Вот какая перед нами с Костей встала проблема, когда услышали от тренера такую новость. Подумали мы с ним, подумали и решили продолжить тренировки. Не потому, что были безрассудно смелыми, а просто понадеялись на русский «авось». Авось пронесёт, авось обойдётся.
Но, похоже, не все так думали. Когда в понедельник мы заявились на стадион, то увидели, что из тридцати наших пришла только половина. Недели через две отсеялось ещё несколько человек. Вместе с ними Костя. Причину своего поступка он не объяснил. Видно, случилось что-то серьёзное, раз так упорно отмалчивался. И стал я ходить на тренировки один. Конечно, это было несколько опрометчиво, но за время занятий я познакомился с городскими пацанами, чьи имена имели кое-какой вес не только среди своих, но и на Западном посёлке и Ясных Полянах, и теперь чувствовал себя более уверенным.
Вдобавок, в марте Серёга, бросивший к тому времени общежитие и теперь ездивший в техникум из дома каждый день, следуя моему примеру, тоже решил заняться боксом и подбил на это своего друга и одноклассника Сеньку Горбашова. Так мы стали ходить втроём.
К тому времени я уже занимался третий месяц и добился немалого. Я сдержал данное себе слово: после того шустрого парнишки, что дважды бивал меня, больше никому не удавалось это сделать. Я выигрывал спарринги у всех соперников, с которыми ставил меня тренер. Один раз и брату досталось. В конце тренировки тренер объявил бой с тенью. Но Серёге, видно, этого было мало, или, может, просто захотел покуражиться. Он ударил меня, когда я, сражаясь с невидимым противником, проходил мимо. Разумеется, я ответил. Ну и понеслась. Братела кинулся в атаку, но я увернулся и ударом в корпус вырубил его. Серёга замер и, выпучив глаза, стал отчаянно ловить ртом воздух.
Тренер заметил это и тут же выговорил мне строго, что сейчас не спарринг. Но удар этот, я так думаю, на заметку всё-таки взял.
Глава 15
А однажды случилось так, что пришлось боксёрские навыки применить на практике. И опять с Локтей.
Тот за шесть лет значительно возмужал и, естественно, подрос, по-прежнему оставаясь самым высоким в классе. За ним теперь следовал Вовка Сокин, отодвинув Борьку Вальчек на третье место. А я уже стоял в центре шеренги, выстроенной по ранжиру на уроке физкультуры, намного опередив Андрюху Иванкова, которого в прошлом году был ниже на полголовы.
В последнее время Локтя принаглел. Особенно после новогоднего утренника, где я заметил его в компании двух отморозков из параллельного класса. Видно, подружившись с ними, он снова возомнил себя крутым парнем. До этих пор, после нашей с ним разборки, он вёл себя смирно, хотя шкодничать не прекратил. А после праздника вдруг воспрял, снова стал дерзким и нахрапистым. А Андрюха Гафонов, по прозвищу Гафоня, которого раньше никто не видел и не слышал, попав под покровительство Локти, раздухарился, стал задираться на всех, покрикивать, кого-то, если верить слухам, даже ударил или побил.
Нашу четвёрку с Карла Маркса эти плохиши не трогали. На что я способен, Локтя знал не понаслышке, а Костю, после того, как тот в четвёртом классе с первого удара отправил его в нокдаун, боялся панически. Гафоня был свидетелем и того, и другого, и потому старался держаться от нас подальше. Но перед Вовкой Табаковым и Санькой Маликовым они хорохорились, обзывая одного «тормозом», а другого «косым». Но, зная, что мы с Костей обязательно за них заступимся, дальше этого у них не заходило.
Это произошло в конце марта на большой перемене. Перед этим Локтя что-то натворил, а Ольга Балякаева рассказала об этом классной. И вот, улучив момент, когда в классе было мало народу, он набросился на неё с кулаками. Увидев это, Светка заступилась за подругу и оттолкнула негодяя. Тот, естественно, оттолкнул её. Да так, что, если бы не парта, вставшая у неё на пути, она бы точно упала на пол. Но это Светку не остановило. С криком «Ах, ты, мерзавец!» она подскочила к Локте и влепила ему пощёчину.
В этот момент в класс вошёл я и увидел, как Локтя, не раздумывая, отвесил ей увесистую оплеуху в ответ, от которой она очутилась на полу, приземлившись на пятую точку. Он сам даже не ожидал такого эффекта от своего удара, и растерянно посмотрел на поверженную Светку. Потом по сторонам, словно хотел сказать всем присутствующим, что он не специально, что он не хотел, что она сама напросилась и в результате схлопотала, и тут увидел меня, приближающегося к нему.
– Я же тебе говорил, ушлёпок, если ты хоть пальцем её тронешь, я набью тебе морду, – сдерживая гнев, сказал я ему.
Я не знал, что означает слово «ушлёпок» – услышал его от Серёги с Сенькой, когда они пренебрежительно говорили о ком-то, – но посчитал, что в данном случае такое обращение было более уместно, чем «гнида» или «тварь».
Я помог Светке подняться и отстранил её в сторону, освобождая себе путь к Локте.
– Она первая начала, – стал оправдываться тот и, обратившись к классу, попросил. – Скажите ему!
– Я сам всё видел, поэтому ничего говорить мне не надо, – я остановился перед ним. – Её удар, по сравнению с твоим, укус комара. Поднять руку на женщину – это уже преступление. А за преступление надо отвечать.
Я знал, что он знал, что я левша, и, следовательно, буду бить его слева. Он весь напрягся и сосредоточился, приготовившись отражать мой выпад. Но я перехитрил его. Удар правой был для него полной неожиданностью. Правда, он получился не сильным, но зато смачным. Локтя разозлился, что было мне только на руку, и попытался достать меня правой (ведь он-то был правша). Я уклонился, нырнув под руку, а затем, выпрямившись, нанёс левый хук в челюсть. Это был мой излюбленный приём, тысячу раз отработанный на груше, в бою с тенью и спарринге.
Удар сбил его с ног. Упав, он ещё вдобавок со всего маха ударился головой об пол. Возможно, это ещё его доконало. Поджав ноги, он свернулся в калачик и на всякий случай, ожидая следующего удара, прикрыл лицо рукой. И куда только гонор делся! Удовлетворённый видом поверженного Локти, я не стал его больше трогать, а потребовал извиниться перед Светкой.
– Извини… – еле слышно промычал тот, находясь в прострации.
– Громче, падла! – рявкнул я и замахнулся якобы для удара, хотя на самом деле просто для острастки. – И назови по имени.
Тот вздрогнул и поспешил громко вымолвить:
– Извини, Света…
Получив сатисфакцию, я взял Светку за руку, чего никогда не делал в классе и повёл к нашей парте. Не успели мы до неё дойти, как прозвучал звонок.
Видя, что Локтя не может подняться, Гафоня и ещё один его дружок, Ильдус Корнеев, помогли ему встать и дойти до своей парты. В этот момент в класс вошла «русачка» и, заметив безобразие, сразу же стала наводить порядок.
– Так, Гафонов, Корнеев, почему до сих пор не на месте? А ну живо по местам! Локтинов, а ты чего развалился? Сядь сейчас же прямо!
Локтя к тому времени, похоже, уже очухался. Обычно всегда пререкавшийся с учителями, на этот раз он молча выпрямился и даже руки на парте сложил, как примерный ученик. Валентина Семёновна тогда успокоилась и начала урок.
Глава 16
После уроков я дождался Светку на нашем заветном месте, и мы, взявшись за руки, направились домой.
– А ловко ты его, – сказала вдруг она, когда мы, перейдя через дорогу, вошли в проулок. – Где так научился?
– В секции бокса, – ответил я. – Где же ещё?
– Да ну?! – не поверила Светка и даже приостановилась от удивления. – Ты занимаешься боксом?
– Уже почти три месяца, – с гордостью заверил я.
– Три месяца? – обомлела она. – И мне ничего не сказал об этом? Почему?
– А я где-то вычитал, что говорить с девушкой на свидании о спорте, охоте, рыбалке и, кажется, о пище – дурной тон.
Выйдя из проулка, мы свернули на дорогу, разделявшую Больничную и Стандартную улицы. Осталось пройти всего метров шестьдесят, столько же по переулку и вот она – Светкина улица.
После Нового года мы учились во вторую смену, а в тот день было ещё шесть уроков. Так что, несмотря на то, что шла третья декада марта, в это время было уже достаточно темно. Поэтому, когда мы вышли на Стандартную, я не сразу сообразил, что это за кучка темнеется около ограды у одного из домов.
– Что попало говоришь! – возмутилась Светка, но тут же спохватилась. – А хотя… правильно. На фига мне твоя рыбалка и охота?
– А я что говорю? – отозвался я, следя за тем, как от ограды стали отделяться одна фигура за другой. В одной из них, самой высокой, я признал Локтю.
Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что сейчас произойдёт. Дракой здесь и не пахло. Вчетвером на одного – это избиение. Я побил Локтю, и сейчас меня решили проучить. Вряд ли Локтя сам на это решился – у него бы смелости не хватило. Скорее всего, на этом настояли его новые дружки: Гутя и Волчок.
И хотя я не считал себя трусом, всё же испугался. Быть избитым – не лучшая перспектива. Но отступать было уже поздно. Если бы заранее знал, что меня здесь поджидают, то обязательно пошёл бы другой дорогой, чтобы избежать этой встречи. Не будь со мной Светки, я бы попытался убежать сейчас и, возможно, это у меня получилось бы. Ну а завтра я бы с Локтей разобрался. Но Светка была рядом, сжимала мою руку и горячо говорила о том, что беседовать на свидании о спорте тоже что попало, но о том, что я занимаюсь боксом, я всё же должен был ей сказать. Я слушал её вполуха и наблюдал за тем, как четыре тёмные фигуры перегораживали нам путь.
– Свет, – дёрнул я её за руку, чтобы она угомонилась, – ты бы лучше ушла отсюда, а.
– В смысле? – оторопела та.
– Ни о чём не спрашивай. Просто вернись на Больничную и в обход дойди до дома.
– Зачем это? – ещё больше удивилась она, но тут заметила стоящие впереди силуэты и резко сменила тему. – А это кто?
Светка всмотрелась в темноту и вдруг испуганно встрепенулась:
– Это Локтя там стоит, что ли?
– Он самый, – подтвердил я.
– Они нас ждут, чтобы побить, да? – догадалась она.
– Не нас, а меня, – поправил я её. – А ты можешь идти. Иди, пожалуйста. Очень прошу.
Настаивая на этом, я надеялся на то, что, если она уйдёт, я смогу удрать. Пока такая возможность у меня ещё была. Но Светка не ушла.
– Ни куда я не пойду! – решительно заявила она. – Ты чего, совсем, что ли? Я тебя не брошу!
– Ну и дура! – услышали мы ехидный голос, а потом неприятное, нестройное ржание.
Препираясь со Светкой, я и не заметил, как они приблизились и взяли нас в полукольцо. А Локтя с гадкой ухмылкой зашёл мне за спину, отрезая путь к бегству. За ним последовал Гафоня. «А ты-то, прыщ, куда лезешь?» – подумал было я, как снова услышал всё тот же ехидный голос и, присмотревшись к фигуре, коей он принадлежал, признал в нём Волчка.
– Этот чувак обидел нашего кореша и должен за это ответить.
– Ваш кореш, между прочим, меня ударил, – выпалила Светка.
– И правильно сделал! Гы-гы! – засмеялся Гутя.
За спиной противно захихикал Гафоня:
– Не будешь своими вёслами размахиваться.
Противно оскалившись, Волчок подошёл ко мне.
– Ну что, чувак? – с угрозой в голосе спросил он и сплюнул мне под ноги.
Машинально опустив глаза, чтобы посмотреть, не попал ли он в меня, я на секунду упустил его из вида. И тут же схлопотал по челюсти. Фактор неожиданности. Я забыл о нём. Забыл и наставление своего дядьки Володи, который постоянно втолковывал мне: «Всегда бей первым!» И потому проиграл. Впрочем, устоять против четверых всё равно вряд ли удалось бы. Но, возможно, начни я первым, всё могло бы пойти по-другому.
Удар был сильным, но я устоял.
– Вы чего, козлы! – закричала Светка и, отпустив мою руку, бесстрашно кинулась на Волчка, но Гутя так толкнул её в грудь, что она отлетела к ограде и канула в темноте.
Кровь закипела у меня в жилах от ярости – подонок осмелился тронуть Светку! Но только развернулся, чтобы врезать Гуте по морде, как получил по глазу. Локтя, ушлёпок, ударил меня сзади. Я опять устоял, но удар был настолько болезненным, что на некоторое время вывел меня из строя. А мгновение спустя, новый, более мощный удар по зубам сбил меня с ног. Я упал в снег, перемешанный с грязью, и тут же на меня посыпались пинки. Мне удалось перевернуться на правый бок. Чтобы уберечь от ударов печень, пах и живот я поджал под себя ноги, а грудь и голову прикрыл руками. Этому научил тренер, когда однажды на тренировке рассказал нам о том, что защищать себя можно не только стоя, но и когда тебя сбили с ног. Спасибо ему за это.
Не знаю, как долго бы они меня пинали, если бы не подоспела помощь. Светка орала так, что вскоре из дома, возле которого меня избивали, выскочила маленькая, толстая тётка лет шестидесяти с кочергой в руках. Увидев, что творится около её двора, она тут же грозно завопила:
– Да вы что делаете, окаянные?! А ну прекратите немедленно! А то я вас сейчас так кочергой огрею, что мало не покажется!
– Уходим! – услышал я над собой голос Волчка, и удары прекратились.
Не успел я облегчённо вздохнуть и расслабиться, как на меня снова кто-то налетел. Это была Светка.
– Сашка, ты как? С тобой всё нормально? – тревожно кричала она, пытаясь в темноте рассмотреть моё лицо.
Её ор словно гвозди впивался мне в уши.
– Господи, – прошлёпал я разбитыми губами, – что же ты так орёшь-то?
– Слава богу, живой, – успокоилась она, сбавив тон, и, схватив меня за грудки, попыталась поднять.
– Конечно, живой, – прокряхтел я в ответ и попробовал ей помочь, но тут в пояснице так кольнуло, что не удержался и вскрикнул.
– Ты как, сынок?
К нам подошла хозяйка дома и помогла Светке поставить меня на ноги. Разглядев мою побитую физиономию, она жалостливо покачала головой и запричитала:
– Господи, что же это они с тобой сотворили, ироды проклятые? Чтобы им пусто было, окаянным! Пойдём, сынок, в избу. Отмоешься хоть от крови-то.
Держась за Светку, я с трудом зашёл к тётке во двор. Испинанные ноги не желали слушаться, и вдобавок при этом каждый шаг отдавался острой болью в пояснице. Тётка забежала в дом и вскоре вернулась с ковшиком, полным воды. Мы ждали её около крыльца. Она специально не стала закрывать двери в сенях, чтобы свет из дома освещал нас. Я подставил под воду сомкнутые ладошки, подождал, когда они наполнятся, и ополоснул лицо. Сразу защипали все ссадины на лице. Стиснув ноющие зубы, я снова подставил ладошки под ковшик. Отмываясь от крови, постарался проанализировать своё состояние. Увы, оно было плачевным.
Нестерпимо ныли пострадавший глаз, губы и зубы. В голове стоял шум, словно у меня опять лопнули барабанные перепонки, слегка подташнивало. Жутко болело всё тело, кроме живота и груди. Их я прикрыл надёжно. Но вот спине, рукам и ногам досталось. Но всё это мелочи. Главное, я был жив, ноги-руки не переломаны, нос и рёбра тоже, и зубы на месте, хотя, когда тронул их языком, они зашатались.
Осторожно промокнув лицо полотенцем, одолженным заботливой хозяйкой, мы со Светкой распрощались с ней.
– Дойдёшь ли до дома, сынок? – с сомнением спросила та, закрывая за нами калитку.
– Дойду, – заверил я.
– Дойдём, тётенька, – подтвердила Светка. – Спасибо вам большое.
– Да что ты, господи, – отмахнулась она и, посмотрев ещё раз нам в след, скрылась в доме.
Попав на Нижнегорскую, я направился к Светкиному дому.
– Ты это куда? – не поняла она моего намерения.
– Как куда? – удивился я. – К твоему дому, конечно. Куда же ещё? Должен же я тебя проводить или нет?
– Да ты что? – возмутилась Светка. – Неужели ты думаешь, что я тебя такого одного отпущу?
– Да не колготись ты, – попытался я улыбнуться, но разбитые губы тут же дали о себе знать, и я невольно скривился от боли, – я сам дойду.
– Ещё чего! – запротестовала она. – Даже и не думай! Кто из нас пострадал? Ты?
– Я, – эту истину трудно было опровергнуть.
– А из-за кого? – наседала Светка. – Из-за меня?
– Из-за тебя, – и тут я был вынужден согласиться.
– То-то же! Да я просто обязана после этого проводить тебя до дома и вручить в руки родителям.
– Благодетель ты мой, – усмехнулся я и снова скривился от боли в губах.
– Молчи и топай! – приказала мне Светка, заметив это.
