– Успокойся, – махнул я. – Мы не высказывали ничего плохого о повелителе.
– А ты бы хотел? – вкрадчивым шепотом спросил Сему.
Сквозь охвативший его страх, я видел, насколько важен ему мой ответ. И я ответил. Честно.
–– Нет. Я не испытываю ненависти к царю. Налог с ремесла плачу исправно, благо он не тяжелый. Да и взять с меня нечего. Я простой мушкену, который пытается выживать на то, что получу. От заказа до заказа. Поэтому меня не касаются проблемы торговли или опустошение казны прихотями Самсу-дитану.
Сему быстро посмотрел в сторону выхода и, не заметив ничего подозрительного, бросил:
– Дурак.
Залпом, выпив вино из стакана, он принялся за последнюю лепешку.
– Это еще почему?
В ответ я услышал лишь бормотание, так свойственное Сему, когда он был чересчур взволнован.
– Можешь объяснить? Иногда ты выводишь меня из себя своим мямляньем, – я вылил остатки вина из первого кувшина в стакан.
Сему поднял глаза. В нем боролись два чувства – страх быть услышанным и желание высказаться. В ходе яростной борьбы победило последнее.
Подавшись слегка вперед, он молвил заговорщическим шепотом:
– Если упадет прибыль от внешних связей, нам придется возмещать потери за счет внутреннего рынка. Вдобавок произойдет нехватка некоторых товаров. Например, дорогого виноградного вина…
– Дорогое вино мне и так не по карману, – небрежно отмахнулся я
– …что непременно приведет к резкому повышению цен, – пропуская мою реплику мимо ушей, продолжил Сему, – да та же древесина, без которой ты никак не можешь обойтись в своем деле, является привозным товаром. Бук, кедр, дуб. Вот повысят на дерево цену – что тогда? Возьмешь топор и пойдешь рубить пальмы возле Эсагилы? – Сему перевел дух, а затем добавил. – И я не говорю уже об обычных товарах, таких, как овощи, мясо или рыба. Еще немного, и ты уже не сможешь купить на сикль даже один кувшин этого пойла, – он ткнул пальцем в один из сосудов на столе, – ты это… подумай.
Сему вовремя успел закончить свой монолог. Через секунду в трактир ворвались четверо стражников. Не глядя в нашу сторону, они быстро скрутили обоих пекарей и выволокли на улицу. Те даже не пытались сопротивляться. Либо оказались настолько пьяны, что уже не имели сил, либо их судьба стала им абсолютно безразлична. Снаружи доносился голос причитающего хозяина заведения.
Старик, сидевший слева от нас, тихо произнес, обращаясь ко мне:
– Твой друг прав. То, что делает Самсу-дитану, до добра не доведет.
[1] Тамариск – род вечнозеленых или листопадных вересковидных кустарников, реже деревьев, с тонкими ветвями, покрытыми красно-коричневой корой.
[2] Гильгамеш – персонаж шумерских сказаний и аккадского эпоса.
[3] Мангар – крупная лучеперая рыба. Обитает в системе рек Тигр-Евфрат и имеет промысловое значение.
7
Кажется, кровь перестала течь. Однако я на всякий случай сменил кусок ткани, вставив в нос вторую часть того, что осталось от набедренной повязки. Перепачканную материю я отбросил подальше в угол камеры.
«Да не в обиде будет тот, кто следит за здешней чистотой. Ну, а если это тюремщик – у него просить прощения я не собираюсь. Скорее извинюсь перед поленом, разрубив его пополам, нежели перед безумным ассирийцем».
Боль в носу сменилась с острой на ноющую. Все это время я старался дышать ртом, дабы не сделать хуже. От частого дыхания губы потрескались и пересохли. Дикая, почти нестерпимая, жажда не давала покоя.
«Не волнуйся. Ассириец сказал, что я не сдохну до суда. Значит, рано или поздно, он принесет мне воды. Или он уверен, что я смогу обойтись и без нее?…».
Голод почти не ощущался, полностью уступив место желанию испить, что угодно. Я бросил взгляд на пропитанный кровью кусок набедренной повязки.
«Нет. Пока еще не настолько. Лучше о чем-нибудь подумать. Так я смогу отвлечься от мыслей о жажде».
Я лег на бок спиной к выходу, подложив руки под голову.
У меня до сих пор не было времени на то, чтобы поразмышлять над словами Сему, которые он сказал мне тогда, в трактире.
«Когда это было? Вчера? Или уже позавчера? А, ладно. Какая теперь разница?».
Если все, что он говорил – правда, то неужели я был настолько слеп? Неужели я и вправду так эгоистичен, что думаю лишь о себе?
«Да брось. Каждый человек печется лишь о собственной шкуре. Нет. Не верю. Не хочу верить. Иначе мы бы давно превратились в дикарей. Брали что хотели. Делали что хотели. В конце концов, есть закон…».
ЗАКОН.
Я даже привстал на минуту, когда мысль вышла на этот путь. Вот почему я так спокойно отнесся к словам Сему – те пекари выступили против царя, а, значит, против закона. И я жил, не нарушая закон. Честно и справедливо.
«А справедлив ли этот закон? Что? Конечно, справедлив! Ведь если сомневаться в справедливости законов самого Хаммурапи, то в чем еще можно быть тогда уверенным? Неужели? Значит, то, что ты лежишь здесь с перебитым носом это по справедливости? Я не знаю…».
Я вновь сел, облокотившись о стену.
Сему говорил, что хижина обвалилась ночью. Но тогда почему командир стражи спрашивал меня про утро? Почему он не ответил? Хотел запутать? И откуда Сему известно, что хибара развалилась именно ночью?
«НОЧЬЮ балка, державшая крышу, сорвалась и пробила корзинщику голову! Ты построил для него эту хижину, а на следующую ночь она развалилась и убила его».
Так он мне сказал в то злосчастное утро. При этом на вопрос, откуда он знает о случившемся, Сему поведал, как шел на рынок, дабы узнать цену за продажу своей жены Анум в рабство. И шел он утром!
«Он мог услышать это от тех стражников? Сомневаюсь. Стража наверняка появилась уже позже. Да и толпа собралась утром. Почему я так решил? Да потому, что если бы она собралась ночью, то не стояла там до самого утра. А грохот падающей крыши точно переполошил бы соседей. Выходит, корзинщик действительно погиб утром, и Сему чего-то не договаривает? Или он просто, как всегда, переволновался и все перепутал? Дважды перепутал? Нет, дважды человек попутать не может. А что, если балка и вправду сорвалась ночью, а соседи просто не услышали – были пьяны или мертвецки устали? Нет, в это очень слабо верится. Прямо все соседи разом напились и устали? И тот кузнец… Урхамму. Я отчетливо видел, с какой ненавистью он смотрел на Сему. Да и после моего задержания он исчез. Доверяю ли я Сему? Разумеется. Ведь мы дружим вот уже несколько лет. Он просто обожает много и вкусно поесть, а я люблю выпить. Так, что немало вечеров мы проводили в различных питейных заведениях. Да, Сему часто ноет, трусоват и слаб духом, но повода для недоверия он мне не давал. До сегодняшнего дня».
Воспоминания откатились на несколько дней назад, когда я еще не закончил строительство хижины.
***
Я окинул взглядом стену в поисках возможных изъянов. Не заметив ничего, повернулся к готовым балкам, сложенным рядом и уже собрался водружать их на крышу, как вдруг увидел Сему. Он плелся по дороге.
– Эй! – поприветствовал его я, вскинув над головой перепачканную в глине руку.
Но он не ответил.
Сему шел ссутулившись и опустив голову. С крайне мрачным выражением лица. Я сразу понял, что случилось нечто неприятное и, бросив балку на землю…
(«кстати, не повредил ли я ее тогда? нет, вспомнил, она была в порядке»)
…направился навстречу приятелю.
– Что с тобой? – спросил я, пытаясь заглянуть другу в глаза.
– А?
– Ты в порядке? Боги, да на тебе лица нет!
– Деньги, – прошептал он так тихо, что я с трудом уловил.
– Деньги? Какие деньги?
– Мои деньги, – он не поднимал головы, – все мои деньги.
– Успокойся. Знаешь что, давай-ка присядем. Пить хочешь?
Сему помотал головой. Я подвел его к скамейке, пристроенной к хижине. Он грузно опустился на нее, словно мешок с пшеницей. Я присел рядом.
– Рассказывай, давай.
Потребовалось несколько минут, чтобы Сему сумел хоть частично справиться с оцепенением. Я терпеливо ждал, пока он не заговорит, участливо посматривая на приятеля.
Солнце заливало округу приятным оранжевым светом, готовясь продолжить путь в сторону заката. Люди сновали туда-сюда по улице, ведущей к Западным воротам, полностью погруженные в свои заботы и не обращали на нас никакого внимания. Где-то неподалеку куковала горлица[1].
– Я не говорил тебе, что копил? – внезапно спросил он.
– Серебро? – уточнил я.
Сему едва заметно кивнул:
– Да.
– Нет, не говорил.
– Ну… это… я копил, – хмыкнул друг. – Даже больше. Я продолжал копить… как… это… делал до меня мой отец, а до него мой дед, – он поднял голову. В глазах стояли слезы. – У нашей семьи есть мечта… точнее, была мечта, – Сему содрогнулся, сделал глубокий вдох и продолжил. Я, молча, слушал, не перебивая. – Мы хотели купить дом. Хороший дом в Вавилоне, а не ютиться в этих жалких лачугах! – тут он презрительно обвел рукой ближайшие хижины. – Дед прекрасно понимал, что одной его жизни не хватит, чтобы собрать необходимую сумму. Отец умер слишком рано, и немного успел доложить к тому, что оставил после себя дед. Я откладываю… – Сему с трудом проглотил подступивший комок к горлу, – ну… то есть… откладывал уже двенадцать лет. Каждый месяц. И мне оставалось совсем немного… – он всхлипнул и умолк.
Я не стал его подгонять, решив, что Сему сам продолжит. Даже горлица на время прекратила куковать, будто заинтересованная в истории торговца зерном.
Так и случилось. Через минуту он возобновил рассказ.
– Мне оставалось совсем немного, – повторил Сему, и мрачная, даже какая-то безнадежная, улыбка появилась на его лице, – знаешь, сколько стоит вилла недалеко от Дороги Процессий?
– Нет, – покачал головой я. – Я никогда не интересовался ничем подобным, ибо в моем положении это – бессмысленные мечтания.
– Двадцать пять мин серебра, – прошептал Сему.
Я тихо присвистнул:
– Ничего себе.
– Да, – глухо поддакнул он.
– И сколько вы скопили?
– Восемнадцать мин.
Я охнул. Это было целое состояние! Разумеется, для таких людей, как мы. Жрецы, вельможи, царские писцы и прочие подобной суммы даже не заметят.
– Конечно, этих денег не хватило бы на виллу, но на хороший кирпичный дом с видом на Евфрат – несомненно. Еще бы и осталось.
– Так, что же случилось?
Он выдержал еще одну секундную паузу. По напряженному лицу Сему, я понял, насколько тяжело ему говорить:
– Ну… это… я никому не рассказывал о том, какими средствами владею, тайно храня их в одном месте… до недавнего времени.
Сему снова умолк и, на этот раз, пауза слишком затянулась. Казалось, он стремительно погружается в себя, словно утопленник в темные воды Евфрата. Горлица, как будто устав ждать, возобновила кукование.
Я же, выдержав пару минут, не стерпел и спросил, заставляя его выплывать обратно:
– Ты кому-то рассказал?
Он вздрогнул, словно резко пробудился ото сна, и кивнул:
– Да.
– Кому?
– Анум.
– Жене что ли?
– Да.
Я недоуменно уставился на него:
– Но зачем?
Он горько усмехнулся, а затем внезапно спросил:
– Почему ты до сих пор не женат?
Я немного растерялся, ибо не увидел связи между этим вопросом и горем Сему.
– Не знаю, – неуверенно ответил я. – Может, потому, что мне не особо это и нужно? Я неплохо справляюсь с хозяйством сам. Да и какое мое хозяйство? Соломенная циновка, горшок для каши, да инструменты. А уж если мне захочется женской ласки, то я знаю в какие места необходимо заглянуть.
– Значит, ты еще не встретил ту, ради которой пожертвуешь своей свободой.
