Сергей Тамбовский "Младший научный сотрудник – 6"

– Это Петр Балашов, – не стал отвечать мои вопросы Наумыч, – а это Гюнтер Шульце, будьте знакомы.

– Очень приятно, – пожал я ему руку, а Наумыч оперативно разлил содержимое бутылки по трем рюмкам (я присмотрелся – это даже и не коньяк был, а совсем даже кальвадос, с ума сойти).

– За успех нашего предприятия, – сказал дежурный тост Наумыч, и мы дружно опрокинули рюмки. – А теперь давайте подробнее.

Он пододвинул мне какой-то предварительно заказанный салатик, я зацепил вилкой листик чего-то овощного и ответил:

– Давайте, я не против… вы из какой страны приехали, если не секрет? – задал я прямой вопрос этому Гюнтеру.

– А что, есть какие-то сомнения? – ответил вопросом на вопрос Наумыч, – где еще бывают Гюнтеры, кроме Германии?

– Вы будете смеяться, – смело ответил я, – но как минимум в 4-5 странах, перечислить? – и я, не дожидаясь знаков согласия, продолжил, – загибайте пальцы – половина Бельгии, французские Эльзас с Лотарингией, две трети Швейцарии и Австрия целиком… ну еще по мелочи в Польше, Чехословакии и Венгрии.

– А вы начитанный молодой человек, – перехватил у Наумыча нить беседы фирмач, – действительно во всех этих странах живет много немцев и говорят там преимущественно на немецком.

Говорил он на очень приличном русском с едва уловимым акцентом – ну ясно, в 42-м или 43-м, наверно, у нас его выучил под Смоленском или Ростовом. Но вслух я этого, естественно, не произнес, а только кивнул, поэтому Гюнтер продолжил.

– Я работаю в компании Сименс, – сказал он, крутя в руках бокал с кальвадосом, – а если точно то в Сименс-Акциенгезальтшафт, город Мюнхен, Бавария.

Акционерное общество, всплыл у меня в голове перевод, а что, совсем неплохой вариант – ай да Наумыч, ай да сукин сын, какую рыбину сумел выловить.

– Компания большая и уважаемая, – ответил я, – пробу некуда ставить.

Гюнтер немного напрягся при слове «проба», видимо знание русских идиом у него было не самым лучшим, но быстро собрался и продолжил.

– У нашей компании есть к вам, уважаемый Петр, одно деловое предложение.

– Внимательнейшим образом слушаю, герр Щульце, – ответил я, основательно приложившись ко второму бокалу кальвадоса… а внизу тем временем началась музыкальная программа, да, это был все тот же Александр Серов.

– Вы передаете нам… компании Сименс то есть… права на выпуск электронной игры с названием… как уж его? – спросил он у Наумыча, тот подсказал, – с названием Тетрис, а также два готовых образца изделия, принципиальную схему и программное обеспечение к ним…

– И что я получу взамен, герр Шульце? – спросил я с самым невинным видом (а сам между делом вдруг вспомнил, что шульце на белорусском означает дурак… но на немецком наверно все же что-то другое).

– Сто тысяч немецких марок единовременно и два процента с прибыли от продаж данного устройства в течение десяти ближайших лет.

– Неплохо-неплохо, – пробормотал я, – а как я, например, смогу проконтролировать размеры этой самой прибыли? Согласитесь, что вам абсолютно ничего не помешает сказать, что вместо прибыли получился сплошной убыток и никаких процентов мне не полагается.

Немец прищурился, потом усмехнулся и довольно толково ответил:

– Нашей компании, герр Балашов, более 130 лет, среднегодовой оборот сейчас составляет около 50 миллиардов марок, чистая прибыль 5,5 миллиардов. Наша продукция продается в 89 странах мира… сами посудите, зачем нам такие репутационные риски, тем более по такому незначительному поводу, как ваша игра…

– Но-но, – не смог удержать себя я, – если я что-либо понимаю в рынке электронных игр, годовой оборот которого составляет сейчас примерно 10-12 миллиардов долларов, моя незначительная игрушка сможет отвоевать не меньше 5-6% этого рынка. А это, как легко подсчитать, где-то в районе полмиллиарда баксов – поменьше, конечно, чем у Сименса, но в целом сравнимо.

Шульце с Наумычем переглянулись, и немец сформулировал свой ответ:

– У вас чрезмерно оптимистичная оценка своих перспектив, господин Балашов.

– Хорошо, урежем ее на порядок, – не стал спорить я, – но и пятьдесят миллионов долларов, что составляет сто миллионов марок в принципе тоже неплохие деньги.

– Ладно, – поморщился немец, – давайте оставим этот бессмысленный спор о… как это у вас в России говорят… о шкуре неубитого медведя. И давайте сосредоточимся на более просчитываемых вещах.

Ого, подумал я, кажется, я ошибался насчет знаний Гюнтера в области русских идиом.

– Давайте сосредоточимся, – вслух сказал я, – сто тысяч – это слишком скромная сумма, душа такую не принимает…

– Хорошо, – ответил немец, – назовите цифры, которые ваша душа примет.

– Миллион, – быстро вылетело из меня, – и не два процента, а четыре.

Торговались мы недолго, но яростно… в итоге лям марок сократился до семисот тысяч, а четыре процента до двух с половиной.

– Согласие, – подытожил я результаты нашего торжища, – есть продукт при полном непротивлении сторон. По рукам?

Александр Серов затянул внизу свое неизбывное «Йа льублю тьебя до сльоз», а Гюнтер протянул мне свою мозолистую руку.

– Документы будут готовы завтра, – сказал он, – вам только останется вписать туда название банка, куда мы будем перечислять гонорары. А с вашей стороны должны быть обеспечены два работоспособных образца и все документы к ним.

– Стоп, – потер я рукой лоб, – чтобы обеспечить все это, мне нужно съездить в свой родной город, а это займет минимум двое суток… так что перенесем, пожалуй, встречу на 19 октября… можно прямо здесь же.

– Нет, здесь будет не совсем удобно, – улыбнулся обаятельнейшей улыбкой Гюнтер, – о месте встрече я сообщу дополнительно, ваш телефон у меня есть.

Кальвадос мы допили до донышка, не пропадать же добру, после чего я распрощался с ними обоими и двинул к гостинице Украина, благо это совсем рядом, мост только через Москву-реку одолеть. Переходя через Калининский мост, будущий Новоарбатский, невольно припомнил, как с него будут палить танки в 93-м… капитальная заварушка тогда случилась, все же на волоске висело, либо налево к Ельцину, либо направо к Руцкому все могло съехать… больше повезло Ельцину, а жаль.

Пепел Че Гевары стучит в наши сердца

Педро тем временем пропустил меня вперед, чтобы удобнее контролировать было, наверно, и мы не бегом, но очень быстрым шагом углубились в заросли, которые начинались прямо за хилерской хижиной.

– А донде вамос? (куда мы идем), – выцепил я из своей долговременной памяти испанскую фразу.

– Донде ир (куда надо), – буркнул он в ответ, я понял его настроение и больше вопросов не задавал.

Филиппинские джунгли немного смахивали на гавайские, но с местными особенностями – подлеска тут практически не имелось, а деревья вымахивали на добрую сотню метров вверх. Интересно, всплыла в голове глупая мысль, водятся ли здесь грибы и можно ли их есть?

– Парарсе! – вдруг скомандовал Педро, и я почему-то его понял и застыл на месте.

А он ткнул стволом АКМа мне в спину, показав пальцем на землю – я подчинился и лег на филиппинскую травушку-муравушку, он рядом расположился. Так мы пролежали минут пять, не шевелясь, потом он сделал знак вставать и двигать дальше. Видимо кто-то в его поле зрения попал, подумал я, сам-то я ничего не заметил.

Следующие полчаса мы целенаправленно двигались куда-то на восток, судя по расположению солнца справа и впереди, я уже устал и начал прихрамывать – кроссовки, кои я прикупил в гонолульском секонд-хенде, хотя и казались на вид разношенными, все же правую ногу мне сумели натереть. Педро заметил мои проблемы и милостиво разрешил передохнуть. Мы уселись рядом на поваленную пальму, и он достал из рюкзака что-то, завернутое в белый холст. Это оказалась большая лепешка из кукурузы, половину он мне протянул. Пока мы жевали эту лепешку, практически прямо на нас из кустов выскочил дикобраз… ну да, как ежик почти, только раза в три больше.

– Пуэрко эспин, – пояснил мне Педро, – тенемос мучос де эллос (у нас много таких бегает).

Он сделал выпад автоматом в сторону зверя, тот сначала напружинил свои иголки и зашипел, а потом резко скрылся в том направлении, откуда вылез. Ну а мы после отдыха двинулись дальше и еще через полчаса дошли таки до нужного места. Это был схрон, прямо вот натуральный, как у бандеровцев в Великую отечественную. Снаружи вообще ничего заметно не было – шел бы я один, так и мимо прошел бы, не останавливаясь. Педро постучал прикладом автомата в ствол рядом растущей сосны, не абы как, а условным стуком, три раза быстро, потом еще два раза с большой паузой. Полукруглый кусок травы после этого приподнялся, открыв земляные ступеньки вниз – открыл его еще один партизан, молодой парнишка с пистолетом в руке. Он внимательно оглядел нас обоих, справился, кто я такой, получил ответ, который я не смог расшифровать, и следом мы все трое спустились вниз метро на пять…

Тут было просторное помещение квадратов в двадцать, если не в двадцать пять, посередине стол с лавками, по стенам стеллажи с какими-то тюками. За столом сидело пятеро, все бородатые и в камуфляже. Слава богу, нашелся один англоговорящий товарищ, он и взял на себя труд обеспечить коммуникацию между мной и всеми остальными.

– Педро говорит, что ты хороший врач, – сразу перешел он к делу, – это правда?

– Хвастаться не буду, – пожал я плечами, – но пару десятков вроде вылечил.

– Это хорошо, – задумался этот товарищ, назвавшийся, кстати, Пабло (Павлик, значит, мысленно перевел я), – ты из России? – задал он следующий вопрос.

– Точно, – ответил я, – из Советского Союза, если точно.

– Как сюда попал?

– Это очень долго рассказывать, – ответил я, усаживаясь на край лавки, – час минимум.

– А мы никуда не торопимся, – сообщил он мне, садясь напротив, – рассказывай.

Я вздохнул и перешел к развернутому рассказу про свои похождения за последний месяц. Кое-что выпустил, конечно, про бандитский вертолет, например, и про безхозное золото. И про Гавайи далеко не все поведал… как я и говорил, заняло это около часа.

– Как, говоришь, твоего напарника звали? – это все, что заинтересовало Пабло.

– Цоем его звали, он кореец по национальности, – ответил я.

– Нам сегодня встретился один кореец… или китаец возле реки, – сообщил он, – только он мертвый был.

– Правда? – удивился я, – и где он сейчас?

– Там и оставили его, на берегу, – сказал Пабло.

– Можно посмотреть? – попросил я.

Пало посовещался с остальными и кивнул головой – можно, мол.

– Только без глупостей, – предупредил он, – стрелять будем без предупреждения.

Знаю-знаю, мысленно отвечал ему я, шаг в сторону считается за побег, прыжок на месте – провокацией, конвой открывает огонь без предупреждения. К реке меня сопроводили двое – этот Пабло и старый знакомый Педро. Река… ну рекой это язык не поворачивался называть, ручей просто… тек в сотне метров от схрона. Быстрый и холодный, по камешкам его запросто можно было одолеть почти в любом месте.

– Вон он, – ткнул стволом Пабло в нагромождение камней на ближнем к нам берегу.

Я подошел поближе… да, это был мой кореш Цой, с которым мы пуд соли съели и прошли через немалое количество испытаний – признаков жизни он никаких не подавал.

– Серпьенте (змея), – сообщил мне Педро, – тенемос мучос де элльос (у нас их дохрена).

Вот так, дружище, мысленно вздохнул я, настигло тебя проклятие вещего Олега…

– Да, это мой друг… надо бы его похоронить, – сказал я им обоим.

Партизаны въехали в ситуацию и даже обеспечили мне штыковую лопату, но копать никто из них, конечно, не собирался – пришлось мне одному все сделать. Выбрал место на возвышенности между двумя вековечными соснами и выкопал прямоугольник полметра на два и глубиной в метр тоже. Копалось довольно легко, тут практически один песок был, сосны же вымывают из почвы все остальное.

– Готово, – сказал я Пабло, вытерев пот со лба, – поможешь?

Вот тут помочь он не отказался – вдвоем мы занесли несчастного Цоя в могилу, я быстро забросал ее землей и соорудил сверху что-то наподобие креста. Может, он и не был христианином, я не выяснял как-то, но на небесах разберутся, наверно, в ведомственной принадлежности…

А Педро даже прочитал отрывочек из какого-то псалма на латыни, потом мы все трое перекрестились, я справа налево, они наоборот, и далее мы вернулись в наш схрон. Там на столе стояла уже какая-то еда в глиняных чашках и питье в большом кувшине. Пабло передал мне, что надо поужинать, а потом со мной все вопросы порешают.

Ели все вместе из одной большой миски – я живо вспомнил свои первые сельхозработы в деревне Анютино, там студентам тоже так вот суп с картошкой обеспечивали. В миске оказалось что-то вроде вареной кукурузы, перемешанной с мясом, в принципе есть можно. А в кувшине совсем даже не алкоголь был налит, а какой-то шипучий напиток вроде нашего кваса.

– Ну чего, Петер, – сказал по окончании трапезы Пабло, – давай твой вопрос решать…

– Давай, – согласился я, – мое предложение интересно?

– Говори, – насторожился он.

– Я лечу всех ваших больных и раненых, после этого вы отвозите меня в Манилу. Вот и все на этом…

Пабло передал обществу смысл моей речи, и они все вместе оживленно начали обсуждать ее – я совсем ничего не понял, говорили они быстро и невнятно. Наконец, Пабло повернулся ко мне и дал краткую выжимку из их обсуждения:

– Ты знаешь, кто мы такие? – спросил он, сурово сдвинув брови.

– Догадываюсь, – ответил я, – филиппинские партизаны наверно.

– Точно, – подтвердил он, – а за что и против чего мы боремся, в курсе?

– Очень приблизительно, – честно признался я, – наверно за все хорошее против всего плохого.

Пабло перевел мои слова, все дружно рассмеялись, а он продолжил беседу.

– Наша освободительная армия была создана в 1942 году, когда Филиппины оккупировали японцы – так что освобождение нашей страны в 1945 не в последнюю очередь произошло благодаря партизанским отрядам. Но потом власть в стране захватил манильская клика плутократии и клептократии…

Я чуть не подавился – надо ж, какими терминами местные партизаны владеют.

– И руководство приняло решение продолжить вооруженную борьбу. Потом случился 1968 год и раскол нашей партии на просоветскую и прокитайскую…

– Да, – подтвердил я, – это была большая ошибка, ссора двух крупнейших коммунистических стран мира.

– Те, которые пошли за русскими, борьбу прекратили, предатели… а прокитайская фракция до сих пор борется и побеждает.

– Судя по этой землянке, – позволил я себе ехидную шпильку, – не очень заметны ваши победы.

– Это не наш район, – хмуро парировал Пабло, – если сдвинуться к югу Лусона или вообще перебраться на Минданао, там нам подчиняются очень большие территории, целые районы и города.

– А откуда у вас оружие? – не смог сдержать любопытства я, – для его производства нужны довольно сложные механизмы и обученные работники.

– Есть у нас и механизмы, и работники, а если чего не хватает, то китайские товарищи помогают, – отбрил он меня сходу. – Так вот, Петер…

Тут он ненадолго задумался, но потом продолжил.

– Так вот… мы предлагаем тебе влиться в ряды борцов за народное счастье – будешь трудиться врачом в одном из наших освобожденных районов.