Янина Дюденко "Свидание с Питером"

До Гороховой я добралась намного быстрее, чем предполагалось. Моя квартира, расположенная в старинном доме, был похожа на раннего вылупившегося птенца, быстро поменявшего свое оперение на грязно желтый. Могущественный, трехэтажный, дышащий дом. С подвальным четвертым этажом. Он казался строгим, родным и почему-то вызывающим необъяснимую тоску внутри. Дом, в котором кипела своя жизнь.

Интересно, как жители относятся к постоянно снующими по этажам туристам?

Сероватое небо обрамляло невидимую крышу. Рядом, очевидно еще не проснувшись окончательно, гулял мужчина с собакой мелкой породы. Собака справляла нужду на асфальт перед парадной. Хозяин пса молча смотрел вдаль, стараясь не спугнуть незавершенный сон, частично оставленный в кровати.

“Что ж, дом найден. Пошли завтракать” – я мысленно поставила галочку в своем списке дел на сегодня. Список оказался не густ – завтрак, заселение, скинуть рюкзак и пойти куда-то. Опять это дурацкое чувство грусти. Ну почему я одна! Ведь вокруг так красиво!

Я медленно побрела по брусчатой плитке. Надеясь найти место для посиделок.

Первое утреннее кафе оказалось за углом на Фонтанке. Веселые студенты уже пили кофейные напитки и ели малиновые сырники за круглыми столиками. Было многолюдно. Какой-то парень задумчиво строчил что-то в ноутбуке. Останавливался на мгновение, словно вспоминая что-то важное или выуживая из памяти витиеватые моменты жизни, и снова продолжал стучать беззвучными клавишами. Выбивая только ему понятный ритм.

“Писатель” – подумала я не без удовольствия про себя.

Надо признаться – люди творческих профессий всегда вызывали мой восторг и восхищение. Вот она – свобода. Ты можешь отобрать у человека все, что угодно. Но никогда не заберешь его умение создавать свои миры, свое вдохновение и находить простое в сложном. Я по-доброму завидовала.

Когда то мне казалось, что я тоже принадлежу к писателям. Не меньше.

Сначала я деловито рассказывала редким знакомым о своих будущих планах на книгу. Что напишу. Какие идеи уже пришли. Придумывать сюжеты мне давалось легко. Знакомые восторженно задавали вопросы.

“Толи еще будет” – улыбалась про себя я. “Вот выпущу книгу и будут ко мне очереди стоять на лекции и чтение”. Мотивы на лицо.

В какой-то момент я дозрела до написания книги, выбрав самый на мой взгляд лучший, интересный и коммерчески успешный сценарий. Энтузиазм закончился после первых десяти страниц. Дальше каждая новая глава давалась все тяжелее и тяжелее. Слова складывались в строки. Строки в главы. Но в моей книги не было жизни.

Писала я редко. Раз месяц по пять страниц. С горем пополам было собрано 150 листов электронной писанины. Книга была не закончена.

Именно в тот момент я призналась себе – ничего не получается. Я ставлю вперед другие приоритеты – работу, заработок, прогулки – все, что угодно, кроме писательского труда. Пушкин, Достоевский были бы в шоке. Перед ними мне было стыдно. Нести культурное русское наследие, прописывая банальные строчки про развратные действия и маньяков – глупость.

Были еще попытки вернуться к писательству.

Тогда я отправила уже написанное читающим людям, чтобы услышать слова поддержки, заинтересованности или очень важное “это интересно, пиши дальше”. Все промолчали. Я сделала вывод – не читали. Или что и того хуже – не интересно. Даже мама ничего не ответила.

Где-то эта недокнига теперь лежала в памяти одного из электронных носителей.

Так что любой питерский человек с компьютером или блокнотом отмечался мной как человек искусства.

– Дальше говорите пожалуйста!

Далекий голос вернул меня в реальность.

– А, эм … Мне пожалуйста кашу овсяную, чай зеленый и… Вон ту булочку с вишней – все, что успели собрать глаза, подходящее под мой вкус, было названо.

– Сто семьдесят рублей к оплате. Наличные, безнал? – вопросительно посмотрела на меня девушка за прилавком.

Я замахала картой, показывая готовность оплачивать.

Взяв свой поднос в руки, я обернулась и застыла. Мест не было совсем. За момент моих мечтаний и заказа людей в помещении стало больше вдвое. Кто-то предусмотрительно занял места, и пошел делать свои заказы сытного завтрака.

Другие столики насчитывали по пять сидящих человек. При посадке в три. Сесть было некуда.

“Так, без паники. Возьмем с собой!” – успокоила я сама себя и тут же заныла, опустив глаза на поднос – “Ну неееет!”.

Чай, каша и булочка – все было разложено в многоразовую посуду. Уходить с казенными тарелками и кружками – воровство. Но в данный момент я была согласна и на него. Лишь бы ни к кому не подсаживаться.

Снова, оторвав глаза от посуды, глаза оценили обстановку. Люди, люди, бесконечные лица, куртки, рубашки, пальто.

Удача!

Я увидела, что в углу у окна расположен одинокий столик, за которым никого не было. Сумок, пакетов, очков, шапок тоже не наблюдалось. Мой стол.

С неосторожностью болтая горячей чашкой на подносе, я рванула в нужном направлении. Со мной в тот момент никто не соревновался. Но я панически боялась, что толпа заказывающих еду людей, заметит этот уголок и опередит меня.

Поднос плюхнулся на столик и прозвучал глубокий выдох.

“Чего им всем дома не сидится!” – мысленно пробурчала я. Агрессия разных масштабов накатывала каждый раз, когда я чувствовала бесконтрольность ситуации. Иначе реагировать не умею.

“Ладно, все хорошо!” – в этот раз фраза была уместна и мгновенно подействовала. Выдыхаем и приступаем к трапезе. Я стянула с себя черную кожаную куртку и повесила на спинку стула.

Овсяная каша пахла великолепно. От нее исходил густой пар, плавящий масло в середине каши. Рядом с тарелкой стояла маленькая пиалка с вишневым вареньем.

Просто идеально.

Великолепным было и то, что сесть за мой стол можно было спиной к людям. Я не видела никого в зале. А значит снова могла наслаждаться безопасным наблюдением за другими людьми, за облаками, домами, проезжей частью и торопливыми редкими велосипедистами.

– Простите!

От испуга я выронила ложку обратно в кашу. Куртка медленно сползла со спинки стула.

– Девушка! Простите, но вы сели на мое место – секундная тишина – И уронили свою куртку.

Я быстро повернулась на голос. Мужчина.

Начала натягивать валяющуюся куртку обратно на стул, готовясь атаковать словом. Снова я ничего не контролировала.

– С чего вы взяли, что оно ваше?

– Я положил на стол свою ручку – собеседник указал пальцем в сторону подноса – И она лежит перед вами. Стало быть мое – не унимался мужчина, гремя чашкой об тарелку.

Мельком глянув на стол, я и правда заметила лежащую деревянную ручку, из которой торчал чернильный стержень.

“Блин!”.

– Хорошо, простите – я начала вставать, сильно шумя по полу стулом, столом, тарелкой. Чертова куртка снова упала – Я сейчас пересяду – разбросанная по столу посуда начала быстро перемещаться с моей помощью обратно на поднос.

– Куда ж вы пересядите? – задался вопросом мужчина, подымая многострадальный черный кусок кожи – Там также нет мест – он махнул в сторону зала – Иначе я бы вас не тревожил. А потерю ручки как нибудь бы пережил.

Я огляделась. Мест и правда не было. Люди все прибывали. Желающих поесть дешевые завтраки становилось все больше, как только время на часах начало показывать девять.

Боевой настрой мгновенно сменился на беспомощность. Еще одну схватку за стол я не выдержу.

– Что делать? – робко спросила я.

Мужчина осмотрелся. У соседнего стола стоял один лишний стул.

– Я сейчас – он поставил поднос на мой маленький столик, прямо на свою ручку и отошел в сторону.

– Простите! Я возьму у вас стул? – он не улыбался.

Владельцы соседнего стола закивали.

– Вот и отлично – бурчал он, подтаскивая свое сиденье в моему углу – В тесноте да не в обиде. Вы садитесь – мужчина указал на мой стул, над которым я стояла – А я сяду здесь – и он опустился рядом.

Стало и правда очень тесно. Но вдвоем мы помещались. С трудом и слишком близко. Я не люблю такие расстояния с незнакомыми. Да и знакомыми людьми тоже.

Он начала активно есть, не обращая никакого внимания на меня и задумчиво смотря вдаль. Мне есть было как то неудобно и некомфортно. Обстановка висела напряженная.

“Ну не испортит же мне эта ерунда поездки” – хорошая мысль пришла мгновенно.

Я решила оставить попытки позавтракать и пойти погулять. У меня всего три дня на счастье. Вдруг мужчина заговорил настолько же неожиданно, насколько и появился:

– Почему вы ее бросили?

– Чего? – я уставилась на него – Кого бросила?

Он ответил не сразу. Время начало сужаться. В секунде появились лишние подсекунды.

– Писанину свою – он продолжал не смотреть на меня и медленно пить чай, предварительно в который было насыпано три сахара и добавлена ложка вишневого варенья – Вы думаете это сильно плохо? Поэтому другие не должны видеть ваших мыслей? – он повернулся.

– С чего вы взяли, что я пишу что-то? – в этот момент я посмотрела на него полностью. С ног до головы.

До этого нелепого вопроса, я лишь дважды бросила взгляд в его глаза в процессе диалога и отвернулась. Сейчас же передо мной встала полная картина. Мужчина, одетый во все черное, с очевидно маленьким ростом сидел рядом.

При своем небольшом росте он еще и сутулился. Было видно, что мужчине комфортно с самим собой. Какое-то осознанное одиночество веяло от него.

На ногах красовалась платформа. Большие черные ботинки с платформой. Я такие никогда не видела. На старый манер, приделанная, как будто вообще от чего то другого мантия покрывала черный пиджак. Волосы были окрашены в черный цвет, отчетливо напоминающий вороново крыло.

В наше время каждый вправе выглядеть как ему угодно. Но я не была любителем фанатиков любых культур. Таких людей мне хотелось опасаться.

“Еще и гот” – вердикт вынесен.

– Вы похожи на писательницу, на человека с душой и жаждой жизни – кружка чая опустела – Я сделал вывод, что вы пишите – он достал платок, аккуратно протер ложку для еды и приступил к трапезе – И да простите. Я пока стоял за первым, я наблюдал за вами.

– И что вы увидели? – очень, нет очень-очень я не любила, когда за мной наблюдают. Если бы где-то раздавали способность быть невидимкой, в первых рядах очереди была бы я.

– Вы сели спиной к народу. Получается – вам интереснее с собой? Верно?!

– А вы я смотрю психолог? – ироническая нотка соскочила как искра с языка – Знаете, я не очень люблю психологов – Я начала попытки встать в тесном пространстве.

Нового знакомого ничуть не смутило мое мельтешение и ирония. Он положил ложку в тарелку и продолжил:

– Нет, что вы! Психолог из меня бы не вышел. Я ж не лекарь. Но… – я ваш коллега – он зачем то поднес тарелку с кашей к своему лицу и с придиркой посмотрел на ее края – Точнее вы можете стать моей коллегой – тарелка вернулась на место – Если конечно допишите свою историю.

Разговор начал раздражать.

– Да не пишу я ничего! – наконец-то мне удалось встать, снова уронив куртку и, отодвинув стул, задом пройти шаг, отделяющий меня от свободы – Спасибо вам за стол, мне пора!

– Удачи девушка!

Безымянный знакомый отвернулся и меланхолично продолжил есть.

Я же быстро вышла на улицу и немного торопясь пошла в сторону Апраксина переулка.

Второй за сегодня неожиданный контакт – это уже слишком. Настолько отвыкнув от нового общения, любой непроизвольный диалог становился для меня каторгой. Я разучилась рассматривать в людях интересное. Разучилась строить общение. Я умела только подглядывать за снующими туда-сюда людьми, и придумывать им жизненные истории. Хоть и дико хотелось общения. Раздвоение какое-то.

А какая история могла бы быть у него? Может быть он актер? Нет, слишком мрачный и нелюдимый для актера. Психолог, по всей видимости отпадает, а вместе с ним и коуч, и прочее информационное вещание.

С такой внешностью и ботинками-платформами он вполне походил на Мима. Отстраненный человек может быть клоуном? Да, если смешит людей всю жизнь. Когда же ему еще быть по настоящему грустным, кроме как не с собой?

А может он художник? Рисует вечерами прекрасные готические картины, или не очень прекрасные. Краски его не слушаются, и он, нервно закуривая сигарету, размазывает полотно за полотном черными красками, стремясь уловить ту самую неповторимую музу.

Почему он спросил о книге, все же… Еще так нелепо – “писанина”. Обидно, это ведь мой неповторимый труд. Да, неизданный. Сомневаюсь, что кто-то будет его читать когда-то, с упоением погружаясь в характер героя. Но я старалась, и никакая это не писанина. Книга.

Сколько времени? Бесцельно бредя в своих раздумьях прямо, я ушла далеко вдоль Фонтанки до Ломоносовской улицы и остановилась смотреть на жирных морских чаек.

Неспешно пощупав свои карманы, я не обнаружила телефон.

“Неет!” – еще не хватало потерять мобильник в первый же день.

А там все! Номера телефонов, адрес бронирования, фотокамера. На что я буду фотографировать Неву, когда налюбуюсь глазами? И самое главное Стас! Как сообщить ему, что со мной все в порядке?

По неоспоримой логике телефон был оставлен в кафе. И тут было два варианта: либо я его выложила на стол и оставила где то там же, на радость художнику-незнакомцу. Либо этот незнакомец успешного его стащил, заболтав меня какой-то ерундой о писательстве. Погладив мое самолюбие.

Старенький аппарат был весь побит временем. Стекло задней крышки держалось непонятным образом. Паутины то и дело кругами и витиеватыми квадратами распространялись по всей крышке и местами заходили на экран. Украсть и продать такое чудо – подлинная глупость. Войти во все банки и снять что-то с электронных карт – это возможно.

Я развернулась и пошла обратно вдоль Фонтанки к месту завтрака. Прошло не более десяти минут спешного шага, как я вышла и вернулась. Кафе было частично пустым.

Свободных столов на этот раз оказалось больше, чем занятых. Одинокие люди, и парочки редко сидели за завтраком, никуда не торопясь.

Мой недавний стол утренней трапезы был пуст.

Одиноким был и стул, расположенный у стола, приглашающий сесть лицом к окну. Телефона на столе не было. Ожидаемо.

Я расстроено слегка стукнула пальцами по столу, на манер барабанной дроби. На издаваемый стук и с мягким беззвучием из-под солонки выкатилась перьевая деревянная ручка. Все, что осталось… Ручка отправилась в маленький рюкзак путешественника.

Надо будет сходить в интернет-кафе и написать Стасу, что я теперь без связи. И карты заблокировать, сняв деньги. Вот и дел до двенадцати часов насобиралось.

Я не могла сказать точно – расстроила ли меня эта ситуация или нет. Телефон не являлся моей крайней необходимостью. Но там была работа, возможность делиться эмоциями и деньги.

Может это просто привычка? Пойти купить новый телефон – глупость. У меня было не так много свободных денег, чтобы позволить себе что-то. Кнопочный вечный разве что.