– Сашка, привет! – бодрым тоном поздоровалась она со мной, укладывая портфель в парту.
– Привет, Свет! – отозвался я, и мой рот сам по себе расплылся в счастливой улыбке.
– Ну и как погулял эти три дня?
– Здорово! Я даже не заметил, как они пролетели!
Судя по тому, как на секунду потухли её изумруды, а потом вспыхнули вновь неведомым мне светом, ответ Светке не понравился. Наверное, она ждала от меня нытьё, мол, скучал всё это время, думал только о тебе, минуты считал, когда мы с тобой, наконец-то, увидимся, а я тут со своим: «Здорово!» Это потом до меня дошло, а тогда я не обратил на это внимание. Так мне хотелось рассказать ей, как я классно провёл эти дни. Господи, что наплёл бы я ей ещё, и чем бы всё это после кончилось, если бы меня тогда не прервал звонок!
После звонка в кабинет вошла Анна Михайловна, и весь класс дружно встал, приветствуя классного руководителя.
– Здравствуйте, здравствуйте, ребятки! – радостно поздоровалась она, оглядывая нас. – О, да я вижу, вы все подросли, возмужали, повзрослели. Молодцы! Значит…
Тут её взгляд остановился на нас со Светкой, и она запнулась. При этом её брови изумлённо взметнулись вверх. Она несколько секунд растерянно смотрела на нас, а потом спохватилась, взяла себя в руки и, чему-то улыбнувшись, наверное, порадовалась за нас, что мы, наконец-то, помирились, продолжила речь, обращаясь к классу:
– Значит, вы отнесётесь к этому учебному году с большей ответственностью. И я надеюсь, что в этом году отличников и хорошистов у нас прибавится…
После классного часа у нас было ещё три предмета. Всего-то три, но время так медленно тянулось, что к концу последнего урока я уже весь извёлся, так мне не терпелось взять Светку за руку и проводить до дома. Неужели я по ней так соскучился?!
Наконец-то прозвенел долгожданный звонок, и я вместе со всеми рванул к выходу. Но Светка почему-то задержалась, и мне пришлось терпеливо ожидать её на нашем заветном месте.
Друзья махнули мне на прощание и ушли. Они знали, что я с ними не пойду. Но Кеша всё-таки не удержался и, проходя мимо, состроил нелепую рожицу и пробурчал Саньке Маликову: «Опять чокнулся!» Они ещё после классного часа поняли, что к чему. Но Костя на всякий случай всё-таки поинтересовался у меня на перемене:
– Что, после уроков тебя не ждать, да?
– Не надо, – ответил я, не скрывая радости. – Я со Светкой.
– И когда успели?
Про то, что Светка навещала меня в больнице, я не рассказал никому – ни родителям, ни друзьям, – а потому ответил так:
– А вот, успели!
– Ну-ну, – пробурчал Костя с намёком на то, мол, посмотрим, на сколько вас хватит.
Светка появилась минут через десять. Я уже устал ждать и собрался было пойти в школу на её поиски, когда она вдруг выпорхнула из дверей. Увидев меня, обрадовалась и поспешила ко мне, на ходу протягивая руку.
– А чего так долго-то? – полюбопытствовал я, беря её за руку, и раздражение просквозило в моём голосе. Я даже сам удивился. Хотя чего удивляться-то – прождал столько времени!
Но Светка не обратила на это внимания, а, может, сделала вид, что не расслышала.
– В библиотеку ходила, – с удовольствием стала объясняться она. – Весной забыла две книжки сдать. Вот и принесла их сегодня, чтобы нагоняй от Людмилы Прокопьевны не получить.
Людмила Прокопьевна – это наш библиотекарь. Милейший и добрейший человек, но за не вовремя сданную книгу или за то, что ты, не дай бог, её повредил, пусть даже случайно, она будет относиться к тебе как к злейшему врагу.
– И что тебе за это было?
– А ничего!
– Не может быть! – не поверил я.
Чтобы Людмила Прокопьевна вот так вот запросто отпустила провинившегося, даже не высказав всё, что она думает о тех, кто вовремя не возвращает книги и, следовательно, не уважает других, которые хотели бы прочитать эти книги, но не дождались их? Да ни в жисть!
– А я сначала извинилась, скорчила виноватую рожицу, а уже потом отдала книжки, – пояснила Светка. – Людмила Прокопьевна засмеялась, назвала меня лисой и простила.
– Да ну? – всё ещё не верил я.
– А вот представь себе! – похвасталась она.
– Врёшь! – решительно заявил я.
– А вот и нет!
Она хитро так улыбнулась, что я не понял по её виду – лжёт она или нет.
– А вот и да! – передразнивая её, не сдавался я.
– А вот и нет! – стояла она на своём.
– А я всё равно не верю!
– Ну и зря, Фома ты неверующий, – Светка снова довольно засмеялась. – Можешь у Людмилы Прокопьевны спросить. Она тебе скажет.
– Точно! – подхватил я её тон. – Сейчас всё брошу и сбегаю спрошу.
– Зачем же так торопиться. Можешь и завтра это сделать.
Светка перестала смеяться, замолчала и какое-то время шла молча, о чём-то думая. А я в это время мучился над тем, с чего бы это мне начать свой рассказ о тех последних трёх днях каникул. О том, как мы ловили сусликов? Или о том, как я снова выиграл конкурс и уже в который раз стал вождём нашего небольшого племени делаваров, состоящего в основном из меня, Васьки Кутикова и Саньки Маликова? Иногда к нему примыкали Кеша и Костя, когда тот во время каникул оставался дома, а не уезжал в свои Бачаты. Остальные пацаны составляли либо другое индейское племя, либо отряд бледнолицых, в зависимости от того, во что мы играли. И командовал ими обычно Петруха, Васькин младший брат.
– Знаешь, а я о тебе думала, – услышал я вдруг её тихий голос.
И сказала она это таким тоном, что я даже не понял, что мне нужно ждать от этого изречения.
– В смысле? – осторожно спросил я её, отвлёкшись от размышлений.
– В прямом, – ответила она, не глядя на меня. – Все эти три дня я думала о тебе.
– Ты что, поссорилась с подружками? – удивился я. – И они перестали с тобой играть?
Более глупого вопроса я, наверное, не смог бы придумать, даже если бы специально попытался это сделать. Но вопрос этот я задал, исходя чисто из своей практики. Ведь когда играешь, думаешь же только об игре. Иначе как выиграть? Лично я в это время забываю обо всём, кроме одной вещи – быть дома в двадцать два ноль-ноль, как штык.
– Ну почему же? – отозвалась она. – Но даже во время игр я думала о тебе.
– Да? – я был искренне удивлён.
– А ты? – вдруг спросила она и посмотрела мне в глаза. – Ты думал обо мне?
Этот вопрос застал меня врасплох, и я густо покраснел. Врать не хотелось, да и вряд ли сейчас, вот так вот с бухты-барахты, я смог бы правдоподобно соврать. А сказать правду побоялся. Светка обязательно обидится, когда узнает, что я вспомнил о ней, только тогда, когда она вошла сегодня в класс. Но похоже, этого мне не избежать. А ведь только же помирились! Ну с чего это ей вдруг вздумалось отношения выяснять?
Я искоса глянул на неё: не сводя с меня глаз, она ждала ответа. Насмотрелась фильмом про любовь да книжек всяких глупых начиталась, вот и понеслось теперь: «А ты думал? А ты скучал? А ты страдал? А ты…»
– Так ты думал обо мне? – прервала она мои раздумья, когда пауза для ответа слишком затянулась.
Разумеется, я её понимал. Она повзрослела, и ей уже хотелось больше, чем держание за руку и проводы до дома после школы. Например, свидания там, обнимания, целования. Что тут поделаешь, девчонки взрослеют быстрее нас, пацанов. Хотя чего скрывать, мне тоже хотелось большего, но я-то понимал, что это в нашем возрасте ещё рано. Свидания на выходных или каникулах – ещё куда не шло. Но обниматься и целоваться в тринадцать лет, как взрослые – это глупо и аморально. Только вот как сказать ей об этом?
– Так думал или нет? – Светка отчаянно дёрнула меня за руку, призывая к ответу.
– Нет, – чистосердечно признался я.
У Светки на глазах тут же навернулись слёзы, и она поспешно отвернулась, чтобы скрыть их. Что-то оборвалось у меня в груди, и мне стало плохо, словно сейчас я осознал, что только что предал друга. Ох, ну и дурак же я! Нет, чтобы как-то помягче, в обход, а то сразу – бац в лоб. А теперь надо срочно что-то придумывать, чтобы спасти нашу дружбу.
– Ты знаешь, Свет, когда я играю, я уже ни о чём не думаю, – с жаром заговорил я ей в затылок, пытаясь оправдаться. – Ведь я играю, для того, чтобы выиграть, чтобы победить. Иначе, зачем играть тогда, правда, ведь? Но вот когда я ложусь спать…
Я запнулся, дальше должно было пойти то, в чём я себе-то не решался признаться.
– Да? – с надеждой спросила Светка и повернулась ко мне. Две крупные слезинки повисли на ресницах, готовые вот-вот сорваться.
– Да, – дрогнувшим вдруг голосом ответил я и, вытерев одну слезу, продолжил, – тогда я вспоминаю твои глаза… – осмелев, я смахнул вторую слезу. Светка не моргая смотрела на меня, впитывая мои слова, как целебный бальзам, – твоё лицо, твою улыбку, теплоту твоих рук…
Чем больше я говорил, тем светлее становилось её лицо, тем шире расплывалась улыбка. Я так старался осчастливить Светку, что вскоре уже сам верил в то, что говорил. Ну и что, что приукрасил малость. Так во благо же! И ещё голос при этом дрогнул как нельзя кстати. В общем, не зря старался. Светка поверила. В порыве радости она стиснула мою руку и, уронив голову мне на плечо, затихла. Вот так мы с ней и пошли не спеша дальше.
Я похвалил себя за то, что не растерялся и удачно выпутался из, казалось бы, безвыходного положения. Если бы у меня сейчас ничего не вышло, Светка точно обиделась бы и завтра же снова пересела бы к Андрюхе Иванкову, чем опять немало раздосадовала бы свою подружку Ольгу Балякаеву. И кто бы тогда после этого смог мне сказать, когда бы мы со Светкой помирились и помирились бы вообще?
Но зря я ликовал тому, что сумел сохранить нашу дружбу. Впереди меня ждала ещё одна неприятная неожиданность. Когда дошли до её калитки и остановились, чтобы попрощаться, Светка возьми и чмокни меня в щёку, и уставилась на меня в ожидании ответного поцелуя.
– Свет, ну мы же с тобой договорились, – с укоризной сказал я ей на это.
– О чём это? – не поняла она.
– О том, что нам ещё рано с тобой целоваться. Взрослые нас не поймут, если увидят, а ребята просто-напросто засмеют, и будут потом дразниться. Тебе это надо? Но вот года через три…
Я мечтательно задумался, с удовольствием представляя, что будет через это время.
– Года через три?.. – протянула недовольным тоном Светка. И что это на неё нашло?
– Да, года через три. Помнишь, тогда в больнице, ты ещё обещала мне напомнить об этом, если я вдруг забуду…
Светка сощурила глазки и снова, как тогда в больнице, сквозь зубы шутливо пригрозила:
– Я тебе забуду!
Глядя на её милое лицо, я готов был прямо сейчас расцеловать его. Но я сдержался. Я терпеливый. Я умею ждать, и я дождусь. И тогда уже своего не упущу.
– Если я и забуду по какой-либо причине, – ответил я ей, – то моё сердце мне подскажет.
Ответ Светке понравился, тем более что был сказан искренне. Она опять заулыбалась и, попрощавшись, скрылась за калиткой.
После этого Светка перестала терзать меня вопросами: «А ты думал обо мне? А ты скучал?» и лезть с поцелуями. Всё вернулось на круги своя, и наше счастье, взъерошенное ссорой и Светкиным желанием поиграть во взрослые игры, успокоилось, разгладилось и тёплым ласковым одеялом окутало нас с головы до ног.
Глава 14
Где-то в середине сентября Костя Белов предложил мне пойти вместе с ним в секцию бокса. Оказывается, в нашем ДК «Октябрь» уже полгода как организовали эту секцию и теперь вот объявили новый набор. Он находился недалеко – всего каких-то минут пятнадцать хода, – в районе Ясных Полян, практически напротив нашей автобазы. Мы частенько наведывались туда посмотреть фильмы про фантомаса или индейцев. По субботам и воскресеньям в этом ДК проводили танцы, где с восьмого класса постоянно пропадал с друзьями мой брат. Там же в подвальном помещении уже давно существовала секция тяжёлой атлетики, где когда-то начинал свою карьеру олимпийский чемпион Рудольф Плюкфельдер.
Разумеется, я сразу же согласился. И не только потому, что хотел научиться драться, но и потому, что просто хотел заниматься спортом. Дома у меня были две шестикилограммовые гантели, с которыми я постоянно делал различные упражнения, но этого мне было мало.
Чтобы записаться в секцию, нужно всего-то было принести расписку от родителей, что они не против моих занятий, и справку от доктора, что я пригоден для данного вида спорта. С родителями проблем не было. Те даже обрадовались этому, так как занятия спортом – это лучше, чем шатания по улицам. Но вот с доктором вышла промашка. Перепонки у меня ещё толком не зажили, и я получил отказ. Пришлось Косте ходить в секцию одному.
Но боксировать-то страсть как хотелось! И тогда мы с Санькой Маликовым, когда Костиных родителей не было дома, приходили к нему в гости. У Саньки тоже была проблема с медиками: у него косил правый глаз. Поэтому ни о каком боксе не могло быть и речи. Вот мы с ним и ходили на тренировки к Косте. Под его чутким руководством сначала делали разминку, а потом старательно разучивали стойки, перемещения и удары. После шёл бой с тенью, а завершал наши тренировки спарринг. Специальных перчаток у нас не было, но мы брали зимние шапки, набивали их тряпьём, чтобы смягчить удары, и надевали на руки. Во время боя Костя иногда останавливал нас и доходчиво объяснял, что и почему мы делаем неправильно. Затем, отойдя в сторону, командовал: «Бокс!» – и мы снова принимались безжалостно лупить друг друга.
Так продолжалось несколько месяцев, но желание заниматься боксом по-настоящему никогда не покидало меня. Поэтому, когда Костя после новогодних каникул сообщил, что в секцию возобновился приём, я повторил попытку записаться, и на этот раз доктор разрешила.
На первой же тренировке я привлёк внимание тренера тем, что свободно владел стойками и перемещениями. А потом, когда перешли к изучению прямых ударов, я и в этом продемонстрировал своё умение. Тут надо отдать должное Косте: азам он научил меня как надо. Владимир Леонтьевич долго исподволь наблюдал за мной и после поинтересовался, не занимался ли я раньше боксом. Услышав отрицательный ответ, он лишь мотнул недоуменно головой. На спарринг поставил меня с парнишкой, которого я не видел среди новичков. Он был таким же, как и я, невысокого роста, худощавым, но оказался на столько шустрым и бойким, что отлупил меня как младенца. Не напрягаясь, словно я был манекеном. Я даже ни разу не достал его.
Обидно, конечно, было, но Костя меня успокоил. Пацан тренировался уже больше полугода, так что другого результата нечего было и ожидать. Тогда почему тренер поставил меня не с таким же новичком, как я, а к опытному бойцу? Заело, что я на первой же тренировке показал, что уже что-то умею, и решил проучить зазнайку? Или, может, что-то увидел во мне и захотел проверить мою выдержку? Брошу после этого мордобоя бокс или нет? Не знаю. Только когда я пришёл на следующую тренировку, он удивился, ничего не сказал, но отрабатывать удары поставил всё с тем же парнишкой.
В спарринге тот снова отколотил меня. Но на этот раз я был уже собран, старался не злиться и нанести не просто удар, а именно куда-нибудь в корпус или в голову. И хотя я опять проиграл, всё же с удовлетворением отметил, что сегодня пропустил гораздо меньше ударов, и сам пару раз неплохо ему отвесил.
Шагая с Костей после тренировки домой, я твёрдо решил, что сегодня меня отлупили в последний раз. В следующем спарринге я должен обязательно победить, чего бы это мне не стоило.
Но на третьей тренировке, словно угадав мои мысли и опасаясь за своего ставленника, тренер поставил меня в пару с другим пацаном. Он, как и Костя, занимался боксом три месяца, но уже успел себя показать – выиграл на каком-то соревновании. Наверное, поэтому его звали так возвышенно – Чемпион. Не понимаю, как он смог где-то выиграть. В спаррингах я постоянно одерживал над ним верх. Научившись за два боя с тем шустрым парнишкой, чьё имя так и не смог вспомнить, концентрироваться и следить за противником, я легко уклонялся от его атак и в свою очередь контратаковал. А тот, пропустив удар, отскакивал в сторону и, пробормотав под нос, словно успокаивая себя: «Ничего, ничего», снова начинал бой.
Вот так в моей жизни завёлся новый распорядок. С утра до обеда выполнение уроков и подготовка к школе. Затем учёба. После провожал Светку. Затем бежал домой, по-быстрому переодевался, ел и вместе с Костей шёл в ДК «Октябрь» на тренировку. И так продолжалось несколько месяцев.
Однажды Владимир Леонтьевич объявил, что сегодня мы занимаемся здесь в последний раз. Кто желал продолжить занятия, должен был прийти на стадион «Шахтёр» в помещение баскетбольного зала. Для нас с Костей это означало не только двадцать минут лишнего хода, но и серьёзную проблему, так как путь к этому стадиону шёл через Западный посёлок, ну а сам стадион находился в городе.
Когда-то наш посёлок был большим, хотя состоял всего из трёх улиц. Зато эти улицы тянулись почти два километра: начинали от Ясных Полян и упирались в район Пятой шахты. И жили в нём крепкие и лихие парни. Но беда нашего посёлка была в том, что у него не было никаких достопримечательностей, кроме поселкового магазинчика и автобазы. И поэтому в школу, в магазины, в кино, на танцы и на стадион или учиться куда, всё это надо было идти в другие районы.
То ли дело – Ясные Поляны. Там был ряд магазинов, начиная от книжного и кончая молочным, городская библиотека и ДК «Октябрь», где крутили кино, и куда со всей округи сбегалась молодёжь на танцы. Так же рядом была школа, где мы учились, которую они курировали совместно с «красноярскими» и «кривыми».
На Западном посёлке было училище, где обучали таким нужным для нашего города профессиям как машинист экскаватора, газоэлектросварщик и электрослесарь. Но самым главным козырем «западных» было то, что на их территории находился городской рынок, куда по субботам и воскресеньям стекался народ со всей округи. И ещё, через них пролегал путь в город. Чтобы попасть в центр, их район не могли миновать ни мы, «карламарксовские», ни «яснополянские», ни «кривые», ни «красноярские».
Ну а про «городских» и говорить нечего. В их ведении было всё. Ведь в центре были сконцентрированы все крупные магазины: универмаги, гастрономы, обувные, мебельные и какие хочешь. Там же находился главный кинотеатр города «Россия» с двумя кинозалами, а ещё ДК «Шахтёров», где частенько выступали гастролирующие театры, а также кафе-мороженое, поликлиника и больница, Горный техникум, единственный на весь город стадион «Шахтёр» и автовокзал.
И в каждом из этих районов были свои лихие парни, считавшие, что чужаки в их местах просто так ходить не должны. Тебя останавливали и для начала просили закурить, чтобы потом было к чему придраться. Более дерзкие сразу требовали денег. Если не поделился, тогда получи по мордам-с. Хорошо, если врежут пару раз и на этом успокоятся. А то могут сбить с ног и попинать, чтобы в следующий раз неповадно было. К сожалению, об этом я знал не понаслышке.
И что интересно, это всё шло от поколения к поколению как нечто обязательное для исполнения. И все почему-то старательно следовали этому. Это, конечно, не означало, что между районами постоянно шли кровопролитные бои, хотя бывало и такое. В основном, они существовали мирно. Посёлок улицы Кривой примыкал к Ясным Полянам, поэтому его парни всегда дружили с «яснополянскими» и помогали тем воевать с другими районами. «Западные» ходили на танцы в ДК «Октябрь», а «яснополянские», в свою очередь, ходили на Западный на рынок или в училище, или просто через него в город. Поэтому они тоже старались жить друг с другом дружно.
«Красноярским», как и нам, «карламарксовским» козырнуть было нечем, но у последних было перед нами одно преимущество – наш путь в школу пролегал через их посёлок, – и при надобности они этим пользовались. Вот так получалось, что наш посёлок терроризировали все.
В начале-середине пятидесятых годов в нашем посёлке стали рождаться много мальчиков. И вот когда эти мальчики подросли, один парень, штангист, не помню его имени и фамилии, только прозвище – Колодя, сколотил из них кодлу и подобно татаро-монгольская орде начал совершать набеги на враждебные районы. Тогда нас даже «городские» предпочитали не трогать, не говоря уже о «западных» и «яснополянских».
Но не успели мы свободно вздохнуть, как случилась катастрофа. Нас подработала шахта, и в семидесятом году треть улицы снесли. А в семьдесят первом ещё треть, оставив куцый посёлок возле автобазы. И, как всегда, по закону подлости почти все парни, отстаивавшие нашу честь, проживали именно в снесённых домах. Мы практически остались голыми. Боеспособные разъехались по другим районам, а мы, шестидесятники ещё не достигли той зрелости, чтобы с помощью кулаков защищать честь и достоинство «карламарксы».
С тех пор нас не пинал только ленивый. Чтобы как-то выкрутиться, на вопрос: «Ты откуда?» «западным» и «городским» мы говорили, что с Ясных Полян и называли по имени или кличке тех, кого якобы знали. А «яснополянским» врали, что мы – «красноярские». В основном, это проходило, но не всегда.
