братья Грым "Склепы I"

Склепы I
братья Грым

Давным-давно, в далеком городе Бороска началась эпидемия чумы. Три героя пытаются выжить и разгадать тайны Подземелья.

братья Грым

Склепы I

Нексус I

Нексус 1

Эта рукопись была найдена при не совсем обычных обстоятельствах. После странной смерти опального мага Грифусса его вдова была вынуждена распродать часть имущества, в том числе и скромную лабораторию с библиотекой, которую выкупила наша гильдия. Как ни странно, книга обнаружилась не в библиотеке, а совсем в другом месте.

Лаборатория мага находилась в здании старой пивоварни, цокольный этаж которой был разделен перегородками и большей частью заброшен – Грифуссу для работы хватало двух-трех небольших комнат. Гильдия собиралась переоборудовать это место в подобие музея естественной истории, и многие стены пали под ударами кувалд. Таким образом и была обнаружена тайная комната – маленькая келья, вся затянутая паутиной, в которой, как в коконе, сидел за столом высохший труп. Перед ним лежала раскрытая книга. Да, я первым признаю, что обстоятельства нашей находки выглядят драматичными вплоть до дурновкусия, но такова истина.

Несчастный, скорее всего, был переписчиком. Об этом говорят склянка высохших чернил, связка гусиных перьев и стопка ветхих листов, часть из которых была испачкана довольно неуклюжим переводом. Так или иначе, найденная рукопись была передана для изучения мне, как главному скриптору Гильдии.

Рукопись состоит из трех сшитых тетрадей, заполненных плотным текстом на одном из древних языков, языке алхимиков и книгонош, и переплетенных в один том под бурой кожаной обложкой. Текст написан тонким пером, бледными от времени чернилами. Ими же выполнены иллюстрации, довольно грубо раскрашенные цветными осыпающимися красками, возможно, гораздо позже написания книги, так как представить, что тот же человек, кто выполнил потрясающую по детализации и точности работу, потом грубо замалевал ее возмутительно аляповатыми мазками дешёвых красок решительно невозможно. На полях щедро рассыпаны заметки и маргиналии, написанные той же рукой, иногда в виде текста, иногда в виде рисунка или символа.

В книге 432 страницы тонкого пергамента, приятно шероховатых на ощупь, за исключением писем и более поздних вставок из разнообразных материалов. Когда я первый раз открыл книгу, между страниц обнаружился засушенный цветок бессмертника, который, правда, сразу же рассыпался в прах, что позволяет сделать некоторые выводы о возрасте рукописи.

В рукописи идет речь о событиях, произошедших, вероятно, несколько веков назад в легендарном городе под названием Бороска. Описывается эпидемия чумы, вспыхнувшая в городе и также местами увлекательные, местами поучительные, местами маловразумительные приключения трех персонажей (по числу тетрадей). Кроме этого в ней приведены списки лечебных трав, рецепты мазей и эликсиров, поэтому текст, напоминает одновременно и медицинский трактат, и фантастический роман и чумную хронику. Вполне вероятно, что это три разные книги, которые по чьей-то воле сплелись в единую литературную химеру. Я настаиваю на том, что, очевидно, базовым текстом, очищенным от нелепых выдумок и выписок из аптекарского каталога, является именно хроника, а все прочие элементы были внесены в нее позднее.

Исходя из этих данных, я предполагаю, что наша находка является утерянным циклом под условным названием «Склепы», артефактом донаучной эпохи. Многие считают их существование сказкой, но я намерен доказать правоту моих суждений. В пользу моей теории говорит и то, что покойный Грифусс был библиофилом и шарлатаном. Возможно, труп в потайной комнате – переписчик – улика, указывающая на то, что маг хотел перевести, переписать рукопись и издать ее под своим именем, чтобы стяжать незаслуженные литературные лавры.

Правда, литературная ценность этого произведения сомнительна (историческая же безусловна). Поэтому, чтобы представить рукопись широкой публике в том виде, которого она, несомненно, заслуживает, я обратился за помощью к моему другу, известному поэту. Он охотно согласился помочь мне в переводе и редактуре. Мы сняли небольшую виллу у озера на все лето, чтобы в тишине и покое подготовить этот труд к печати.

Можно сказать, что все время мы посвящаем книге. С утра до вечера мы напряженно работаем, прерываясь лишь на обед и на короткую послеобеденную прогулку (в воздухе стоит постоянная хмарь, и поэтому мы, как правило, спешим вернуться в дом, к огню очага), а вечером сидим при свете свечей, пьем вино (несколько неумеренно, полагаю) и обсуждаем книгу.

Так идут дни.

Я занимаюсь подстрочным переводом, а мой друг интерпретирует его на современный манер, сохраняя, тем не менее, некую витиеватость и сумрачность, присущие некоторым частям оригинального текста (издаваться будут оба варианта). Отмечу, что утомительная манерность стиля этого измученного интерпретациями сочинения тоже полностью заслуга ли, вина ли моего друга, но и это неважно, по правде говоря. Текст разбит на 36 глав, которые, в свою очередь, разделены на три тома. Каждая глава описывает один день, так что на каждый том отводится по четыре таких дня, показанных с трех точек зрения.

Кроме того, мы обстоятельно комментируем некоторые малопонятные фрагменты (чтобы не запутаться, я пишу синими чернилами, а поэт – зелеными). Комментарии Поэта зачастую многословны и к делу не относятся, так что советую не уделять им много внимания, если только вы не специализируетесь на древней литературе (лучше их вообще не читать). Все маргиналии и записки на полях мы сохраняем, по возможности, не тронутыми, так как мне кажется, что они могут содержать некую важную информацию, от меня, впрочем, ускользающую.

***

Невозможно даже представить существование такой литературы, как эта, без подробной карты, которая надежно заякорит незнакомые читателю области в его воображении. Пожалуйста – передо мной лежит план города. Старый лист так и норовит свернуться в трубочку, поэтому его углы прижаты к столу: ножом для правки перьев, початой бутылкой вина, ботаническо-минеральным справочником (который для такой задачи только и годится) и медным подсвечником. Бутылка вина, как самая непоследовательная из всех, иногда снимает осаду с нарисованного города, и тогда освобожденный от груза уголок карты заворачивается, как непослушное кошачье ухо.

Таким образом, низведенный в состояние плоскости, город готов к изучению.

Очевидным и главным ориентиром является река Бороска, на южном берегу которой расположился одноименный город – она пересекает карту по центру непрерывной извилистой лентой. Северный берег занимает только одно сооружение, отмеченное рисунком дракона и названное картографом чем-то типа «Поганой Крепости». Между ним и городом – прямая линия моста.

От реки бегут вниз, почти до края карты, бесчисленные ручейки прихотливо соединившихся улиц, между которыми теснятся небрежно нарисованные дома. Все свое умение художник потратил на пять домов, выгравированных с поразительной четкостью. Два из них стоят на рыночной площади – Дом Совета и Собор. Три особняка правящих кланов: Воробьиный Холм находится в восточной части города, Железный Курган – в западной, Башня – между ними. Если наш свободолюбивый век рассмотрит в этом холуйство – его вина. Я же полагаю, что это прихоть художника, посмотрите только на кошачьи мордочки, искусно вплетенные в архитектурные массивы этих домов!

Хаос и беспорядок домов Бороски условно разделен на три больших района: Ож-Борой, Яртим-Борой и  никак не названный ломоть города, выглядящий на плане как пустырь.

Весь город с трех сторон (кроме северной) замкнут полукольцом крепостных стен. За стенами – пустота, за исключением нескольких пиктограмм, по словам господина Ученого, обозначающих захоронения. Определить географическое положение невозможно: не изображены ни предгорья, ни леса, ни озера с болотами, ни дороги, словно художник решил огородить Бороску от остального мира не только стенами и могилами, но и собственным к нему безразличием. Как будто на окрестности города наведен некий морок, вечный «туман войны» – легендарное заклинание той кровожадной эпохи. В купе с неназванной областью, это порождает только новые вопросы, вместо того, чтобы ответить на старые, поэтому мой друг Ученый временами смотрит на эту карту в тихом отчаянии, и хватается или за голову или за бутылку вина.

Итак, мы с вами убедились, что от карты толку мало, можем с чистой совестью на нее наплевать и перейти непосредственно к тексту.  Как правильно заметил господин Ученый, он неоднороден и местами представляет историческую ценность. Но меня больше интересует не хроника событий, а тот элемент текста, который мой друг весьма обобщенно (даже пренебрежительно) назвал «фантастическим романом». Уверяю вас, что это неряшливое определение. Сюжет, стиль, атмосфера книги, скорее относятся к таким полузабытым нынче жанрам, как меланхолии, гротески, монструозности и ноктюрны. Я бы определил жанр «Склепов» как «чумная элегия в трех частях», и в его эстетически тесных рамках текст работает как надо.

Так что, если вас, как и меня, больше интересует драматизм, чем суховатые научные выкладки, можете смело пропускать комментарии Ученого, который безуспешно старается по когтю воссоздать льва, и сосредоточиться на сюжете. Мои же комментарии пропускать не советую – в них много мыслей, которые могут оказаться полезными.

Я посчитал благоразумным разбить текст на главы и привязать их названиями к персонажам, о которых в них рассказывается. В итоге мы имеем циклы Симптомов, Уровней и Уловок. Для экономии времени вы можете сосредоточиться лишь на одном цикле, ведь каждая глава описывает один день, только с разных точек зрения, а общий сюжет, магистральная его линия, остаются одними и теми же.

В «Склепах», как и в прочих книгах такого рода, полным-полно подземелий и героев, который рыщут по ним в поисках приключений и сокровищ. Некоторая наивность такого поведения (или допущения автора, что такое поведение когда-то существовало) вполне оправдывается тем фактом, что эти героические стяжатели, рыцарственные скряги накапливали не только кольца, мечи и монеты и тому подобный сказочный скарб, но и, в своем роде, они бережливо накапливали время. Иначе говоря, опыт: опыт бездонных ущелий и крохотных осколков голубого неба над головой; опыт ночей, дней, коварства, предательства, страдания, судьбы, смерти, чумы, голода, чудовищ, радостей, песен, ритуалов, космогоний, апостолов и ересиархов, демонов и героев, святых и богов. Через эту призму восприятия и сам процесс чтения становится путешествием, а трата времени над этими страницами парадоксальным образом оборачивается его накоплением.

Итак, без боязни вниз!

Симптом I. Шторм.

Симптом 1.

Буря приближается.

Ректору Университета Гамменгерн,

Даламацию Молепарту.

Просвещенный друг мой!

Прости, что отвлекаю от твоих многомудрых занятий, ты – неустанный труженик на ниве науки — пример мне, человеку праздному и ленивому. 

Причина, по которой я пишу, не очень радостная, скорее, исключительно печальная.  Один из членов моей семьи заболел неизвестной мне болезнью, и, к сожалению, своими силами я решить эту проблему не могу. Как известно, магия – капризная госпожа, и иногда не вредно обратиться к силам более рациональным, если это послужит нашей пользе.Слава о медицинском факультете Университета достигла и нашего захолустья, поэтому, во имя нашей давней дружбы, прошу прислать искусного лекаря, чтобы он дал мне совет или сам излечил эту хворь. 

Габриций Угаин,

Башня,

Бороска.

Мартейн Орф прибыл в город Бороска на исходе затянувшегося сверх меры запретного месяца Шафран, в то безмятежное время, когда листва деревьев уже сменила цвет с зелени на золото и бронзу, усталые поля заснули под серым пологом дождей, а вурдалаки уже не так активно вылезали из-под земли, умиротворенные до поры приближающимися холодами.

Рано поутру этот господин произвел в таверне «Разрубленный шлем» изрядный переполох. Он как ураган ворвался в ее двери, поприветствовал всех громким голосом, отряхивая плащ и небрежно поигрывая изящной тростью с золотым набалдашником в виде оскалившейся головы фавна. Казалось, он разом открывал все двери, двигал все стулья; его видели то в одном месте, то в другом. За пару минут он умудрился познакомиться с хозяином, высказать свое мнение по поводу погоды (отвратительная) и таверны (чудесная), снять комнату, проинспектировать ее, отчитать мальчишку-слугу за недостаточную прыть, тут же сунуть ему в руку монетку, распорядиться насчет багажа, заказать обед и, наконец, расположиться за одним из столов поближе к очагу.

Хозяин таверны, бывший вояка, массивный, как колода для рубки дров и почти с таким же количеством рубцов и шрамов, и тот оробел, так как привык к совсем иному типу посетителей. По странного фасона шляпе, висевшей на коротком кожаном шнурке, по очкам, оседлавшим любопытный нос, и, прежде всего, по пряжке в виде солнечного диска, скрепляющей плащ, хозяин сделал вывод, что к нему пожаловал гость не откуда-нибудь, а из самого Университета, а подобных птиц в здешних краях не видели уже очень давно. Обычными постояльцами «Разрубленного шлема» были искатели сокровищ Подземелья – грубый, пьющий народ, неустающий хвастаться своими трофеями, купцы, которые тут же, в зале, эти трофеи скупали, и боязливые паломники, предпочитающие чтить святыни Подземелья издалека и за кружкой пива. Здесь до темна царил гомон и гвалт, пахло железом, потом и промасленной кожей, как в казарме, края столов приобрели благородную округлость, истертые тысячей локтей, а потолок, стены и резные деревянные благочестивые скульптуры так закоптились от табачного дыма, что это смахивало на изобретательную покраску. Другими словами, это было образцовое для этих мест заведение, и если в номерах и попадались тараканы, а в пиве – мухи, то уж гулей в «Разрубленном шлеме» Хозяин никаким образом не терпел, о чем многозначительно сообщала вывеска с перечеркнутым черепом.

Мартейн Орф, между тем,  с завидным аппетитом принялся за ранний обед, состоящий из саламандрового супа, маринованных овощей и кружки пива. Он немного рассеянно попенял мальчику на отсутствие скатерти, но в основном, казалось, чувствовал себя вполне уютно и едой остался доволен, о чем не замедлил сообщить хозяину в самых превосходных степенях. Хозяин предложил принести хорошо забитую трубку и жаровню с углями, но гость отказался.

– Ох, нет, – сказал он. – Это вредно для здоровья.

Мартейн взял с хозяина обещание поделиться рецептом саламандрового супа, и  так умело втянул того в непринужденную беседу, что Хозяин сам не заметил, как разговорился, даже – разболтался, что ему было несвойственно. Так Мартейн узнал мнение Хозяина по поводу цен на зерно, трофейного налога и будущего Фестиваля, а также выяснил, что вся Бороска находится в смутном ожидании грядущей беды. Не далее, как на прошлой неделе в небе видели две красных кометы, одна из которых будто бы преследовала другую, в лунные ночи, говорят, в реке отражались давным-давно разрушенные в прах башни Поганой Крепости, а еще у городских стен разбили лагерь цыгане, ох, не к добру.

Гость показал удивительную для чужеземца осведомленность о внутренних делах Бороски. Он знал, например, о правящих Домах, которые составляли Триумвират, и много спрашивал о состоянии дел у лордов и о здоровье их домочадцев. Особенно его интересовала семья Угаин. Хозяин сообщил, что Габриций Угаин все тот же старый плут и мошенник, что и всегда, а власти у них в городе, хоть и не самые лучшие, и налоги высокие, но, говорят, Король-Людоед Распании, тот вообще съедает каждый день по подданному, под бутылочку крепкого северного вина, так что им считай что повезло.