Ночью мне снится кошмар. Хеннинг и Мортен следят за мной, а я почему-то пугаюсь и убегаю от них. Город странный, серый, словно сумерки – но вокруг никого нормального, какие-то люди-зомби с широко распахнутыми глазами, которые меня не видят. А эти двое – видят, и мне надо от них спастись. Как всегда во сне, ноги не слушаются, я бегу очень медленно, и они настигают меня.
Проснувшись с колотящимся сердцем, я вскакиваю с кровати и автоматически сгребаю телефон и браслет. В квартире тихо – дети спят, время пять утра. Меня знобит и подташнивает. Может, заболеваю? Как некстати, мелькает в голове: я правда хочу пойти на день рождения к Хеннингу.
Положив телефон и браслет на кухонный стол, я наливаю себе стакан воды, и вдруг экран загорается сообщением от отца: «С тобой все в порядке?»
Секунд на тридцать я зависаю, тупо глядя в него. В телепатию я никогда не верила. «Да, а что?» – отвечаю я, все еще не понимая. Тогда он спрашивает, почему не сплю, а я поясняю про кошмар. «Как ты узнал?» – не выдерживаю я. «Браслет», – отвечает он.
Ого. Я понятия не имела, что такая техника существует. Получается, эта игрушка определила, что мне плохо, всего за несколько секунд, что я держала ее в руках? Да еще и отправила ему сигнал
Еще полчаса мы переписываемся. Я спрашиваю, почему не спит он, и Хеннинг отвечает, что часто работает по ночам. Он осведомляется, часто ли меня беспокоят дурные сны, и я честно отвечаю, что это впервые за много месяцев. Он еще какое-то время допытывается, что именно мне приснилось, но я не раскалываюсь: не хочется его обижать такими глупостями.
В конце концов он приказывает мне выпить молока и идти спать, как будто мне пять лет. Но это очень приятно, и я слушаюсь, ловя себя на том, что все больше и больше привыкаю к его заботе.
На следующий день звонит Мортен – спрашивает, как дела, и ношу ли я браслет. Я нахожу это удобным случаем, чтобы подробнее выяснить, как работает эта штука.
Если ты в сильном стрессе или напугана, мы с отцом получаем сигнал, – спокойно поясняет он.
– И что, каждый раз будете звонить мне? – удивленно спрашиваю я.
– Не каждый. Чаще мы просто сразу приезжаем.
Я смеюсь, но выясняется, что он не шутит. И тогда мне становится не по себе.
– Эммм, Мортен, мне не хотелось бы, чтобы вы срывались по пустякам. Мало ли, может, я с начальником поругалась или дети довели…
– Браслет реагирует только на критичные ситуации. Вчера ночью, например, ты была напугана так, как не бывает во время споров с начальником или детьми, – негромко возражает он.
– Это был просто кошмар.
– Мы так и поняли, учитывая время. Но все же мы всегда будем проверять. Тебе разве не нравится находиться под защитой?
– Не знаю. Это непривычно, – честно отвечаю я. – А если кто-то из вас будет в опасности, я узнаю?
Мортен хмыкает:
– Браслет не передает сигналов опасности в твою сторону. Ты же девочка.
Интонации ласковые и явно флиртующие, но я не могу оставить этого без возражений.
– Я не девочка, Мортен. И я привыкла, что забота – взаимная штука.
– Забота – может быть, но защита – дело мужчин, – отвечает он, и на это аргументов уже не находится.
К тому же, звучит очень сексуально, но об этом лучше не думать. Все эти его взгляды и слова – это все несерьезно, напоминаю себе я. Такие мужчины флиртуют как дышат, со всеми, потому что привыкли, что всем нравятся и просто наслаждаются этим. Ему, вероятно, нравится смущать и следить за реакцией, но это даже не означает, что он в принципе когда-нибудь захочет меня. А еще вероятнее, что он даже не представляет, какое сильное влияние оказывает.
Но все же я хочу снова увидеть его, и никак не могу этого скрыть от самой себя. Как и свои эротические фантазии на его счет: его руки на моем теле… поцелуй… секс… минет… боже!
Если Хеннинг поймет, как я истекаю слюнями по мальчику, который минимум на десять лет моложе, он наверняка разочаруется во мне. Это нужно скрывать во что бы то ни стало. И никогда, никогда, никогда больше не допускать флирта с Мортеном.
Глава 7
В пятницу вечером звонит отец и уточняет, все ли в силе насчет воскресенья. Он все еще опасался, что я соскочу, и это неимоверно трогает. Я заверяю, что мы будем, спрашиваю про формат мероприятия и где он планирует праздновать. Хеннинг отвечает: все по-домашнему, в "Берлоге", примерно на сто человек.
– На сколько, сколько человек? – переспрашиваю я, замирая с телефоном.
– Не волнуйся об этом, – мягко говорит он. – Просто надевай что удобно и привези моих внуков, я тебя очень прошу. Там будет много других детей, это весело.
– Ладно. Но у меня просьба: не проси Мортена ни о чем, ладно? Я спокойно постою в сторонке с бокальчиком, если что, – умоляю я.
– Разберемся, – хмыкает он.
Чтобы дети не загнали меня за неделю вопросами, я говорю им только к вечеру в субботу – но они реагируют на удивление спокойно.
– А нам обязательно ехать? – осведомляется Аглая, и тут до меня доходит: дедушка для них – это папа папы. Человек, который интересовался ими не более, чем охранник в школе. Ничего другого они никогда не видели, да и я тоже – до появления в моей жизни Хеннинга.
– Обязательно. Но не волнуйтесь, там будет весело, – обещаю я.
– А если не будет? – капризно осведомляется Баламут.
– Тогда на обратном пути заедем в Макдак и на батуты, – быстро обещаю я, и он вопит «ура», а лицо Аглаи немного светлеет.
– Можно я возьму с собой телефон? – умоляет она, и я, скрепя сердце, киваю.
В воскресенье утром начинается полный дурдом – я вдруг соображаю, что в моем гардеробе только одно платье, более-менее похожее на вечернее, а у Аглаи нет вообще ничего подходящего. Приходится выкручиваться за счет яркого худи со стразами, который она выпросила на прошлый Новый год.
Посмотрев на себя в зеркало в черном платье, я понимаю, что это полный провал. Оно морально устарело еще года три назад, и теперь я в нем выгляжу так, словно собираюсь на собственные торжественные похороны.
– Мам, надень красное, – мимоходом советует Аглая, и я думаю, что в этом есть резон.
«Красное», правда, это не платье, а туника, но зато последняя еще не вышла из моды и отлично смотрится с обтягивающими брюками-стрейч. Разумеется, все это будет крайне хреново выглядеть, если другие женщины придут в вечерних платьях, но…
– Не жили хорошо – нечего и начинать, – бормочу я себе под нос, довершая образ модными черными кожаными кедами, отороченными мехом – мой прошлогодний подарок самой себе в честь премии. Да, не туфли на каблуках, но если кого-то не устроит, мы можем и уйти пораньше – в бургерных и на батутах дресс-коды нам рады в любом облачении.
В тот момент, когда я уже думаю вызывать такси, звонит Мортен.
– Приеду через полчаса. Вы готовы? – спрашивает он.
– Готовы. У нас правда, как выяснилось, по части вечерних платьев полный фейл, – предупреждаю я, но его на заднем плане настойчиво зовет какой-то женский голос, и он быстро завершает беседу, по-моему, даже толком не услышав.
Выходя из дома, я вдруг понимаю, что страшно нервничаю. Что, если Баламут будет плохо себя вести? Что, если я окажусь единственной женщиной в брюках? Что, если…
Мортен ждет нас, стоя возле автомобиля, припаркованного у подъезда— он приехал на какой-то китайской модели серого цвета, достаточно крупной, но не броской.
Слегка взвинченный Баламут, не понимающий, чего ожидать, вылетает из подъезда и настороженно таращится на Мортена, пока мы здороваемся. Аглая буркает ему: «привет» и смотрит себе под ноги. Она всегда стесняется незнакомцев.
– Садитесь, – говорит он, открыв детям заднюю дверь и мимоходом треплет Баламута по макушке, получая в ответ полный любопытства взгляд, какими могут смотреть только дети: «А ты кто? Тебе можно доверять?»
Распахнутая красная куртка Мортена напоминает мне тот момент, когда я прижималась к ней лицом – сразу после того, как он выдернул меня из-под колес, будучи прохожим-незнакомцем. И я невольно краснею, а моя нервозность усиливается, и вдруг одолевает тошнота.
– Ты в порядке? – спрашивает Мортен в этот самый момент, и приходится приложить значительное усилие, чтобы прекратить панику.
– Да. Немного кружится голова, может, из-за погоды, – на ходу придумываю я, но с утра и правда здорово потеплело.
Дети на заднем сиденье молчат как партизаны, и мы с Мортеном тоже не разговариваем. К тому времени, как мы приезжаем, моя тошнота и нервозность проходят – и окончательно отпускает, когда я вижу Хеннинга, встречающего нас. Это не удивляет: в его присутствии мне всегда становится очень спокойно, с нашей самой первой встречи.
С детьми, по-моему, происходит то же самое – чистая магия. Ничем иным невозможно объяснить, что обычно недоверчивая с незнакомцами Аглая улыбается до ушей в ответ, когда Хеннинг говорит, что она красавица, а Баламут повисает на нем с первой секунды так, как висит обычно только на мне – и больше ни на ком.
– Ну-ка, – говорит Хеннинг и, чуть отодвинув, поднимает его одной рукой, прижимает к себе, а второй обнимает меня.
– С днем рождения, – бормочу я. – Подарок за мной. Прости, я просто не успела придумать, что…
– Не надо. Ты уже подарила мне два подарка, – улыбается Хеннинг, перехватывая покрепче моего сына, который совершенно не собирается с него слезать.
– Баламут, отвяжись от него, – шипит Аглая, дергая брата за ногу, но тот еще крепче вцепляется в шею моего отца, а я растерянно улыбаюсь: дочь отчаянно ревнует Хеннинга к брату.
Но Хеннинг это тоже быстро понимает и, отпустив меня, крепко обнимает Аглаю. И они так стоят втроем, пока ее взгляд не меняется, а губы снова не расползаются в счастливой улыбке.
– Он всегда такой с детьми? – тихо спрашиваю я у Мортена, брови которого еле заметно поднимаются вверх, и он улыбается, еле заметно качая головой.
Когда мы проходим сквозь первый этаж бизнес-центра и попадаем в зал, я понимаю, что оделась удивительно точно и правильно: большинство женщин выглядит примерно так же, как и мы с Аглаей. Никаких драгоценностей и туфель на каблуках – здесь все носят нарядные толстовки, худи, туники и прочий праздничный кэжуал в сочетании с удобной обувью.
В зале уже человек тридцать – все собираются группками у небольших столов с бокалами и канапе. Болтают, смеются, пьют.
Заметив несколько взглядов, я опять нервничаю, но Мортен невозмутимо вкладывает в мою руку бокал шампанского и двигается сквозь зал, представляя меня по имени тем, кто оказывался рядом, но никому ничего про меня не объясняя. Куда делся Хеннинг с детьми, я даже не замечаю, но совершенно не волнуюсь: по тому, как они встретили друг друга, слепой бы не понял, что им хорошо вместе.
Выбрав пустой столик, Мортен берет тарелку и кладет на нее немного закусок для меня:
– Перекуси и перестань нервничать, – мягко советует он. – Ты отлично выглядишь, и все хорошо.
– Вкусно, – смущенно замечаю я, глотая шампанское.
Мортен улыбается, забирает у меня пустой бокал и быстро выменивает его на полный у официанта с подносом.
Пузырьки ударяют в голову, и я чувствую, как становится жарко. Или это от того, что он стоит слишком близко в своей ослепительной светло-голубой шелковой рубашке, и тонкая ткань подчеркивает каждый мускул? Я бы хотела потрогать его грудь хотя бы раз, провести ладонью по плечу, узнать, как все это теплое железо двигается под рукой.
– Кто все эти люди? – тихо спрашиваю я, пытаясь отвлечь саму себя.
– Родственники, друзья… они все – семья, мы так это воспринимаем, – негромко поясняет Мортен.
Мой взгляд скользит на рыжеволосую молодую девушку, которую он мне представил вместе с сопровождающим ее парнем-блондином – им на вид лет по двадцать пять.
– Майя и Артем, мы вместе работаем и дружим, – комментирует Мортен. – Там дальше Тимофей, это старый друг отца, они вместе выросли. Рядом с ним жена, ее зовут Катя. Тот мужчина с темными волосами – Марат, это тоже его друг. Скоро подойдет его жена Ольга, она папина сестра и наша тетя.
Он рассказывает еще про каких-то людей, но я не успеваю запоминать имена, и просто стараюсь не пялиться на него голодным взглядом. Чтобы отвлечься, пью еще и не сразу понимаю, что уже перебрала, и надо остановиться.
– А где мои дети? – вдруг вскидываюсь я, когда второй бокал шампанского уже наполовину выпит.
– Там же, где и все остальные мелкие, – хмыкает он. – У них своя туса, но позже мы объединимся, когда будет час игр.
– Что это?
– На каждом семейном празднике мы выделяем час, чтобы поиграть с детьми, – поясняет Мортен, – в этом участвуют все взрослые.
– Круто, – оцениваю я, замечая, как Хеннинг, наконец, возвращается в зал. Встретившись взглядами со мной, подмигивает.
– Папа сейчас будет общаться со всеми по очереди… хочешь, я тебе "Берлогу" пока покажу? – предлагает он.
Горячие пальцы Мортена едва касаются моей талии, чтобы деликатно указать направление, но я вся горю. Господи, зачем я столько выпила на голодный желудок? Покачнувшись на лестнице, вынуждаю его поддержать меня и заливаюсь краской от стыда и стараюсь не прижиматься, хотя от него восхитительно пахнет и очень хочется. Он просто вежлив, Альма, очнись… подумай о разнице в вашем возрасте. Но мой пьяный мозг вместо этого начинает подсчитывать, сколько времени у меня уже не было секса, и получается очень много.
А вот такие мысли – это уже очень плохо, по опыту знаю я. Надо как-то протрезветь, и чем быстрее, тем лучше.
Мортен.
Время истекало. В машине он почувствовал такое, что мысленно начал обдумывать алгоритм действий на случай, если начнется: загипнотизировать детей, потом вырубить Альму, мчать в «Берлогу» и молиться, чтобы успеть… к счастью, обошлось. Но в следующий раз может не обойтись.
Накануне они до хрипоты спорили с отцом – Мортен настаивал на том, чтобы забрать Альму поскорее, Хеннинг хотел дать ей и детям еще немного времени. Но он затылком чувствовал опасность, всеми короткими волосками, растущими вдоль шеи. Когда они так шевелились, надо было действовать – это Мортен усвоил еще с первой своей охоты.
Поместить ее с ныхом внутри в зал, полный алхонцев, означало бросить гранату в костер. Поэтому он не собирался отходить ни на шаг. Но, удивительное дело, рядом с отцом ей сразу стало лучше, а не хуже. И она до сих пор чувствовала себя прекрасно, заставляя его думать вовсе не о ныхе.
Он с трудом тормозил свои руки, которые так и хотели потрогать ее лишний раз. Лишь немного придержал за талию на лестнице, когда она споткнулась. Хотелось бы верить, что Альма сделала это специально, но вряд ли.
– Так что, все это здание – ваше? – дошло до нее, когда они прошли сквозь второй и третий этаж, оборудованные под офис, и вышли на четвертый, где в основном находились переговорные и зоны отдыха.
Мортен включил свет в одной из них, и Альма подошла к панорамному окну.
– Да, – коротко ответил он, любуясь ей, пока она любовалась парком и хорошо освещенными дорогами, и крышами домов, пропадающими в темноте вдали. Пока было рано сообщать, что «наше» – все, что она видит вокруг и еще немного дальше.
От шампанского Альма раскраснелась, и теперь ему еще сильнее хотелось потрогать, облапать и разворошить аккуратно уложенные волосы, нацеловать мягкие губы до красноты. А потом трахать до горловых криков и хрипоты. Почему бы и нет, если она тоже его хотела? Обычно у него с женщинами все выходило довольно просто.
Но в этот раз он нервничал больше обычного. И заинтересованные взгляды парней на Альму внизу сильно раздражали, особенно когда пялились вторым зрением. Она была слишком красива, и мимолетное любопытство мгновенно переходило в интерес.
Лис, например, заинтересовался точно, и не подошел лишь потому, что Хеннинг заранее попросил всех держаться от его дочери подальше этим вечером, чтобы дать ей спокойно освоиться. Мортен был единственным, кому было разрешено приближаться… но кто бы знал, что стоять рядом с ней будет так трудно.
У большинства мужчин хреново развито периферийное зрение, но он охотник, и умел видеть даже затылком. Не говоря уже о втором зрении. Поэтому Мортен заметил каждый изучающий взгляд на его тело. А сейчас его очередь раздевать ее взглядом… и боги, как сладко это ощущалось.
Внезапно обернувшись, словно она тоже заметила что-то затылком, Альма поймала его взгляд и мгновенно залилась краской.
О, да, детка, ты все правильно понимаешь, сказал он ей взглядом. Немного пьяная и заторможенная, она просто не успела отдернуть глаза, а через пару мгновений уже стало поздно – электричество пошло в обе стороны.
