– Я единственного боюсь: рано или поздно ему придётся открыть все наши карты. И он может с нами не согласиться. Упрется, как осел! – грустно сказал Секретарь.
– Ещё раз тебе повторяю. Любого человека можно купить за деньги. Поверь мне, Филь! Я, действительно, очень хорошо разбираюсь в людях. Специально обученный специалист! – он гордо посмотрел на Секретаря. – Тем более что на его «большие деньги» даже сантиметра твоего острова не купить… Очень скромные запросы. Бывают и такие люди.
На этот раз Секретарь пропустил мимо ушей упоминание про его остров.
– Делай, как знаешь, но имей в виду, не всё у нас так просто. У нас не просто христиане – у нас православные!
– Ты, Филь, как будто и не коммунист бывший! – ехидно подметил Шулер. – Ведь никто не закрывал пока эти ваши… «Белые столбы Склифосовского». Будет выпендриваться – сдадим его туда. Пусть там психам рассказывает, как он был Папой. Или просто под машину попадёт случайно, или за наркотики сядет. Способов много всяких.
– Что ты меня всё время тыкаешь партией?! Все мы там были, все сегодняшние демократы вышли из компартии, из комсомола. Это нормально. – Секретарь разозлился, – Да и не надо теперь никого в дурку сдавать, это раньше было. Сейчас что только не болтают. И всем на это плевать. Сейчас демократия! И, значит, каждый может говорить, что хочет. Хорошо! Пусть работает, а там посмотрим!
Глава 5. Столичная жизнь
Но приспособиться, а, главное, понять, что происходит вокруг него, не мог. Он уже привык к хорошему дорогому костюму, к качественной пище и комфорту. Гостиница, где его поселили, находилась недалеко от Кремля, и он ходил пешком. Тем более что от такой неспешной и размеренной жизни начал полнеть, на что ему тут же было указано доктором Шулером. Он уже несколько раз замещал Папу на разных мероприятиях, но не очень ответственных и значительных. Роли были почти без слов. Несколько раз утверждал, что «не отступится от курса реформ», и пытался делать глупое лицо. Последнее получалось плохо… Но и Секретарь, и Шулер, с которыми он больше всего общался, пока его хвалили: «Это только начало, Потапыч, – говорили они, – а для начала совсем неплохо. Привыкай, настоящая работа впереди!» Основное занятие заключалась в том, что его учили говорить, как Папа, писать, как Папа. Заучивать Папины выражения лица, жесты, копировать его мимику, а мимика была непростая. Когда Папа после запоев лежал в больнице, Шулер приводил Михаила Потаповича в его кабинет. «Приглядывайся, – говорил Шулер, – Привыкай!» Иногда приходили какие-то хорошо одетые люди и фотографировались с Михаилом Потаповичем. Как он впоследствии узнал, это очень выгодный бизнес. За фотографию с Президентом бизнесмены платили миллионы! Зарплату, как и было обещано Шулером, он получал регулярно. Львиную долю переводил домой, в семью. Ведь ему деньги не нужны: он был практически на всём готовом. Иногда помогал Карпычу, когда у того плохо шли дела. А это с ним случалось частенько. Дома были счастливы и никак не могли понять, каким образом можно честно заработать столько денег. Почти каждый день Михаил Потапович получал письма из дома. В основном от жены, реже от сыновей, а иногда и от внуков с изображением их ладошек, обведенных ручкой на листе бумаги. Очень это его грело. Он снова почувствовал себя мужчиной, добытчиком, который может обеспечивать свою любимую семью, детей, внуков. Это было приятно. Наконец-то его жене не надо будет каждую весну сажать на огороде картошку и ломать голову, будет ли урожай и чем кормить семью до следующего лета! Она работала директором библиотеки. Интеллигентной женщине очень неприятно ловить взгляд мужа, смотрящего на её руки: после огорода не всегда удавалось содержать их в порядке, хотя она очень старалась.
Михаил Потапович никому не говорил, чем он занимается в Кремле – это было строго запрещено: ведь он дал подписку. Не то, что Карпычу, ближайшим родственникам запрещалось говорить! Научный консультант по ракетной технике – вот такая легенда. Частенько после работы, когда ему становилось совсем одиноко в чужом городе, он приезжал к Карпычу в гости. Они садились на маленькой уютной кухне. Карпыч готовил ужин. Болтали о жизни, о работе… Иногда играли в шахматы.
– Как у тебя с работой?
– Лучше, Миш, не спрашивай! – Карпыч махнул рукой. – Чтобы я еще раз в стройку влез. Всё! Скоро начну наркотой заниматься, игровыми автоматами, на финансовых пирамидах людей грабить, фальшивыми авизо… Чем угодно, только не стройкой! – было видно, что он всерьёз расстроен.
– Да что случилось-то?! – не на шутку обеспокоился Михаил Потапович.
– Что случилось?! Всё как обычно – московская стройка… Били уже дураков сколько, да видно мало… Достроились… И я, и компаньон мой, Юрка, столько должны, что за сто лет не заработать… Ладно ещё я, одинокий, а он может из своей квартиры вместе с женой и сыном на улицу переселиться. Вот так!
– Как же так?! Карпыч, ты же умный мужик, и в бизнесе не первый год! – Михаил Потапович всплеснул руками. – Как же можно занимать деньги, не зная, что точно отдашь?! Да и куда их столько можно было деть?! – он тоже разволновался, понимая, что дело совсем плохо. Если даже Карпыч, оптимист по жизни, всегда веселый и шутливый так расстроен.
– Легко тебе, Миш, говорить, сидя на хорошей зарплате в своём кабинете! – ответил Карпыч раздражаясь. А ты попробуй на ровном месте денег заработать… Как получилось?! Говорил я Юрке, что с Москвой связываться нельзя. Если и брать строительные подряды, то лучше у частника. Хотя тоже плохо, – он опять махнул рукой, – одно жульё! Прибегает Юрка: «Меня на Главмасстрой вывели! Представляешь, я сейчас с замом говорил – дают хороший подряд. Облицовка гранитом большого подземного перехода. Расценка – мёд! Гранит наш. Завтра подписываем договор, аванс тридцать процентов!», – идиот безмозглый!
– Ну и что? Это же здорово? Хороший подряд.
– Здорово! – Карпыч кисло улыбнулся. – Здорово работать с честными людьми! Только где же их взять? То, что не в руководстве Москвы, это точно! А у нас, как нарочно, и бригада хороших гранитчиков была наготове, и гранит можно было недорогой с Урала привезти… Всё посчитали – у меня, аж слюнки потекли! Подписали договор, получили аванс, начали работать. На весь аванс закупили гранита. Рабочих первое время из своих денег оплачивали. Что дальше?! Почти половину сделали, и с процентовкой в Главмасстрой, к заму: «Пардонтий! Вот уже половину сделали, подпишите процентовочку. Нужны деньги на закупку гранита и рабочим заплатить…».
– А это так положено? Процентовку? – уточнил Михаил Потапович. – Я в стройке совсем не разбираюсь.
– Это не только в стройке, Миш! – пояснил Карпыч. – Это везде положено. Акт выполненных работ вместе с процентовкой. Мне дали аванс – я его отработал, и за свой счёт ещё процентов двадцать-тридцать сделал. А материалы, вообще, сразу оплачиваются. Это, Миш, финансирование называется. Я же не банк, я не могу всё сразу за свой счёт строить – мне финансирование нужно!
– Ну и что зам?
– Зам раздулся, как воздушный шарик и начал на нас орать: «Вы куда пришли?! Вы с кем говорите?! Я – Кац! Но я же не «поц!» Вот доделаете всё – тогда и рассчитаемся. У нас не принято по двадцать раз авансы платить. У нас тут не шарашка!» Это я тебе без мата излагаю, знаю, что ты не любишь. Я тоже пытаюсь не ругаться, но на стройке без него, родимого, не получается.
– А он что, матерился?! – Михаил Потапович сделал удивленное лицо.
– Да, Потапыч, ты точно глушь нерадиофицированная! – он с интересом посмотрел на Михаила Потаповича. – Строители в основном говорят на матерном. Это объединяет. Тем более что на стройке сейчас столько национальностей – вот эскимосов пока не видел. Ладно бы работяги только ругались… Такого мата я даже у нас в Сибири не слышал. У вас в Кремле на каком языке говорят?
– В основном на английском. Реже французский, немецкий… Как-то раз даже польский слышал… Ну а когда наши говорить начинают – вообще ничего не поймешь. У них какой-то экономико-воровской язык. Особенно у Хайдара. Я лучше английский понимаю… Иногда Папа выходит в коридор – тогда уж затыкай уши!
– А как ты понял, что польский? Ты же его не знаешь? – удивился Карпыч.
– Так я кроме английского никакого не знаю… Но можно же понять, когда говорят по-французски или по-немецки… И польский тоже: почему-то он ассоциируется с «шарошкой». Много шипящих звуков…
– У меня случай был с приятелем… Он в самом начале перестройки челночил… Только не сюда, как это большинство челноков делают, а отсюда. В то время у нас ещё много всяких товаров производилось… Так он целое состояние сделал! Знаешь на чём? – Карпыч ехидно посмотрел на Михаила Потаповича.
– На чём? – ему было не очень интересно слушать, он думал о своём, но надо было как-то отвлечь Карпыча: «Пусть поболтает, – подумал Михаил Потапович, – он уже начал отвлекаться от своих грустных дел, похоже, что действительно влип!»
– На иголках для швейных машинок! – Карпыч заулыбался. – Представляешь?! И возил он их в Польшу под заказ. Каждая ездка – килограмм под сто, заодно и мышцы накачал. Правда, в то время эти иголки просто так тоже нельзя было купить: договаривался в торгах, платил таможенникам… Но с каждой ездки без полтинника зеленых не приезжал! Несколько квартир в Москве купил! – Карпыч оживился, он очень любил рассказывать всякие смешные истории, анекдоты. – Когда спрос на иголки закончился, стал ездить в Турцию. Чем он там торговал – не помню… Заходит он как-то в лавку в Стамбуле и начинает предлагать свой товар, что-то по названию очень похожее на «шарошки»: то ли свёрла, то ли фрезы, то ли шарошки… Турки, молча разворачивают его лицом к двери и дают сильного пинка под зад! Оказавшись на улице, и потерев ушибленную задницу, он, с характерными для нашего человека выражениями влетает обратно в лавку разбираться. А турки, сразу поняв по акценту и специфическим выражениям, что перед ними россиянин, начали извиняться: «Извини, мы тебя за поляка приняли…». Иногда можно понять, что за язык, даже не зная его.
– Послушай, – перебил его Михаил Потапович, – так с подрядом-то чем закончилось? Так и не оплатили Вам процентовку?
– Да уж… Оплатят они, как же… Потом мы узнали, что это у них отработанная схема, – Карпыч опять стал расстраиваться, – причем, безотказная. У них в городском хозяйстве, вообще, всё очень хорошо продумано, как денег украсть! Как говорит мой знакомый следователь: «К сожалению, сейчас за это не сажают». Понимаешь, мы уже половину работы сделали, а денег от них только часть получили – аванс. Уже свои вложили. И что? Бросать всё?! Тем более что расценки очень приличные, можно хорошо заработать. Пришлось доделывать за свой счёт. Я вложил туда все свои сбережения, в том числе и те, которые на гараж отложил, а Юрка занял под процент у горцев. Главное, нужно было быстрее доделать, сдать всё и получить деньги от Каца.
– И что? Не смогли доделать? – сочувственно поинтересовался Михаил Потапович.
– Как это, не смогли? Что там доделывать-то? Проблемы только с финансированием и бывают. Заняли денег, всё очень быстро доделали, даже акт подписали. Выставили счёт – всё как положено. Недели две ждали – проценты же у Юрки капают! – Карпыч расстроено махнул рукой. – Потом всё-таки пошли к этому, Кацу, или Поцу, как там его, с которым Юрка договор подписывал.
– Ну и что он?
– Что?! Отказался рассчитываться категорически и в извращенной форме! – расстроено заключил Карпыч, – Причём, даже без объяснения. «Не будет вам денег, и не надейтесь. Строители вы хреновые, скажите спасибо, что хоть аванс получили. За вашу работу и этого много. А будете выступать – лицензию отзову!», – вот и весь разговор!
– А как это он лицензию отзовет? Не он же лицензию выдавал! – удивился Михаил Потапович.
– Лицензии в Москве не выдаются, Миш, они продаются. На всё есть определенные расценки. Чтобы получить лицензию на любую деятельность, надо просто заплатить деньги. Строительные ли лицензии, транспортные… Хоть на запуск ракет в космос! Нужна лицензия – плати бабки. Допустим, ты хочешь получить лицензию на автомобильные перевозки. У тебя большое автомобильное хозяйство: автомобили, гаражи, водителей куча. И стоит она, допустим, пять тысяч баксов, неофициально, разумеется. Пока ты эти деньги не заплатишь – не получишь её никогда. Замучают! И я голенький приду получать: ни машин, ни гаражей… Ничего! Плачу эти же деньги, и сразу получаю лицензию. Хочешь городскую, хочешь федеральную. Открой любую газетенку или Интернет – куча объявлений! – Карпыч грустно вздохнул. – Ну а отозвать лицензию у неугодной фирмы для Каца – пара пустяков: один звонок – и нет лицензии! Весь этот стройкомплекс – одна банда! Прав был Сергей Сергеич… – он обречённо вздохнул.
– Просто бандитизм какой-то! – воскликнул Михаил Потапович. – Знаешь что, Вить, я попробую поговорить у себя на работе, у нас же высшее начальство. Может, они помогут как-то?! Позвонят, скажут чтобы оплатили ваши счета?..
– Никуда они не будут звонить, Миш! Ты не понимаешь, как они работают. Каждый ворует на вверенном ему участке. И ничего с этим не сделаешь. Будем с Юркой как-то думать, как-то решать… – Карпыч совсем расстроился.
– А я всё-таки поговорю. Давай, Вить, в шахматишки сыграем. Отвлечёмся…
– Давай, – грустно согласился Карпыч.
Михаил Потапович очень любил шахматы, любил думать, просчитывать ходы… Карпыч, наоборот, шахматы не любил, но, чтобы доставить удовольствие другу, иногда соглашался сыграть. Причём, исход поединка всегда был предсказуем.
– Мат! – громко объявил Михаил Потапович после непродолжительной борьбы и победно посмотрел на Карпыча. – Как я тебя, а?
– Как, как?! Ты же знаешь, что я в шахматы, крокет и бейсбол играть не умею, – с лёгким раздражением ответил он. И действительно, Карпыч был мастером спорта по дзю-до, – я знаю, только, что конь буквой “ Г ” ходит.
– Ну что? Давай я тебя еще разок обыграю, боишься? Я тебе фору дам! – Михаил Потапович насмешливо посмотрел на Карпыча. – Я же понимаю, что ты плохо играешь… А я, если мне потренироваться, может, и на уровне мастера спорта играть смогу…
– Мастера спорта?! – иронически воскликнул Карпыч. – Какого это спорта? Это по шахматам, что ли? Тоже мне спорт! – он громко рассмеялся. – Спортсмены. Да они в жизни ничего тяжелей ферзя не поднимали. Ты посмотри на этих чемпионов. Ручки – как ножки, ножки – как вилочки, и все, как на подбор, в очках! – Карпыч откинулся на спинку стула и глубокомысленно сказал:
– Чтобы шахматы стали настоящим спортом, там надо все правила изменить!
– Как это? – обиженно спросил Михаил Потапович. Он любил шахматы, давно играл в них, и ему было очень неприятно слышать такие нападки на шахматы.
– А так! – Карпыч оживился. – Во-первых, пардонтий, шахматное поле должно быть не меньше футбольного, метров, этак, сто на сто, а не как сейчас – на фанерке. Это раз! Во-вторых, каждая фигура должна весить не менее тридцати килограммов, а то королевой раз – туда, через всё поле, раз – обратно. Кукиш! Подумал бы Карпов или Каспаров, нет, скорее Карпов, прежде чем так ходить, дотянет ли он её вообще туда, или нет, фигуру-то? Потом, за игрой надо следить с вышки высотой метров пять и без ступенек; туда и обратно по канату: ручками – ножками, ручками – ножками… Раз-раз, раз-раз! Теперь, часы поставить за сто метров от поля и чтобы с полосой препятствий. Пока добежишь, следующий ход обдумаешь: конем ли ходить или королевой через всё поле, а может быть лучше пешечкой-малышечкой лёгонькой на одну клеточку. Обдумаешь, пока бежишь, сделаешь ход, а там можно и на вышку лезть – отдыхать! – Карпыч оживился и весело и разгорячено излагал новые правила шахматного спорта, а Михаил Потапович слушал его с грустью, но потом, постепенно тоже развеселился и потихоньку стал вставлять свои предложения:
– А в конце полосы препятствий, – добавлял он, – водную преграду! Да? А по часам долбануть от всей души, как по телефону-автомату, а то не переключатся!
– Правильно! – поддерживал его Карпыч. – Обратно в противогазе через дымовую завесу, тогда делай ход. Вот это будет спорт! Настоящие спортивные шахматы. Тогда и мастером спорта по шахматам будет не стыдно называться! – они ещё посмеялись, потом Михаил Потапович, делая серьезное лицо, задумчиво сказал:
– Да. Правильно! Мы с тобой только что наглядно доказали, что абсолютно любую, даже самую умную и смелую мысль, можно путем логических преобразований довести до полного абсурда! – и он тяжело вздохнул.
– Ты что-то тоже не очень весёлый? – Карпыч внимательно посмотрел на друга. – Как у тебя на новой работе? Устаёшь?
– Да нет. Не устаю. Работы немного. Непривычно как-то, – Михаилу Потаповичу хотелось поделиться с Карпычем, рассказать про новую работу, посоветоваться. Но он не мог: и подписка, и просто боязнь, дело ведь не шуточное – самый верх.
– А ты переезжай ко мне, хоть и тесновато, но поместимся.
– Спасибо, Виктор, за приглашение, я подумаю… И насчёт тебя поговорю, может, помогут.
Михаил Потапович встал и начал собираться.
– Завтра на работу, поеду я… Ты не переживай, всё образуется.
Глава 6. Заседание правительства
В Кремле у Михаила Потаповича был маленький кабинет. Скорее даже не кабинет, а так, комнатёнка: стол, стул и тумбочка… Он сидел за столом и корчил морды в зеркале… Иногда что-то приговаривал. Со стороны могло показаться, что немолодой уже человек валяет дурака:
– Не отступлюсь, панимашь, от курса реформ!.. – он скорчил дурацкую морду и, подражая голосу Президента, продолжил:
– Да я, панимашь, на рельсы лягу!.. – кричал Михаил Потапович. – Тридцать восемь, панимашь, снайперов! – он сделал руками жест, как будто держал винтовку и целился. – И у каждого снайпера, панимашь, по стакану с водкой, панимашь! – он показал зеркалу язык. Потом у него был урок подделки почерка и росписи. Он писал различные резолюции и, чуть высунув от старания язык, ставил подписи. «Расстрелять на помойке! – выводил он резолюцию. – Наградить ведром водки! Отказать без объяснения причин!» Потом стал совмещать: ставил подписи на чистых листах, корчил рожи и кричал в зеркало:
– Что ты, рыжая морда, панимашь, ещё хочешь? Ваучер тебе подписать, панимашь? Давай, панимашь, приклею его на твой конопатый, панимашь, исполкомовский лоб! А-фи-цер, панимашь, рыжий пейс! На рельсы тебя, панимашь, брошу! – Михаил Потапович вошёл в раж и не заметил, что в кабинете появился Шулер. – Нефть тебе? Панимашь! Газ тебе? Панимашь! Ложками забью!!!
– Очень, очень хорошо! – радовался Шулер. – Только потише немного, в коридоре люди оборачиваются. Я тобой доволен. И почерк, и подпись похожие…Только лицо… Выражение лица надо натуральнее: пустой огонь в глазах, выражение бессмысленное и, главное, маниакальный, неопохмелённый напор…
– Водку давай! Панимашь! Сначала водку давай! А потом советы! – заорал Михаил Потапович, сильно затопав ногами. Шулер слегка опешил, но собрался:
– Хорошо… Вполне похоже… Только не по теме. Ты больше про реформы, рельсы… Про водку не нужно! – он грустно вздохнул. – Всё хорошо, только выражение лица немного не то… Ты никогда, что ли, запоями не пил? – Шулер задумался. – Придётся всё-таки тебя в «Кащенко» к психам свозить. Посмотришь, запомнишь, какие у них выражения на лицах. «Неопохмелённый алкаш перед завтраком».
– Не надо! – испугался Михаил Потапович. – Потренируюсь, и всё получится.
– Сегодня Швайник проводит заседание правительства. Поедем вместе – посмотришь… Жду тебя у машины.
За столом для заседаний правительства расположилось много людей. На месте председателя сидел Хайдар. По правую руку от него находился Рыжпейс, по левую – Бурдалис. На менее почётных местах сидели министры: и Козырьков, и О?вен, и ещё много всяких министров. Все слушали Хайдара:
– Как я уже говорил, некоторые акцептанты путём агрессивной дезинтермедиации не достигают необходимых декортов…
Когда в зал вошёл Шулер с Михаилом Потаповичем, Швайник замолчал и встал. За ним встали и все остальные члены правительства. Шулер подошёл к Швайнику, поздоровался с ним за руку, потом поздоровался за руку с его заместителями, Бурдалисом и Рыжпейсом, кивнул всем остальным:
– Садитесь, господа! Продолжайте заседание правительства. А мы послушаем…
Все с шумом уселись на свои места, а Шулер с Михаилом Потаповичем в некотором отдалении. Швайник продолжил:
– Наипервейшая задача нашего правительства, товарищи, при помощи метода кумулятивного построения авуаров и пассивной банковской франшизы редисконтировать положительный эквайринг, причём, обращаю на это особое внимание, наши глобальные деривативы не должны пострадать! Тогда никакой форфейтинг и даже актуарные расчёты не обеспечат хеджирование и уход в фискальный оазис! Видите, как это просто… Теперь фискальный оазис не катит никому! – он причмокивал, присасывал, показывал всем зубы. Министры прикладывали неимоверные усилия, чтобы понять, о чём он говорит, но, судя по выражениям их лиц – не понимали. Только заместители делали вид, что понимают. Они изредка кивали головами, но по скучающим выражениям на их лицах было ясно: делают они это чисто автоматически. Михаил Потапович даже не стал вникать в речь фёст-министра: откровенно разглядывал зал, людей… До настоящего времени он общался только со Швайником и его замами. Шулер, очевидно, тоже не мог понять, о чём говорит фёст-министр:
– Хайдар, – резко одернул он оратора, – ты не на заседании редколлегии журнала «Коммунист» и даже не в газете «Правда». Говори понятно, без терминов.
– Слушаюсь! – ответил Швайник, качнул щёчками, причмокнул и показал Шулеру зубы. Шулеру это не понравилось.
– Говори уже!
– Вам докладывать? – осведомился Швайник, хрюкнув.
– Министрам, министрам докладывай! Я тут гость… Проводи заседание правительства, наконец!
Фёст-министр устроился поудобнее в своём кресле, прочмокался, прохрюкался и начал докладывать, старясь говорить понятно:
– Основная задача нашего правительства, как вы все знаете, сломать хребет тоталитарному режиму! Нанести ему, товарищи, сокрушительный удар и уничтожить полностью. После того, как мы путём подписания Пьяно-пущинского соглашения максимально минимизировали территорию страны, необходимо закрепить и развить успех. За очень короткое время, товарищи, нам удалось построить рыночную экономику в стране, а это уже явный переход к демократии, – Швайник хрюкнул и потряс щёчками. – И главное наше достижение в этом вопросе – либерализация и отпуск цен!
Шулер слушал и удовлетворённо кивал головой. Михаил Потапович, наоборот, слушал настороженно, удивлялся, но вида, пока, не подавал.
– Отдельные недоброжелатели и приверженцы тоталитаризма и кровопролития выступают с критикой: мол, гиперинфляция, разорили население, зарплаты не хватает и на буханку хлеба! Ну и что, что инфляция 2600 процентов? Через два, максимум три месяца, цены начнут стремительно падать!
– Как это падать? – удивился Шулер.
– Ты что? – подлизался Рыжпейс. – У меня приватизация пошла. Разоримся!
– Извините! – засуетился Швайник, тряся щёчками. – Я перепутал: «падать» – это для прессы. С чего бы им вдруг падать? С какого перепугу? Так вот. Да, говорю я, есть трудности. И мы для победы демократии и либерализма успешно их преодолеем! – Швайник хрюкнул.
Министры, сидящие на заседании, громко захлопали в ладоши. Многие поднялись с мест и аплодировали стоя. Раздались крики: «Ура!» и «Браво!» Фёст-министр просиял. Как ему этого не хотелось, но он, подняв руку, призвал министров к порядку и продолжил:
– И мы ответим критикам из Верховного совета: что же нам оставалось делать, когда… – он запнулся, – когда в стране… – Швайник растерянно посмотрел на министров, причмокнул и стал перебирать на столе бумаги. – в стране… Когда… – нужная бумага не находилась.
– Когда в стране, – громко подсказал с места Шулер, – продовольствия осталось на три дня, и надвигается голод!
– Точно, точно… Спасибо, доктор. Страна стояла на грани голода, и мы вынуждены были отпустить цены! – опять раздались аплодисменты. Михаил Потапович ничего не понимал. Он решил уточнить кое-что у Шулера.
– Я немножко не понял, – шепнул он Шулеру на ухо, – какой голод? Какие три дня? С продуктами, конечно, паршиво, но крупы, мука, соль… Это же всё есть. И потом, почти вся страна, за исключением больших городов, уже давно живёт натуральным хозяйством… С мясом и рыбой плохо, но остальное же есть…
– Это стандартная фраза из Плана, – отмахнулся от него Шулер.
– Из какого Плана? И ещё: остался же Гохран на случай чрезвычайных ситуаций. Я знаю, что его, то ли на год, то ли на три хватит, чтобы не допустить голод!
– Я тебе потом про План расскажу, не мешай слушать…
– Хорошо.
Тем временем Швайник продолжал, похрюкивая от удовольствия и тряся щёчками:
