Владимир Старцев "Тьма и Свет. Ветеранам психотронных войн посвящается…"

Барбиджанов сидел и молчал, оскалившись немного, начал издавать звук похожий на шипение.

Саша Батурин продолжил, – Ну что? Кто может потягаться с Барбиджановым? Если я захочу, любого из школы моя мама уроет, она всегда за меня заступится, как только я ей нажалуюсь на учащихся обидевших её сыночка.

Все находящиеся в классе слушали монолог Саши Батурина от лица Алика и смотрели на нас, удивляясь моей дерзости и смелости, ведь в душе многие из них хотели приструнить придурковатые выходки Барбиджанова.

Алик злился на меня, сгорая от ненависти, регулярно он говорил Рахиле Валентиновне будто бы Саша Батурин кровожадный, сумасшедший недочеловек, курящий траву и продающий её ребятам в школе. Исходя из его слов, с подачи Барбиджановой ко мне стали присматриваться из отдела районной полиции по работе с несовершеннолетними. В канун этих событий отец Пеши Зиндалина нашёл у сына марихуану, и Пеша рассказал своим родителям, что взял её у меня, а дабы сгладить вину перед ними добавил, – А что такого? Батурин может её достать и продать кому угодно. Мать Пеши работала санитаркой в больницах, и, наверное, была человеком совсем недалёкого ума, пустословной сплетницей и болтуньей. Она начала всем вокруг даже тем, кого не знает говорить, что Саша Батурин – сын Елены Михайловны распространяет наркотики и торгует ими, а чуть позднее информация такая доносилась до полиции.

Муж одной из старших сестёр Алика по фамилии Соплежуйко, работающий в рядах полиции, писал письма на имена руководителей верхов МВД, ФСБ и чиновникам из кремлёвской администрации, надеясь, что его возьмут на работу в Москву. Потому как перспектива службы в провинциальном городском отделении полиции, куда он попал по распределению, видимо, его не устраивала. Вообще-то хитроватый проныра Соплежуйко мнил себя очень всем нужным и значимым. Он хвалился родственникам и знакомым, что скоро его возьмут на службу в Москву и частенько до серьёзных синяков избивал жену – сестру Алика, объясняя это тем, что она ведёт блудливый образ жизни.

Насмотревшись на поведение Соплежуйко относительно его просьб-писем, Алик смекнул, что ему тоже можно написать письмо и попросить самого заветного у высшего эшелона власти. Хорошенько подготовив информационные материалы про Сашу Батурина, он слёзно просил в письме, что написал Мартине Иосифовне – супруге кремлёвского сановника, избавить не только класс и школу от изверга Саши Батурина, но и всё общество на перспективу, клятвенно стараясь убедить, что Батурин потенциальный кровожадный преступник и маньяк. Слова эти он подтверждал тем, что Батурин курит и продаёт наркотики, держит всю школу в страхе, устраивает посреди уроков гладиаторские бои, где ради забавы избивают иногда до смерти ни в чём не повинных ребят и якобы Саша постоянно психологически насилует всех тех, кто слабее его физически. Барбиджанов думал, – Если про Сашу начнут наводить справки, то официально ни в школе, ни в районной полиции не скажут ничего хорошего и мало того в школе с помощью его мамы – завуча даже подтвердят, что Алик абсолютно прав касательно Саши Батурина в письме адресованном Мартине Иосифовне.

А мне уверенному в себе подростку в полных всего тринадцать лет хотелось просто жить, учиться и по-своему быть счастливым.

В школе регулярно с Бойчухой и Мелковоровым мы курили сигареты на перерывах от учебных занятий. Как обычно, хорошо прокурившись табачным дымком, в один из дней я пришёл домой, время слегка перекатилось за обеденное, и я думал, что дома у меня никого нет, намереваясь преспокойно перебить запах табака до вечера, дабы не быть замеченным в курении. Но в этот раз моя мама была дома, и как только я зашёл в квартиру, она почувствовала, что от её сына пахнет куревом.

– Саша, что-то табаком пахнет, а ну-ка дыхни.

– Это не от меня, на лестничной площадке очень накурено вот я и пропах.

Отступать было некуда. Я подошёл и дыхнул на маму.

– Саша ты куришь?

– Нет, не курю.

– Ну ладно, сейчас мне пора на работу, но вечером мы с тобой поговорим.

Мама ушла на работу, она и заходила буквально на две-три минуты, чтобы взять какие-то документы. Когда я остался один дома, мне стало очень стыдно перед ней за моё курение, я даже начал думать, что может быть, вообще, бросить курить. А вечером меня ждал серьёзный разговор.

Мои родители пришли домой. Отец позвал на кухню сына – Сашу Батурина для диалога. Он сказал ему, что курить в подростковом возрасте совсем не обязательно и тут же перевёл тему в русло того, что у матери из сумки время от времени пропадают деньги. Папа просил признаться меня в воровстве и впредь так не поступать. Я поначалу отпирался и говорил, что будто бы не крал у мамы денег из сумки. Но хорошо понимая, что родители мне доверяют и желают только добра, я сознался во внутрисемейных преступлениях, искренне раскаявшись, попросил у них прощения, обещая, что больше никогда не утащу втихаря деньги ни у матери, ни у отца.

Мама и папа не ругали сына, а сказали, – Делай выводы Саша, а если для чего-либо тебе понадобятся деньги, ты всегда можешь попросить их у нас. Разговор с отцом очень сильно на меня подействовал, несколько дней я испытывал угрызения совести и мучился в душе о содеянных проступках и в будущем никогда не таскал тайком деньги у родителей, хоть иногда всё же покуривал сигареты с табаком.

Фая Малопузова беспрестанно мне нравилась. Я вспоминал её образ, думая, что она настоящая красавица. Малопузова притягивала Сашу Батурина своим внешним видом, и он часто думал о ней, не зная на самом деле, что это за Фая, светла ли она душой? Добра ли… и как она относится к противоположному полу, ведь они не были знакомы и даже ещё ни разу не общались. Правда, если понаблюдать за повседневным поведением Фаи, можно было заметить, что эта девушка испытывала определённые симпатии к Саше.

Осенними выходными днями родители уехали на дачу, предупредив меня, что вернуться к вечеру воскресенья. Я, привычно покурив табачку, хотел подсластить себе настроение просмотром эротических сценок по видеомагнитофону, но услышал, – Саня ты что? Зачем тебе ролики? Это шептал рядом стоявший Вульф, а в лапах он держал огромный и, похоже, тяжёлый чемодан.

– Ром? Виски? Бренди? Чего желаешь Саша? Давай выпьем!

Вульф достал из чемодана бутылки. После того как я с Вульфом выпили чрезмерное количество алкоголя, он стал шарить в принесённом им чемодане.

– Вот Саня, это куда интереснее и полезнее, чем проглядывание порнографии.

Вульф достал из чемодана то ли фотографии, то ли картинки красивых сексуальных женщин одетых лишь в нижнее бельё. Я начал их рассматривать, вдруг одна из них улыбнулась и подмигнула мне. В глазах моих слегка двоило от действия выпитого алкоголя, и я подумал, что улыбка с подмигиванием мне привиделись как обман зрения.

– Не волнуйся Саша, я же немного волшебник, тебе ничего не показалось, они любят улыбаться и подмигивать, хочешь, кто-нибудь из них предстанет перед тобой в реальности прямо здесь и сейчас для ваших общих физически-плотских удовольствий, – произнёс Вульф.

Я думал, что Вульф шутит, но он взмахнул передней лапой, и одна из молодых женщин с изображений появилась в комнате. Из одежды на ней были только дамские трусики, бюстгальтер и чулочки чёрного цвета. Она подошла ко мне и принялась целовать Сашу Батурина, я коснулся её груди. И плавно, непринуждённо мы оказались на кровати. От неё пахло духами, именно поэтому я не придал значения тому, что настоящие представительницы женского пола всегда обладают характерным для них запахом и благоуханием, как показывал мне опыт моих эротических игр с девушками из компании Костика. Но обнажённые формы её женской груди развевали мои сомнения касательно обоняния, и думалось мне, что она молодая женщина, чуть-чуть переборщившая с духами.

Вульф предложил выпить, втроём с Вульфом мы ещё выпили. Вульф удалился, я лёг на кровать, она вновь начала меня обнимать и целовать, но алкогольное опьянение сказывалось, и я погрузился в сон.

Наверное, потому что Алик Барбиджанов написал и отправил письмо-просьбу Мартини Иосифовне по уничтожению Саши Батурина, он решил перевестись в другой класс. Дабы остаться не при делах, ежели жена высокопоставленного кремлёвского чиновника поверит Алику, положительно отреагирует на его прошение и примет меры, дав команду по нейтрализации изверга Саши Батурина, как ей информационно преподносил Барбиджанов.

Алик опять плаксиво говорил своей матери, что в классе его психологически прессингует Батурин, рассказав про случай с бейсболкой Димы Зубанова, где приврав, выставлял себя ни в чём неповинной жертвой нападок Батурина, и Рахиль Валентиновна перевела сына в другой класс, полностью отказавшись вести русский язык и литературу в нашем классе.

Прошло не очень много времени, и я начал замечать, что люди вокруг косовато на меня поглядывают, ощущение было такое будто бы я потихоньку теряю уважение и авторитет кои всегда и везде сопутствовали мне по жизни. Моя соседка по парте Нина Щербаковская уже к первому зимнему месяцу, идущего учебного года, разговаривала со мной с пренебрежением. И я бы сказал даже с небольшим отвращением, но ведь ещё несколько месяцев до этого и с самой начальной школы, девчонки из класса всегда уважали меня, восхищаясь Сашей Батуриным как сильным, добрым, красивым и храбрым человеком. Почему сейчас стало так происходить, я не понимал.

Когда я разговаривал с Щербаковской и произносил в словах шипящие звуки, она почему-то повторяла некоторые из этих звуков, что присутствуют в обычных словах и специально поднимала при этом губы, так что у неё были отчётливо видны два верхних передних зуба. У меня возникало впечатление, что она, таким образом, подразнивает Сашу Батурина. Что же это? Неужели я становлюсь уродливо-страшным, – думал я.

Занятия спортом в прежние годы не прошли бесследно для моего физического тела, я был строен и подтянут, но иногда земля будто бы начинала уходить у меня из-под ног, походка становилась безобразной, ноги мои, мягко говоря, заплетались. И не всегда теперь я мог шагать твёрдо и уверенно.

VIII

День за днём, как в народе говорят, я начал приближаться к краю, наверняка, качество моих стихов от этого могло только улучшиться, и я продолжал их писать. Это была единственная моя радость тех дней, если не учитывать того, что мне нравилась Фая, и я питал надежду на знакомство с ней и взаимную любовь между нами.

В январе месяце, на уроке русского языка новый учитель, заменившая нам преподавателя Барбиджанову, женщина средних лет Алёна Александровна Воришкина вызвала меня к доске. Она дала задание по учебнику, исходя из него, я стал писать мелом текст на доске согласно изученным мной правилам русского языка.

В классе раздался смешок за ним второй, третий, пятый, седьмой… все шептались и посмеивались, а к концу, когда я завершил выполнение задания, атмосфера шушуканья за моей спиной переросла в громкий гул заливного смеха.

Я посмотрел на Алёну Александровну, она, пытаясь сдержать свой хохот, высмеялась и сказала, – Саша иди, садись за парту, четыре тебе. Почему Воришкина поставила Батурину четвёрку, волновало, тогда, меня меньше всего, хоть я и выполнил всё без единой ошибки.

Почему они смеются? – Спросил я Алёну Александровну.

Она молчала, улыбаясь, и тут же заорала на класс, – Ну всё хватит уже смеяться, а то за дверь буду выставлять.

Подходя к учебному месту, где Саша сидел на уроке помимо ответа у доски, он спросил у друзей Бойчухи и Мелковорова, – Что смеётесь? Почему смеётесь? Но они отнекивались и говорили, да так просто ничего.

Чуть позднее я понял, что ребята и девчата из класса, находившиеся за спиной Саши Батурина на уроке русского языка смеялись над видом его ягодиц, что имели небольшие неровности около шва моих штанов. А одет я был, тогда, в недавно купленные слегка большие мне по размеру джинсы, да рубашку и обычные мужские ботинки.

Вечером дома я перебирал одежду и заметил, смотря в зеркало, что в спортивном костюме и в брюках у меня нет никаких неровностей в области ягодиц. И в последующем я, не унывая, ходил в школу, учился и так сильно надо мной больше не смеялись, но иногда кое-кто похихикивали за спиной и распространяли сплетни, и слухи о Саше Батурине.

Формальное и неформальное уважение к Саше Батурину ещё не было исчерпано среди учащихся в школе, но частенько он теперь начал встречать насмешки и ухмылки в свой адрес и очень переживал по этому поводу.

Я почти, как и раньше в свободное время общался с Мелковоровым и Бойчухой, мы курили, выпивали на квартирных посиделках, ходили на дискотеки, правда, край и предел для меня становились всё ближе и ближе, начинали появляться бессонные ночи, жизнь переполнялась беспокойством, что отрицательно сказывалось на учёбе в восьмом классе.

С Аликом Барбиджановым я практически уже не общался, но как-то, раз зимним вечером он зашёл ко мне домой и попросил дать ему посмотреть аудио-плеер, что он видел однажды в моей комнате. Я без всяких подозрений в адрес Алика показал ему плеер, находившийся в полном рабочем состоянии, но без наушников.

– Какай же он хороший! Саша.

– Да нормальный, правда, старенький уже.

Алик любовался плеером и приговаривал при этом, – Как же… как же мне хочется такой же, это очень нужная и полезная вещь.

– А ты Саша им пользуешься?

– Давненько не слушал, а что?

– Дай мне его на время.

– Зачем тебе плеер Алик?

– Пожалуйста, ну пожалуйста, я очень тебя прошу, одолжи мне его на время.

Алик говорил эти слова таким жалобным голосом со слёзно-просящим видом, что мне показалось ещё немного, и он заплачет. Мне стало жалко Алика, и чтобы он не расстраивался, я ответил ему, – Ну, если сильно надо, могу дать плеер на время.

– Да Саша! Пойдём ко мне домой, покажем плеер моему отцу.

– А для чего?

– Идём! Скорее идём Саша! Я всё по дороге объясню.

Поведение Алика, в данном случае, походило, я бы сказал на некое бешенство или помешательство и по доброте души, дабы Алик не бесновался, я быстро собрался, и мы с Аликом направились к его отцу, взяв с собой аудио-плеер.

По дороге до квартиры Барбиджановых Алик предложил мне продать ему плеер, я категорически возражал, не соглашаясь продавать аудио-плеер, хотя бы потому, что он был куплен моими родителями.

– Саша, ты подумай, он же тебе не нужен, а я всегда мечтал о таком плеере.

– Вот ты хочешь, чтобы твой отец через тебя купил у меня плеер, – сказал я.

– Да, хочу, продай, пожалуйста, умоляю тебя Саша.

Алик опять захныкал.

– Дело даже не в том, что плеер не мой, а моих родителей и продавать его некрасиво и неэтично с моей стороны, но и в том, что наши с тобой отцы встретятся на работе, и мой папа узнает, будто бы я продавал плеер из его дома тебе.

– Саша, мой отец старый склерозник, и он всегда всё забывает, отвёртку дома куда-нибудь положит, потом два дня её ищет, он всегда всё забывает, склерозник старый! И ничего он твоему папе про плеер не скажет, а я буду говорить, что плеер ты выиграл на соревнованиях по дзюдо и что он твой.

Слова Алика не убедили меня, и я хотел только ненадолго в пользование дать ему плеер, тем временем мы уже подошли к квартире Барбиджановых, где в дверях стоял отец Алика.

– Папа, Саша плеер продаёт, давай купим!

Алик держал в руках плеер из моего дома и назвал небольшую цену в денежном эквиваленте.

– Он его на соревнованиях выиграл, теперь продаёт, давай купим!

Я хотел было сказать, что ничего я не продаю, и Алик врёт, но отец Алика сразу и резко ответил Алику, что у них есть магнитофон и никаких аудио-плееров им не надо.

Саша Батурин забрал у Алика плеер и ничего не говоря, в досаде, ушёл к себе домой, а позднее, анализируя поведение Алика, я понял, что Алик пытался создать ситуацию с плеером, чтобы, как ему, думалось, отомстить Саше Батурину. За что? Ответ был очевиден. Ведь ещё не так давно Алик утащил у родителей приёмник «Вега» и продал его мне. Отец Алика узнал об этом и хорошо наказал сына. Видимо, исходя из этого Алик захотел доказать своим родителям, что Саша Батурин ни чем не лучше Алика и тоже может взять вещи из дома, и как Алик Барбиджанов продать их.

В школе наша параллель начала учиться во вторую смену и через несколько дней, как Алик бессовестно выставлял Сашу Батурина с аудио-плеером, я узнал от ребят, что Барбиджанов, как и прежде, задирается на учащихся, и что хулиган по прозвищу Ларик хочет его проучить.

Ларик подошёл ко мне, мы поздоровались.

– Слушай Саня, Барбиджан уже давно всех достал.

– Да, этакое подлое создание – сыночек завуча.

– Я ему подраться предложил со мной, чтобы он хоть как-то ответил за оклеветанных им и подставленных пацанов.

– И что?

– Барбиджан согласился, говоря, что изуродует меня в драке так, что мало не покажется… Я ему за всё отомщу, вечером после уроков вашей смены.

– Будь осторожен, несмотря на то, что Алик по возрасту старше тебя, он наверняка, как обычно, захочет убежать и проблем только наделать с помощью мамы – завуча.

– А я нисколько не боюсь! Мне все равно. Сегодня в пять тридцать хапнет горя Барбиджан!

На перемене в этот же день я увидел Алика и спросил его, вправду ли он собирается сегодня драться с Лариком, на что Алик с величавым видом твердил, – Да я буду Ларика избивать! Но после уроков.

Когда уроки закончились, и Барбиджанов с Лариком должны были идти драться, в школу пришёл отец Алика. Он схватил каких-то двух старшеклассников, сидящих на лавочке у школьной раздевалки, и повёл их в учительскую. Увидев это, я разыскал в школе Алика.

– Зачем ты нажаловался отцу и позвал его в школу?

В ответ на мой вопрос Алик молчал. Ларик и другие ребята подошли к нам.

Я вновь спросил Барбиджанова, опередив Ларика, – Ты будешь драться?

– Нет, не буду, – вымолвил Барбиджанов и начал пятиться по направлению к учительской.

– А зачем обещал и выделывался? Трус! Подлый трус! – сказал я и не больно, а скорее для обозначения слегка пнул Алика.

В слезах Алик убежал в учительскую, а на следующий день во время уроков Сашу Батурина вызвали к завучу Барбиджановой.

IX

Рахиль Валентиновна сидела за столом индивидуального кабинета завуча и предложила мне присесть в мягкое кресло. Сама она уселась рядом со мной на точно такое же шикарное и удобное мебельное сидение.

– Саша, хорошо, что ты пришёл.

– А разве мог я не прийти?

– Я позвала тебя для разговора. Для вас, для ребят Алик стукач, а ты бы представил на мгновение, как тяжело ему живётся.

– Я вам так скажу, что Алика без повода никто и никогда не трогал, он, как правило, сам на всех задирается, а потом прикрывается вами, да в кусты убегает.

– Саша ты никто! Слышишь никто! Ты вообще никто!

Я не стал отвечать колкостью на унизительные слова Рахили Валентиновны в мой адрес, а она продолжала,