мелкая дрожь стала сотрясать ноги. Пришлось передвинуть куртку к ногам и укрыть колени. Через время озябли спина и плечи, и он потянул куртку к плечам…
* * *
Июньские ночи самые короткие в году – кажется, только что был закат, а вот уже и рассвет.
Едва засветало, Михаил был на ногах. Невыспавшийся, продрогший, раздражённый. В глубине души он считал себя достойным лучшей участи – такой, когда спится в сытости, тепле, с привлекательной особой женского пола под боком. А не получалось. И это бесило Зубакина, словно бы и не он виноват был в своих бедах, а кто-то другой.
Михаил пошёл к речке, набрал воды и заодно умылся, после чего вернулся к костровищу. Развёл огонь. Через несколько минут вода закипела, и Зубакин опустил в неё щепотку чая и несколько листов смородины.
Прошедшая ночь заставила его задуматься о постройке шалаша. Для осуществления затеи требовались острый топор и добрая одноручная пила. От имевшегося туристического топорика была мало проку – прошедшим днём выяснилось, что он плохо заточен.
К концу скромного завтрака из двух бутербродов с солёным салом и кружки горячего чая в голове Зубакина сложились мысли, как и где он проведёт ближайшие часы. Допив остатки чая, Михаил надел волглые походные брюки, зачехлил нож, закинул за спину пустой рюкзак и скорым шагом двинулся в направлении Тугула. В райцентре он рассчитывал разжиться строительными инструментами, тёплым одеялом и продуктами. Заходить в дом тёти не собирался – там можно было нарваться на засаду. Маячить в торговых точках с целью приобретения всего необходимого также не видел резона из-за большой вероятности встречи с недругами. К тому же, нести траты из собственного кармана пока не входило в зубакинские планы – он не считал, что настал тот «чёрный день», когда необходимо воспользоваться собственным денежным запасом. Нужные вещи, по его разумению, можно было без труда взять у других.
Шёл он по конкретному адресу, нацелившись на домовладение супругов Речкуновых, своих дальних родственников. Ничего плохого эта семья Зубакину не сделала, напротив, Александр и Надежда Речкуновы всегда были приветливы и доброжелательны по отношению к нему. Всё объяснялось просто. Во-первых, в доме с утра до вечера никого не будет – хозяева поутру уходили на работу, уводя своих маленьких детей на весь день к бабушке. Во-вторых, Зубакин, не раз бывавший у Речкуновых, прекрасно ориентировался, где в этом доме что лежит, знал даже, куда они прячут ключ от входной двери. В-третьих, дом Речкуновых был построен сравнительно недавно и располагался на окраине села, поэтому подойти к нему, равно как и уйти, можно было без посторонних глаз, риск «запалиться» был минимальным.
Совесть Зубакина не грызла и не кусала, совесть у него присутствовала, но была им хорошо выдрессирована, …как кошка у Куклачёва.
В начале десятого часа он подошёл к дому Речкуновых. Распахнул калитку и уверенно, словно к себе домой, проследовал во двор. По крашеным деревянным ступеням поднялся на широкое крыльцо. Дотянувшись до окна веранды, запустил пальцы за оконный наличник и нащупал ключ от входной двери – он находился на обычном месте.
За спиной, гремя цепью, хрипато залаял рыжий беспородный пёс Рони, немощный и старый, как его тёзка, американский президент Рейган.
– На кого пасть раскрыл? Своих не признаёшь? – прошипел в его сторону Зубакин, вставляя ключ в замочную скважину.
Пса он нисколько не опасался, тот не доставал до крыльца – слишком короткой была привязь.
В прихожей витал запах жареного мяса. Голодный Зубакин сглотнул слюну и завернул на кухню, где на газовой плите обнаружил к своей радости огромную сковороду с жареными котлетами. Рядом стояла расписная эмалированная кастрюля с картофельным пюре. Котлеты и картошка ещё не остыли, были тёплыми, видимо, по этой причине хозяйка, уходя, не убрала их в холодильник. Окинув изучающим взглядом содержимое холодильника, Зубакин вынул из него банку маринованных огурцов и початую бутылку «Столичной». По-хозяйски расположившись за столом, опрокинул в себя полстакана водки, похрустел огурцом, потом плотно закусил котлетами с картофельной «толчёнкой». Он не суетился, некуда было спешить: хозяева вернутся домой не скоро, это будет не раньше полудня, когда придёт пора обеда.
От сытной пищи и принятых ста граммов настроение заметно улучшилось. Захотелось выпить ещё, но Зубакин укротил свои желания – вопросы, ради которых он пришёл сюда, ещё не были решены.
Лаз, ведущий в подполье, находился на кухне. Зубакин поднял крышку люка, включил освещение и спустился вниз. Прошлогодняя картошка хорошо сохранилась, вор нагрёб её в рюкзак, с полок снял несколько стеклянных банок домашней говяжьей тушёнки, не побрезговал двумя бутылками дешёвого азербайджанского вина под названием «Агдам».
Поднявшись наверх, он принялся выдвигать ящики комода, рыться в шифоньере, пока не нашёл то, что требовалось: толстое одеяло из верблюжьей шерсти и две новые простыни.
На полке серванта заметил деньги.
– Мне они сейчас нужнее, – сказал Зубакин. Не пересчитывая, сгрёб купюры и сунул в карман.
Хозяин имел профессию токаря, был человеком рукастым и мастеровитым. За домом, рядом с огородом, он соорудил дощатое строение, которое круглый год использовал в качестве домашней мастерской, включая зимой калорифер для обогрева. В ней имелись верстак, наждачный круг с электроприводом, тиски, наковальня и множество разного столярно-слесарного инструмента, аккуратно разложенного на полках – Александр Речкунов был в этом вопросе большим педантом.
К этой мастерской и направился Зубакин, выходя из дома. Да не тут-то было. Дорогу преградил рыжий Рони, бросившийся навстречу со злобным рычанием. Зубакин отскочил к крыльцу и завертел головой в поисках метлы или лопаты, с помощью которых надеялся усмирить пса. Но ничего подходящего не увидел. Постояв минуту-другую, он раздумал воевать с собакой – на визг и скулёж могли прибежать соседи. А ему это надо?
Вернулся в дом.
Порывшись в ящиках тумбового кухонного стола, отыскал наждачный брусок, которым хозяин затачивал кухонные ножи, следовательно, и Зубакин мог наточить до желаемой остроты свой туристический топорик. Из кладовой принёс замеченную чуть раньше картонную коробочку с карманной цепной пилой, неизвестно для каких нужд приобретённую Речкуновыми. Пила была новой, ещё в смазке, и представляла собой гибкое полотно в виде стальной зубчатой цепи с двумя ручками на концах. Обхватываешь цепью ствол дерева на нужной высоте и дёргаешь поочерёдно за рукояти до тех пор, пока дерево не упадёт.
Нагрузившись чужим добром, Зубакин вышел на крыльцо. Запер входную дверь, ключ повесил на прежнее место.
Уже за селом в тёмных закоулках того, что у русских людей называется душой, вдруг что-то ворохнулось.
«Речкуновы – люди не глупые, рано или поздно поймут, кто побывал в их доме, мне придётся как-то оправдываться перед ними при встрече, – мелькнуло в мозгу Зубакина. – Ну, Сашка, он – человек понятливый, должен войти в моё положение, я и взял-то всего ничего, только самое необходимое. А может, и не захочет понимать. Ведь я, как не крути, „скрысятничал“, обобрал людей, которые мне доверяли и считали своим. А крыс никто не любит, их давят, особенно когда эти крысы – люди».
Солнце ещё находилось в зените, когда он возвратился к месту своей лесной стоянки. Есть не хотелось, и Зубакин взял в руки наждак. Долго пыхтел над топориком, в результате сумел довести его лезвие до желаемой остроты.
После короткой передышки занялся возведением постройки – к этому времени он определил для себя, что будет строить односкатный шалаш.
Первым делом повалил молодую берёзку и, обрубив ветки, закрепил её ствол на полутораметровой высоте между двумя близко растущими соснами. Затем принялся мастерить наклонный навес. Сходил к ближайшему молодому осиннику и заготовил дюжину жердей, которые уложил ровным рядком поверх берёзовой перекладины, глубоко утапливая в грунт нижние концы. Осину выбрал не случайно, у неё древесина много мягче сосновой и берёзовой, ведь поначалу не было ясно, как поведёт себя цепная пила. А она показала себя наилучшим образом. Во всяком случае, осину грызла легко, как «здравствуйте», и работать с этой пилой было очень удобно – участвовали обе руки. Завершил перекрытие шалаша толстым слоем сосновых веток. За работой упарился, пилить осины пришлось на отдалении – не хотелось оголять место своего расположения, а осиновые жердочки ещё нужно было очистить от сучков, перетащить, подровнять по размеру, вкопать в грунт. Чтобы не ложиться спать на голую землю, застелил низ постройки сосновым лапником. Перед шалашом вырыл в земле округлое углубление. Теперь можно было разводить костёр, не опасаясь, что огонь перекинется на кусты.
Незаметно подкрались сумерки.
* * *
Минуло несколько дней.
Зубакин привыкал к своей новой жизни. И всё бы ничего, но до изжоги надоела однообразная пища, кончились сигареты, продовольственных припасов осталось с воробьиный нос.
Чтобы закрыть эти вопросы, Зубакин решил ближайшей ночью «подломить» буфет Тугульского льнозавода.
Обитателю леса была известна система заводской охраны. Её обеспечивали ночные сторожа, дежурившие поодиночке.
Время дежурной смены они коротали за просмотром телепередач в небольшой комнатке на проходной, выполняя каждые два часа обход территории, как это полагалось по инструкции. У охранников имелось одноствольное ружьё с горстью патронов и четвероногий помощник – огромная кавказская овчарка, которая днём содержалась в вольере, а в тёмное время суток выпускалась на волю.
Буфет располагался вдалеке от проходной и занимал часть первого этажа в двухэтажном административном корпусе предприятия. У него был отдельный вход, расположенный в торце здания. Охранная сигнализация в помещении буфета отсутствовала, торговая точка принадлежала районной потребкооперации, а руководство райпотребсоюза привыкло экономить на всём.
Наступил вечер.
Скорый на ногу Зубакин в половине одиннадцатого подошёл к заводской ограде, смонтированной из высоких бетонных панелей. Сумерки только-только начали опускаться на село, и Михаил, коротая время до наступления полной темноты, присел среди кустов облепихи и закурил последнюю сигарету, по-воровски пряча её огонёк в согнутой в трубочку ладони.
Когда пришла пора, он подошёл к одиноко растущей яблоне-дичке, отыскал за её ветвями дыру в бетонном ограждении и тенью проскользнул на территорию предприятия. Обходя участки, освещённые фонарями, устремился к месту расположения торговой точки. По пути остановился возле груды металлолома, сваленной у забора, и подобрал полутораметровый стальной стержень. Входная дверь буфета запиралась на навесной замок, и его, по представлению вора, несложно было сорвать, если вставить стальной прут в дужку замка и взять её на излом.
Сторожко оглядываясь по сторонам, Зубакин пришёл к буфету. Охранник его не засёк, собака не учуяла.
Поднявшись на невысокое бетонное крылечко буфета, вор начал примериваться к навесному замку. Но его ждал облом – дужка замка настолько плотно входила в запорные петли, что в имеющиеся зазоры никто б не смог вставить шило, не говоря уже о принесённом стальном стержне. Сбивать замок вор даже не пытался, прекрасно понимая, что громким стуком можно привлечь внимание сторожа и «спалиться».
Плюнув с досады, Зубакин спустился с крыльца и отошёл в тень, куда не доставал свет луны. Постоял несколько минут, обдумывая ситуацию. Уходить не солоно хлебавши ему очень не хотелось – не для того он проделал свой долгий путь.
Решил попробовать другой способ и, подойдя к окну, сковырнул ножом штапики на раме. Осторожно вынул квадрат стекла. Но и здесь подстерегала неудача: когда он запустил руку в образовавшийся проём, то натолкнулся на прутья металлической решётки, намертво вмурованной в кирпичную стену – в темноте он её не заметил.
Обозлённый на себя и на весь мир Зубакин подхватил с земли стальной штырь, зацепил им за нижний край двери, оперев на кромку крыльца, и изо всех сил нажал на рычаг. Гранёный стержень выдержал, даже не погнулся, а деревянная дверь, обитая листовым железом, слегка подалась, издавая протяжный скрип. Вор поднатужился и после четырёх безрезультатных попыток всё же сорвал со своего места правую нижнюю часть двери вместе с косяком, к которому крепились дверные шарниры. Всё бы хорошо, но треск стоял неимоверный.
Не выпуская штырь из рук, Зубакин присел на корточки и стал прислушиваться в ожидании реакции охранника на поднятый шум. Собаку он не боялся – знал, чем от неё отбиться. А вот со сторожем было сложнее – он мог прийти с ружьём.
В напряжённом ожидании прошло несколько минут. Никто не появился, и Зубакин через образовавшееся отверстие забрался внутрь помещения.
В буфете было темно, как в норе у крота. Спички слабо помогали – они быстро сгорали, не дав возможности толком рассмотреть, где какой товар лежит. Хорошо, что окно было только одно. Вор разломал две картонные коробки, высыпав из них на пол папиросные пачки, и листами картона заложил оконный проём. Для верности плотно завесил окно рабочими халатами и другим тряпьём, подвернувшимся под руку. Из кармана одного из халатов что-то с шелестом выпало ему под ноги. Когда Зубакин включил электрическое освещение, то увидел на полу деньги. Он с радостью собрал купюры, семьдесят три рубля – неплохие деньги.
Пройдясь по торговому залу и подсобке, Зубакин к собственному неудовольствию отметил полупустые полки и необычно скудный ассортимент товаров. «А ведь я должен радоваться тому, что здесь вообще что-то есть. Татьяна же предупреждала о намерении уйти в начале июля в отпуск и о планах руководства райпо закрыть торговую точку до конца лета для проведения ремонта помещения», – вспомнил он. Татьяной звали буфетчицу, бойкую пышнотелую «разведёнку», которой Михаил оказывал всяческие знаки внимания, как, впрочем, и некоторые другие работники льнозавода.
Поскольку выбирать было не из чего, Зубакин раскрыл рюкзак и принялся наполнять его мясными и рыбными консервами, на жестяных банках которых стояли надписи «Свиная тушёнка с перловой кашей», «Минтай в масле», «Камбала в томатном соусе», «Мясо цыплёнка в собственном соку».
Когда рюкзак был набит под завязку, он занялся поиском сигарет. Но их, даже самых дешёвых, типа «Астры» или «Примы», в буфете не оказалось. Папиросы Зубакин не жаловал, но на безрыбье и рак – рыба. Пришлось взять пустой мешок и сложить в него пачки «Беломорканала», собранные с пола. Туда же отправились упаковка чая, мелкие пакетики картофельного порошка, лаврового листа, молотого перца и других специй.
Под прилавком отыскалась картонная коробка из-под болгарских сигарет, а в ней – несколько пригоршней разменной монеты, которую вор ссыпал в кармашки рюкзака.
Взрезав крышку на трёхлитровой банке томатного сока, Зубакин вволю напился перед обратной дорогой, а затем, волоча за собой добычу, не без затруднений выбрался на крыльцо. Здесь он закинул рюкзак за спину, взвалил на плечо полупустой мешок, и скорым шагом направился к пролому в заборе.
Никем незамеченный вор тихо покинул заводскую территорию. За селом он сделал непродолжительную остановку и позволил себе закурить.
Яркая луна помогала разглядеть ориентиры и не сбиться с пути.
А вот в лесных зарослях, куда лунный свет едва проникал, ориентироваться стало гораздо труднее. Поплутав по ночному лесу, Зубакин вышел к реке и только потом отыскал свой шалаш.
Уставшее тело требовало отдыха, и Зубакин принял горизонтальное положение. Но сон пришёл к нему лишь под утро.
* * *
Лесной обитатель открыл глаза и приподнял голову. Издалека доносился гул автомобиля, монотонный и нудный, как зудение комара.
Зубакин потёр кончиками пальцев веки, поскрёб заросший подбородок с мыслью о том, что не мешало бы побриться. Машинально бросил взгляд на циферблат – часы показывали десять двадцать.
Гул приближался.
Вслушавшись, Михаил по характерным звукам работающего двигателя определил, что в его сторону движется легковой «УАЗ». Это обстоятельство его насторожило.
«Вот тебе и здравствуйте, неужели это „менты“ едут по мою душу, – пронеслись в его голове тревожные мысли. – Хотя, чему тут удивляться? На льнозаводе давно уж обнаружили подломленную дверь буфета и недостачу продуктовых товаров. Понять, кто там побывал, для знающих людей не сложно – я же изрядно наследил пальчиками и ногами. А если в РОВД имеется поисковая собака и её взяли на раскрытие кражи, тогда мне полный каюк – собака по моему следу могла привести „краснопёрых“ сюда. Собаковод, небось, сидит сейчас в кустах за моей спиной и дожидается подкрепления».
Оглянувшись по сторонам, Зубакин потянулся за туристическим топориком – сдаваться без боя он не привык. Сжав в кулаке рубчатую рукоять, он по-жигански присел на корточки и принялся ждать, что будет дальше.
Тем временем шум мотора начал смещаться в сторону, постепенно стихать, через несколько минут его и вовсе не стало слышно.
Михаил расслабился и занялся приготовлением позднего завтрака.
Машина ушла, но беспокойные мысли, вызванные её появлением, никуда не делись.
Самый простой вариант решения проблемы лежал на поверхности – не мешкая, перенести лагерь вглубь леса. Переход на новое место не казался Зубакину такой уж трудной задачей. Но в этом случае увеличивалось расстояние до Тугула, которое и без того не было маленьким, а Зубакин не собирался отказываться от воровских визитов к жителям районного центра. И кроме того, уход в глубину леса не решал другой проблемы – проблемы со змеями. Несколькими днями ранее Михаил поутру обнаружил у себя под боком пригревшегося ужа, в другой раз на месте этой холоднокровной твари могла оказаться гадюка, которых он встречал в лесу почти каждый день. Нет, он не испытывал боязни перед ползучими гадами, но и не забывал о том, что гадюка способна нанести смертельный укус.
Зубакин прикинул так, прикинул этак. В итоге решил оставить в своём лагере всё без изменения, а неподалеку соорудить высоко над землёй, то бишь на дереве, новое место для ночлега.
«Уж там никто меня сонного не захомутает, – размышлял лесной житель. – Если хорошо замаскировать среди ветвей свою лежанку, то её никто не заметит, ну а я смогу всё происходящее вокруг и видеть, и слышать. А если ещё и ружьишком разжиться, тогда мне сам чёрт не брат».
Конструкцию хотелось соорудить основательную и прочную, чтобы она не обрушилась вдруг с высоты на землю и не похоронила под собой незадачливого архитектора без погребальной колесницы, прощальных речей и могильного креста.
Строительные материалы произрастали в шаговой доступности. Кое-что нужно было прикупить в магазине: крупные гвозди и прочный шнур, из которого предполагалось изготовить примитивный блок для поднятия тяжестей на высоту.
– Незваные гости могут появиться здесь в любой момент – сегодня, завтра или даже чуть позже, значит, мне нужно поспешать с постройкой нового места для сна, – сказал себе Зубакин и отправился в путь, игнорируя то, что полуденное солнце безжалостно припекало темя.
До села Мостового, куда он направлялся, было полтора десятка километров. Путь предстоял неблизкий, зато в этом селе мало кто знал о существовании Зубакина, там Михаилу нечего было опасаться.
Шёл напрямик, по посевам. Выбранный маршрут только поначалу казался наиболее удачным – ветвистые стебли гречихи постоянно путали ноги, и это выматывало.
В начале четвёртого часа путник добрался до окраины Мостового. У ближайшей водоколонки напился, ополоснул разгорячённое лицо, смахнул с ботинок дорожную пыль и решительно зашагал в центр села.
Насущные вопросы, ради которых Зубакин припылил в Мостовое, были решены в считанные минуты: в хозмаге он отоварился строительными гвоздями и мотком прочного витого шнура, в продмаге купил несколько буханок свежего хлеба.
У входа в продовольственный магазин, когда обитатель леса вышел из него, стояли два подвыпивших мужичка в промасленных полукомбинезонах (один – долговязый, другой – коротышка) и сосредоточенно пересчитывали денежную наличность.
Зубакин подошёл к ним.
– Братаны, не укажете дом, в котором можно купить литрушку «огненной» воды домашнего приготовления?
– У нас самогонку называют не «огненной», а «смелой» водой, сам понимаешь почему, – засмеялся Долговязый. – Пойдёшь по этой улице, на нечётной стороне увидишь покосившийся домик с голубыми ставнями, в нём и живёт старушка, приторговывающая самогонкой.
– А как зовут хозяйку? – уточнил лесной житель. – Опасаюсь, что она может отказать незнакомому человеку.
– Варвара Даниловна, – ответили ему. – Она гонит «смелую» воду из свекольной патоки, у её продукта хорошая убойная сила, крепостью 55—60 градусов, а вот вкус приторный, можно сказать, противный. Поэтому мы к Даниловне редко обращаемся, только при крайней необходимости.
Махнув сельчанам на прощание рукой, Зубакин отправился к самогонщице.
– Земляк, а ведь мне лицо твоё знакомо, где-то я тебя раньше встречал, – проронил ему вслед Коротышка.
– Это вряд ли! – тихо прошептал Зубакин, ускоряя шаг. – Разве что под вывеской «Их разыскивает милиция».
Варвара Даниловна, подвижная старушка лет семидесяти пяти, внимательно выслушала просьбу незнакомца, назвавшего её по имени и отчеству, попросила немного подождать и ушла в дом. Через несколько минут она вынесла литровую банку самогона, взяла за него недорого.
Вернувшись в лес, Зубакин в тот же вечер обошёл окрестности лагеря и нашёл могучую разлапистую сосну, весьма подходящую для обустройства на ней места для ночлега. Проверяя прочность сучьев у основания дерева, Михаил основательно перепачкал ладони смолой. Это ему не понравилось. «Мне каждый день предстоит взбираться на это дерево, значит, постоянно буду измазан в смоле, и самое неприятное в том, что она непременно окажется в моих волосах», – рассудил Зубакин, уходя от сосны.
Через несколько минут он подыскал для своей цели высокую развесистую берёзу, росшую неподалеку.
* * *
Утром Зубакин принялся за работу.
Берёза, которую он облюбовал, имела пышную ветвистую крону, а вот у её основания ветви отсутствовали, и взобраться на дерево обычному человеку, не владеющему мастерством циркового акробата, было не под силу.
Михаил задумался над тем, как ему выйти из положения.
