Татьяна Профир "Почтовая марка"

– Честно, мне сегодня не до работы. Нужно ещё позаботиться о похоронах, обзвонить всех друзей и коллег Самуила Карловича, заказать ресторан. Не знаешь, когда можно забрать тело? Забыла спросить следователя.

– Не знаю. Если хочешь, могу помочь.

– Хорошо, пришлю часть контактов, обзвони. Дату тоже вышлю, но позже. Придётся снова пообщаться со следователем, что очень не хочется.

– Квартира опечатанная, как думаешь достать контакты? – спросила Леночка.

– Поищу в кабинете старые записи, – произнесла Ангелина, – схожу в музей, побеседую с его коллегами, может, что-нибудь посоветуют. И, наверное, помещу некролог и фотографию Самуила Карловича в газету. Если до кого не дозвонимся, прочтут в газете. Ты тоже не задерживайся, если никого не будет, иди домой.

– Хорошо, – согласилась Леночка, – созвонимся.

*****

Ехала за город, Ангелина по привычке выбрала дорогу мимо дома профессора. Проезжая около здания из серого кирпича, почувствовала тошноту от вчерашних воспоминаний и вида трупов. Она припарковала машину у обочины и приоткрыла окно, но от паров бензина и выхлопных газов от автобуса, ворвавшихся с улицы, стало только хуже. Ангелина вышла из машины и пошла в маленький магазин на углу дома за питьевой водой. Не любила эту продуктовую лавку, которая славилась просроченными товарами, подделками и неприветливым, грубым персоналом. Воды, марки которой предпочитала Геля, не было, и она достала с полки маленькую бутылку с надписью на этикетке «Вода для детей» и милой пухлой мордашкой. У кассы её остановила соседка Самуила Карловича Галина Павловна, явившаяся свидетелем бегства Ангелины из квартиры профессора в день убийства.

– Как хорошо, что я вас встретила, – произнесла Галина Павловна, двигая наполненную корзину ближе к кассиру. – Подождите, хочу вас расспросить.

В другое время Ангелина сказала бы, что ей некогда, но у неё тоже имелись вопросы к соседке, и она остановилась и даже помогла сложить в пакеты продукты.

– Александра Павловна, давайте я помогу вам донести до квартиры, – предложила Геля.

– Какой кошмар, в нашем доме убийство, и кого! Добрейшего интеллигента, Самуила Карловича, – с сожалением произнесла соседка. – Вы там были. Как спаслись?

– Сама не понимаю, как. А вы случайно не видели ничего подозрительного около подъезда вчера или позавчера? Может, кто-то приходил к Самуилу Карловичу незнакомый?

– Вадим всю неделю ходил. Вас вчера видела, как убегали, а за вами мужчина такой страшный бежал. На моих глазах под машину попал, я как раз к подъезду подходила, он меня чуть с ног не сбил. Какой ужас! И в подъезде ещё один лежал. Весь вечер полиция по квартирам ходила и расспрашивала, «скорая» приезжала. Пришлось снотворное перед сном выпить.

– Вадим в котором часу был?

– Часов в восемь пришёл, а когда ушёл, не видела. Я за молоком пошла, но не в наш магазин, а на троллейбусе поехала в большой супермаркет. Вы думаете, бандиты решили ограбить профессора? Почему в квартиру залезли, когда хозяин дома? Он всегда такой аккуратный, дверь запирал, чужих не пускал. И эта женщина?.. Откуда она?

– Наверное, погибшая с ним договаривалась о встрече заранее. У меня сложилось такое мнение, что он её ждал. А бандиты следили за ней или за домом Самуила Карловича, не знаю… Пришли, вот ваша квартира. Донесёте пакеты до кухни?

Она передала тяжёлые пакеты и улыбнулась.

– Спасибо. Здесь сама справлюсь. Следователь тоже спрашивал про бандитов, но я их впервые видела. Часто хожу в магазин, к внукам в соседний подъезд. Подозрительных не видела. Определённо они следили за женщиной. Это она их привела за собой. Если ещё попытаются в квартиру профессора проникнуть, позвоню в полицию.

– Хорошо. Не думаю, что бандиты вернутся, квартира опечатана.

До музея Ангелина добиралась довольно долго. Всю дорогу, за исключением пары поворотов, когда в её машину дул боковой ветер, леденеющая изморозь и липкий снег плотной коркой облепляли лобовое стекло. Дворники не успевали очищать, свободной от снега была лишь небольшая зона видимости. Наконец несколько километров пути преодолены, узкая загородная дорога вывела её к зданию музея. Около него на большой автостоянке не было ни одного свободного места. Геля объехала здания несколько раз, но втиснуться так и не смогла. Пришлось припарковаться на соседней улице и идти пешком. На ступеньках встретила одного из учеников Самуила Карловича, Сафронова Вадима.

Молодой человек не спеша поднимался по ступенькам, держась за поручень. Ноги, обутые в ортопедические ботинки, осторожно передвигал по скользким ступенькам. Он ещё в детстве перенёс туберкулёз костей и вынужден был ходить в специальной обуви, уравнивая длину ног.

Дворник, насмехаясь над работниками умственного труда или надеясь на их природную сообразительность, высыпал ведро песка посередине лестницы, далеко от перил, с одной и с другой стороны. Все, кто пытался подняться или спуститься, делали это, цепляясь за перила по бокам, скользя и падая, поднимаясь или спускаясь, не отказывали себе в крепких выражениях в адрес дворника вопреки своей интеллигентности.

Ангелина постаралась догнать удаляющуюся фигуру молодого человека. Внешностью он обладал непривлекательной, но в тоже время незаметной. Угловатый, неловкий человек с порывистыми движениями. Верхняя половина тела при хождении чрезмерно подавалась вперёд, напоминая позу просящего крестьянина. Сухие, когтистые по форме кисти с выраженными круглыми костяшками казались ещё более крупными и белыми от напряжения рук. Всё в нём говорило о неуверенности, неловкости, но первое впечатление обманчиво. Ангелине он больше напоминал скользкого ужа.

– Вадим, – позвала его Геля, приступив к непростому подъёму по лестнице, – подождите, пожалуйста. Хотела с вами поговорить.

Он протянул ей руку и помог подняться. Она ощутила цепкость его кисти и постаралась освободиться, как только коснулась ногой ровной поверхности у входа в музей. Она не знала, почему, но настороженно относилась к нему.

– Я уже знаю про Самуила Карловича, – опередил он вопрос Ангелины. – Большую утрату понёс наш музей. Он был превосходным специалистом в области реставрации картин. Многому научился у него. Жаль, но давно его не видел. Очень занят в архиве. Готовлюсь к диссертации.

– А я хотела узнать, может, вы в курсе: кто ему звонил в последнее время и договаривался о консультации, по какому вопросу? – поинтересовалась Геля.

– Ни в чём не могу помочь, – ответил Вадим, пожав плечами.

– Ещё хотела поговорить по поводу похорон, – продолжала разговор Ангелина. – Нужно оповестить всех, кто его знал и уважал. Не знаешь, как лучше сделать? Квартира опечатана, а контактов нет.

– Вам поможет Абрам Яковлевич Брунштейн. Они давние друзья, – пояснил Вадим, пропуская вперёд пройти девушку, распахнув дверь. – Он как всегда в своём кабинете.

– Спасибо, – произнесла она, – не буду тебя больше задерживать. – А сама подумала: «Что-то он не договаривает. Соседка видела его с утра в день гибели профессора».

В музее Геля ориентировалась хорошо. Она раз в месяц приезжала и помогала с архивом по просьбе Самуила Карловича. У неё даже было своё место – стол в конце большого помещения со стеллажами, заваленными историческими артефактами. Если бы не присутствие Дарьи Витальевны – хранительницы архива, то она ни за что там не осталась бы одна. Очень мрачное помещение, без окон и со специфическим запахом, несмотря на хорошую вентиляцию. Словно подземелье старого замка. Ангелина пересекла выставочный зал и завернула в служебный коридор. Заглянула в архив, оставила сумку и поздоровалась с Дарьей Витальевной. Она – вылитая смотрительница, до глубины души, которые сидят на стульях или ходят по залу музея и смотрят по сторонам, следя за порядком, чтобы посетители не прикасались руками к предметам старины и не мусорили. Это и понятно, Дарья Витальевна начинала карьеру со смотрительницы зала и выросла до хранительницы архива, чем очень была горда, и продолжала носить униформу среди стеллажей и шкафов с артефактами.

– Я как узнала, что случилось с Самуилом Карловичем, – всхлипывала дама, промокая глаза платочком, – так работать не могу. Отпросилась. Накопилось несколько дней переработок, взяла отгул. Надо прийти в себя. Профессор столько делал для музея.

– Как вас понимаю, – сочувственно произнесла Ангелина, – такое же состояние, если бы не обстоятельства, то весь день отсыпалась бы. Нужно организационные вопросы обсудить с шефом, он у себя?

– Был здесь.

Кабинет директора музея располагался в конце тупиковой ветки. Полумрак обволакивал не только узкое пространство коридора, но и скрывал стены с висевшими на них картинами. Тусклого света от одного единственной горевшей в плафоне лампочки хватало осветить только дверь, ведущую в кабинет, выхватывая из темноты висевшую вывеску с надписью «директор».

Ангелину закрытая дверь всегда вводила в ступор. Стучать или не стучать, вот в чём вопрос, как говорил классик в известном произведении. Она была уверена, что в общественное помещение стучать не надо, но вдруг находящегося по ту сторону двери человека застанешь в неудобном положении. Будет неловко. Хотя, что может быть в общественном месте?.. Но на всякий случай она постучала – уверенно, громко, и открыла дверь, не дожидаясь разрешения.

Абрам Яковлевич сидел за столом перед открытым компьютером и разговаривал с кем-то по видеосвязи. Он увидел Ангелину и пригласил её присесть жестом на стул около стола. Вскоре разговор закончился и директор переключил внимание всецело на Ангелину. Он достал начатую бутылку коньяка, плеснул в два широких бокала понемногу и протянул Ангелине.

– Я за рулём, – отказалась она.

– Тогда кофе, – предложил он.

– Пожалуй, не откажусь, – согласилась Геля.

Кофе-машина заворчала, как только профессор нажал на кнопку. Затем зафыркала, и коричневый вспененный напиток полился в белоснежные маленькие бокальчики тончайшего фарфора. Себе он добавил несколько капель коньяку, перед Гелей поставил чашку с чёрным кофе.

– Хороший был человек, – произнёс он. – И кому его надо было убивать?..

– Я не знаю, – ответила Ангелина, – хотя и видела бандитов перед собой, как вас сейчас.

Она, не вдаваясь в подробности, поведала свою историю.

– Представляю, что вам пришлось пережить, – посочувствовал Абрам Яковлевич. – Вы с Вадимом последние видели его. А я с ним должен был встретиться в выходные. Пригласил он меня к себе в гости посидеть с коньяком за шахматной доской.

– Вадим сказал, что не видел Самуила Карловича, – удивилась Ангелина.

– Да? – на этот раз пришлось изумиться профессору. – Он должен был отнести химические компоненты для приготовления краски и кисточки. Они вот уже два месяца работают над реставрацией картины. Случайно попала к нам в музей в очень плохом состоянии. Прежний хозяин хранил её в сырой кладовой. А внук увидел и упросил продать. У Старика не очень хорошие отношения с внуком. Не хотел ему продавать, а принёс нам. Наверное, из-за вредности. Но это их дело. Главное, повезло музею. Шаффер позвонил накануне своей гибели и попросил компонент для краски. Я дал распоряжение Вадиму отвести. Он в этот день задержался даже. Хотя я думал, что они поработают над картиной до вечера и не ждал его на работе. Может, у него были свои дела, не знаю, и не попал к профессору… Вы у Вадима спросите.

– В квартире его не видела. Может, раньше был, – сказала Геля. – Соседка видела, как Вадим входил в квартиру профессора в восемь часов утра. Не хочу его подставлять. А я к вам по поводу похорон. Не поможете обзвонить и сообщить всем друзьям и знакомым Самуила Карловича? У меня только несколько контактов в записной книжке.

– Конечно, – сразу согласился директор музея. – Давайте объединим данные и сообщим всем. А то у меня телефоны только тех, кто связан с искусством.

– Записная книжка дома, – произнесла Геля, – но я за объединение. Самой мне не справиться.

– Подключу к этому Вадима, – сказал профессор. – Пусть займётся.

Ангелина попрощалась и вышла из кабинета. Ей в темноте привиделась, что в конце коридора мелькнула чья-то тень. Может, показалась, но глухой звук с металлическим скрежетом раздавался за стеной. Да и дверь приоткрыта. Она точно помнит, что плотно закрывала, до щелчка замка. Вадима она не стала искать, чтобы выяснять о визите к Шафферу, это не имело значения. «Может, не хочет говорить, где он на самом деле был вчера. Расследованием занимаются полицейские. Если им будет нужно, узнают сами…»

Зашла в архив за сумкой. Дарьи Витальевны не было. На стуле лежала сумка, молния закрывала наполовину дорожку, и косметичка открыта, внутри всё перевернуто. Закрыла и вышла с чувством, что кто-то рылся в сумке. «Не нагнетай, – приказала сама себе, – это всё нервы после вчерашнего потрясения. Наверное, спешила и сама не закрыла молнию. Интеллигентная и воспитанная Дарья Витальевна точно не позволит себе рыться в чужих вещах. В магазин за вкусняшками и домой!..»

На улице уже стемнело. Вечер в самом разгаре. Пока доберётся, дочь уснёт в своей кровати. По средам она с няней, как всегда, посещала музыкальный класс, а потом у них свободное время, ужин и сон. Геля не беспокоилась, так как знала: няня её подождёт, девочка под присмотром. Ей повезло с няней. Она к ним перешла, так сказать, по наследству. У знакомой выросли дети и не нуждались больше в опеке, а Ангелина искала няню. Так она попала к ним. К Нике сразу нашла подход, они настоящие друзья.

*****

В подъезде стоял необычайный шум, настоящая какофония. Говорили все, кто это мог делать, а кто не мог, ревел и лаял. На площадке собрались почти все соседи. Кирилл Афанасьевич с первого этажа бранил подростков, приятелей Петьку с Вовкой и жаловался их родителям. Рядом стояли отец Пети, дальнобойщик Семён, и Юлия, мама Вовы.

– Это они, кто ещё?! – говорил пожилой мужчина, – Я их недавно ругал. Курили под моей лоджией. Выхожу утром подышать свежим воздухом, разминаюсь, гимнастику делаю, чувствую – дымом тянет. Подумал, горит что-то. Стал искать. А они под балкон залезли и сигареты курят.

– Уши оборву! – рычал Семён, отец Пети. – Чтобы я вас больше не видел с сигаретой!

– Не вырастите! – вторила ему Юлия, мать Вовки. – Так и будете маленькими, если будете курить.

– Отругал их, а они мне ящик почтовый сломали! – возмущался Кирилл Афанасьевич.

– Он нас водой облил! – говорили мальчики в один голос. – А ящик мы не трогали.

– Кирилл Афанасьевич, как вы могли?! – возмутилась мать Вовы,

– Я, что я?! – оправдывался он. – Говорю, сначала думал, что пожар.

– А мне все горшки с геранью перевернули, – сетовала Ольга Николаевна с первого этажа. – И на подоконники след от пол ботинка остался. Такой грязный, полчаса оттирала.

– Мы в кроссовках ходим, – ныли ребята.

– Да, – подключилась Галина с пятого этажа, – коляску нельзя оставить. Мусором закидают.

Её ребёнок, полугодовалый Саша, орал во всё горло, и даже покачивание коляски не помогало его успокоить.

– Нужно установить дежурство и выяснить, кто у нас в подъезде гадит, – заявила Ирина Викторовна, держа в руках Жака, йоркширского терьера.

Он, очевидно, соревновался с полугодовалым Сашей и захлёбываясь лаял и рычал, временами переходя на гортанные хрипы.

– Может, стоить посмотреть у охранника видеонаблюдение, – предложила Ангелина. – Выясним, кто виноват.

Все отправились к охраннику в дежурную кабинку. Во главе процессии шествовали Кирилл Афанасьевич и Ольга Николаевна. Но на видео не видно было ни балкон, ни тем более окно. Всё пространство от лифта вместе с лестницей выпадало из поля зрения искусственного глаза. Архитектор, по-видимому, фантазировал, придумывая проект дома. Или он воспользовался тем же проектом, что и здание клиники гематологии в центре города. Такой же отросток имеется и там. Архитектор создал для чего-то свободное, прямоугольное пространство за лифтом с лоджией и застеклил его. Оно небольшое, очень светлое и, наверное, предназначалось для общественного использования и отдыха жителей дома. На каждом этаже это маленькое пространство занимали так, как подсказывала фантазия соседям. Где-то разместили велосипеды и лыжи, где-то курильщики оборудовали для себя особую зону, где-то мамочки хранили коляски и самокаты своих детей. На втором и первом этаже Ольга Николаевна расставила цветы, превратив помещение в оранжерею. Правда, на первом этаже ей приходилось делить пространство с Кириллом Афанасьевичем, который втащил туда потёртое старое кресло и стал регулярно просматривать прессу среди горшков с цветами за чашкой кофе, которое исключительно варил сам. Он же часто оставлял окно открытым. А так как оно находится невысоко от земли, залезть мог любой – от ребёнка подростка до взрослого человека. А недавно ручка от рамы отвалилась и окно перестало закрываться.

Раз обнаружить нарушителя не удалось, решили всё же дежурить. Ирина Викторовна сама вызвалась сделать коробку и подготовить бумажки для жребия, пройтись по этажам. А Юля с Галиной вывесят списки в коридоре на первом этаже. Никто не был против, всем давно хотелось разойтись по своим квартирам. Геля, проходя мимо почтового ящика, увидела, что он переполнен рекламными проспектами. Обычно вся печатная продукция, которую она выписывала, приходила на почту, и она два раза в неделю заглядывала по пути и забирала всё из своей ячейки. В почтовый ящик, находящийся в доме, заглядывала редко, и то лишь чтобы очистить его от рекламных проспектов. Среди макулатуры обнаружила конверт без адреса. Положила всё в сумку и поднялась в квартиру.

В дверях Ангелина встретила няню.

– Я вас поджидаю, – произнесла она, уже одетая в пальто. – Видела в окно, как вы подъехали. Зашли в подъезд и пропали.

– Дежурные моменты с соседями по дому выясняли, поэтому задержалась, – улыбнувшись, ответила Геля. – У вас всё хорошо?

– В принципе да, если не считать одного момента: кто-то пытался открыть дверь. Когда я подошла, он возился с замком.

– Что вы говорите?! Надеюсь, вы вызвали охрану?

– Сразу позвонила и крикнула через дверь, что охрана поднимается. Мужчина испугался и скрылся на лестнице.

– Разглядели, кто это?

– В коридоре в этот момент было темно. Охранник сказал, что вывернули лампочку. Электрик приходил и ввернул новую.

– Почему решили, что это мужчина?

– Фигура мужская, человек издавал шум при ходьбе, но не женские каблуки. Не поняла, на что похоже.

– Какой кошмар! Надеюсь, Ника не испугалась? Как она?

– С ней всё в порядке, не испугалась. Мариника спит в своей кровати, – сказала няня. – Побегу.

– Спасибо, – поблагодарила Ангелина и закрыла за ней дверь. «Интересно, кто это мог быть и что ему нужно…»

Геля заглянула в спальню. Дочка крепко спала, раскинув руки и ноги. Одеяло наполовину сползло на пол. Её любимый мишка висел на краю и вот-вот грозился упасть. Ангелина укрыла Нику. Тихонько поцеловала её в щёчку, посадила мишку на прикроватную тумбочку. Выключая свет, ещё раз окинула взглядом всю комнату.

На кухне налила себе чашку чая и достала проспекты. Ничего интересного – можно сдать в макулатуру, за исключением письма. Открыла конверт. Внутри оказался свёрнутый вчетверо лист бумаги с напечатанным текстом. На обратной стороне обнаружила несколько мелких капель лимонно-жёлтой краски. Она поднесла лист к лицу и понюхала. Действительно, почувствовала тонкой запах свежей масляной краски с тонкими, еле уловимыми нотками мёда. Такими красками пользовался Самуил Карлович. Говорил, что такие краски ярче, цвет насыщенный, глубокий и долго держится на холсте. Но откуда они могут быть на бумаге данного письма, Геля не предполагала.

«Верни, что забрала в квартире профессора. Я знаю, что ты там была», – прочла Ангелина вслух. – Ничего не понимаю. Наверное, чья-то шутка». Она ещё раз осмотрела листок и конверт, но, кроме плохо пропечатавших букв «р» и «о», ничего больше не обнаружила. Сложив листок, вложила назад в конверт и отправила в общую кучу со всей макулатурой, но передумала и сунула конверт в ящик стола.

Перед сном она ещё какое-то время размышляла над запиской и попыткой взлома квартиры. Она терялась в версиях. «Непонятно, о чём идёт речь. Что надо вернуть и кому? Ангелина ничего не брала. Может, речь шла о книгах, которые дал профессор Леночке, но кто их может требовать? Самуил Карлович, единственный их владелец, умер. Не может же профессор требовать вернуть книги с того света…» Геля решила поговорить завтра с Леной и вызвать слесаря, чтобы поменять замок в двери.

*****

Утро, как всегда, проходило в спешке. Ангелина и не вспомнила о странном конверте, пока не прошла с дочкой мимо почтового ящика. Через маленькие дырочки просвечивала белая бумага. Она открыла ящик и обнаружила такой же конверт, как и вчера, без адреса. Если бы Геля не была уверена, что один уже лежит в глубине стола в квартире, то подумала, что это тот же самый. Отголоски страха зарождались в глубине тела и давали понять, что это – начало чего-то непонятного, странного, а может быть, и опасного.

Закинув Нику в садик, Геля поспешила в антикварный магазин. Не терпелось поговорить и обсудить всё с Леночкой. Но на половине пути вдруг вспомнила про неотложное дело. У неё в сумке уже второй день лежит рукопись, которую принёс сантехник и не успел исследовать и дать заключение профессор. Ангелина, недолго думая, направилась к знакомому приятелю. У него отец историк, доктор наук, сможет помочь. Ангелина поехала по Провиантской улице, но она оказалась перекрыта, впереди произошла авария, и Геля свернула в переулок, чтобы сделать круг. Дорога пролегала мимо морга, где работала её хорошая знакомая Настя. Она ещё с института грезила вскрытиями. Считала, что единственный человек, кто никогда не ошибается в постановке диагноза, – это патологоанатом. Единственный, но его диагноз окончательный и лечение не подразумевается. Это её огорчало. Но возможность проанализировать и выяснить причину смерти помогает в работе клиницистам. В общем, она была на своём месте. Работа ей приносила большой интерес, Настя защитила докторскую и печатала раз в месяц статьи на медицинскую тему в местной газете о профилактике болезней, просвещала граждан.

Ангелина вылезла из машины и вошла в здание морга. Холодом и неприятным запахом повеяло из полуподвальных помещений. Она попросила попавшегося санитара позвать доктора Шашлову и поспешила выйти на улицу. Геля не могла понять любовь подруги к этой специальности, а ещё она очень боялась покойников.

Через несколько минут Настя вышла на улицу, накинув на халат шубу.

– Привет, – сказала она, – только, что закончила вскрытие и дописывала посмертный эпикриз. Замёрзла, пока меня ждала? Пошли в кабинет, чай попьём. У меня вкусные булочки есть.