Евгения Чепенко "Вера в сказке про любовь"

Мальчишка не ответил, дотянулся, практически силком выдернул у меня блюдо с пирожками и принялся по одному крутить их в руках, рассматривая на предмет… Не знаю, на предмет чего, только каждый новый изученный он небрежно отшвыривал в сторону и прямо на пол. Чуть позади мальчика стоял Свет и, не шевелясь, буравил меня тяжелым взглядом. Немая, ужасная по своей эмоциональной составляющей сцена на мгновение прервалась, когда блюдо глухо клацнуло об пол. Мальчишка поставил его и скрылся в одном из дверных проемов, ведущих в глубь квартиры.

– Привет, – холодно произнес Свет.

Я вздрогнула. Мужчина наклонился и собрал угощение.

– Проходи.

Обращение прозвучало как приказ, но заострить на этом внимание сил не оказалось. Я ступила через порог и осторожно закрыла за собой дверь.

– Чаю хочешь? – все с тем же суровым выражением поинтересовался Свет.

– Да.

– С чем пирожки?

– С мясом.

Вот сейчас назвать про себя его Хуаном язык не поворачивался.

Я прошла следом за Пересветом, молча присела на краешек указанного им стула и осторожно огляделась. В общем и целом, обстановку кухни я знала, но вот так, вблизи, она выглядела гораздо лучше, с появлением штор еще и уютнее. Зато детская посуда, красочные схемы диких и домашних животных, фруктов и овощей под магнитами на дверце холодильника явились полной неожиданностью. Значит, тот малец мне однозначно не померещился. Образ Динозавра трещал по швам. Чего я еще пропустила? Где миссис Динозавр?

– Черный? Зеленый?

– Черный, – не особо задумываясь, выбрала я.

– Тём! Чаю хочешь?

На окрик никто не откликнулся. Впрочем, Свет, кажется, и не ожидал отклика, просто наливал сразу три чашки. Сложно представить ситуацию более некомфортную в моей жизни, нежели сложившаяся. Я сидела и с замирающим сердцем ожидала сбора хозяев за столом.

Сбор случился неизбежно. Как только на стол опустилось блюдо с фруктами и сладостями, появился малец. Не обращая на меня никакого внимания, он молча взобрался на стул и принялся поглощать конфеты одну за другой, запивая все это редкими глотками чая. Может, я заигралась со своими наблюдалками, но разве бывает так, что пятилетний ребенок не задал чужой незнакомой тетке ни одного вопроса? Он даже не взглянул на меня ни разу. И не так что нарочито не взглянул, дети в этом возрасте плоховато врут, а так, что я реальный призрак.

– Тём, еще чаю хочешь?

Погруженная в свои диковатые размышления, я не обратила толком внимания, что Свет к нам присоединился, а малой, залпом допив чай, собрался улетать.

И снова в ответ тишина.

– Как хочешь, – пожал плечами хозяин и как ни в чем не бывало обернулся ко мне. – Сахар?

Я отрицательно покачала головой.

– Нет, спасибо.

Мальчишка снова испарился в глубине квартиры. Наверное, у меня на лице что-то такое отразилось, Свет вдруг посмотрел пристально, тяжело, оценивающе. Он словно чего-то ждал. Или нет. Не ждал, он решал, как со мной поступить. В памяти всплыли рассказы о трупах случайных свидетелей мафиозных дел.

Ни пошевелиться, ни подумать, ни проанализировать. Глупое положение.

– Хотела «спасибо» сказать, – словно в оправдание своих действий невнятно пробормотала я, чем, кажется, слегка смягчила Пересвета.

– Да, отец рассказал, что кота Феофаном звать, а Пофиг – это уже производное.

– Он просто с детства себя так вел. Танк взрывайся над ухом, а ему хоть бы хны. Еще сядет перед теликом и вот смотрит. Так и прозвали.

– Забавно.

На этом замечании вновь воцарилось неуклюжее молчание. Я попыталась скромно глотнуть чаю. И, как всегда случается в такие моменты, от старания быть тихой и незаметной подавилась и закашлялась. Из глаз потекли слезы, а Хуан, едва не уронив стул, подорвался помогать несчастной гостье, да как шарахнет своей лапищей мне по спине. Вслед за слезами искры посыпались! Честное слово. Я сорок раз пожалела, что вообще этот злосчастный напиток ко рту поднесла.

– Ой, – спохватился Свет. – Больно?

Продолжая отчаянно кашлять и краем глаза следить за вероятной траекторией его увесистых ладоней, я отрицательно покачала головой. Нет, ну что вы, сударь! Как можно? Я и не заметила.

– Водички?

– Нет, – на этот раз вышло у меня вслух. – Спасибо.

– Это мой сын, Артём.

Я обернулась. Малец стоял в дверях и с отстраненным любопытством за мной наблюдал.

– Привет, – помахала я ему ладонью.

Тём не ответил, только голову слегка вбок склонил, продолжая пристально изучать инородное тело в квартире. Если совсем недавно меня мучил факт странного безразличия мальчика к себе, то теперь смущало откровенное молчаливое внимание. Он словно не на живого человека смотрел, а на новый диван или, не знаю… новые шторы. Что-то не слишком мелкое, вроде тарелки, но и не слишком масштабное, вроде автомобиля.

– Артём хочешь пить, – наконец произнес приятным детским голоском мальчик и обернулся к отцу.

– Воды или чаю? – спросил Свет.

– Или чаю, – ответил Артём, прошел и вновь сел на свое недавнее место.

– С сахаром. Конфет хватит.

– Хватит, – согласился Тём и подвинул блюдо со сладостями мне. – Ешь.

Я оторопело уставилась и на мальчика, и на его отца.

– Спасибо.

– Это? – ткнул в меня пальцем Артём и обернулся к отцу, видимо, вопрошая еще и взглядом.

– Кто это, – поправил сына Свет. – Это Вера.

– Вера. – Поскольку букву «р» он не выговаривал, то прозвучало это как «Вела».

Да, и вообще, насколько я успела подметить за все произнесенные мальчиком реплики, он многие звуки не выговаривал: «ш», «ч», «ю». И это ведь только то, что услышала.

– Рудольф не говорил про внука, – завороженно глядя на Тёма, пробормотала я.

Свет положил руку на плечо сына, уже успевшего потерять ко мне интерес и переключить внимание на кухонную салфетку.

– Рудольф – хороший мужик, – с легкой прохладцей, не отрывая взгляда от макушки мальчика, произнес теперь уже очевидно бывший Динозавр, – но некоторых тем он предпочитает избегать.

Я вдруг ощутила себя чудовищно назойливой грубой сукой, которая позволила себе буквально вломиться в чужую жизнь. Захотелось извиниться, откланяться и сбежать. Сбежать как можно быстрее к своему коту, подруге, родителям, выдуманным романам, зюку, в линзах которого голый Динозавр глупо и примитивно прожигал свое время. Вселенная из окон этой квартиры мне не нравилась, она была не такая, страшная, она пугала. Мой мир, он не такой, он… он…

– Больше не выкладывали? – спас меня от подступающей паники Свет.

– Нет, – ответ вышел поспешным, а голос хриплым.

Рудольфович сощурился, отчего в уголках его глаз собралась сеточка мимических морщин.

– Если хочешь, иди, – с мягкой доброй улыбкой проговорил он.

– Нет! – вот теперь я запаниковала. Как часто в жизни женщине хочется, чтобы мужчина угадал ее заветные желания. И невдомек мне было, что когда-либо я возжелаю, чтоб мужчина не угадал. – Нет. Я просто растерялась. – Возможно, честность смягчит тот удар, который я сейчас ему нанесла.

Им обоим нанесла.

– Тёмыч скоро спать, а у меня вино есть. Посидим. Помнится, врать ты не любишь.

В который раз за вечер я растерялась?

– А тебе на работу там ничего?

– В воскресенье? – искренне заулыбался Свет. – Чего я там забыл? Завтра у нас карусели.

– Карусели – это здорово, – улыбнулась я в ответ.

Хотя от откровенного равнодушия Артёма к теме обсуждения по-прежнему бросало в дрожь. Дети ведь все и всегда слышат, кругом суют свой мелкий нос. Я, конечно, на эксперта по детям не потяну, но и не в пещере ведь половину жизни провела, чтоб простых постулатов не знать.

– Мультики, – вмешался в наш кривой и неловкий диалог Тём.

– Можно и мультики, – тут же среагировал папа. – Я сейчас, – предупредил меня он и отправился на пару с сыном в гостиную к тому самому плоскому монстру, который мы с Каринкой считали приобретенным исключительно для футбольных нужд.

А вон оно как оказалось. Знала я, что мульты включаются на большом плоском экране, а не на каком-нибудь ноутбуке, благодаря своему любопытству. Сначала последовала за ребятами, а потом тихонечко остановилась на пороге, страшась нарушить гармоничное существование отца с сыном. И меня, как, наверное, любую другую оказавшуюся в такой ситуации женщину, до чертиков интересовало, где их мать. Женщиной тут и не пахло. Совсем и вообще. Более того, мать ребенка никто не пытался помнить. Рамки с фотографиями отражали чисто мужское трио: Рудольф, Пересвет и Артём всех возрастов. Может, конечно, в комнате мальчика есть хоть что-то. Комнату ведь по иронии судьбы я пока еще ни разу не видела: ее окна выходили на левую, солнечную сторону «Пандоры». Зюк быстро раскрыл бы намеки на детство в интерьере.

Тём замер напротив «Смешариков», а Свет развернулся и пошел на меня. Я поспешила убраться на кухню к своему остывшему чаю.

– Маме твоей Тём нравится, – без предисловий ответил на один из моих невысказанных вопросов мужчина.

– Да она, наверное, с порога потянулась к нему с намерением: «Поцелуйки в носик», – я без зазрений совести передразнила мамину интонацию.

Мой собеседник зажмурился и закивал головой, сдерживая смех.

– Ничего, они квиты. Пока она его целовала, он отодрал от ее украшения бусину.

– А-а, – протянула понимающе я, – вот куда делись ее лазурные любимцы. Никогда не разделяла маминых восторгов. Тёму спасибо.

– Да не за что. Обращайся. – Теперь ощущение дискомфорта отступило.

Перед взаимным легким юмором капитулирует любая проблема, главное – поймать правильную волну.

– Ну, так как? Вина? – Свет открыл холодильник и вытащил бутылку красного.

– Давай.

– Рудольф говорит, ты романы пишешь ничего такие.

Я прислонила ладонь к лицу.

– До сих пор надеюсь, что он это из вежливости сказал, на деле же никогда и ни за что не открывал.

– Сдохни, надежда. – Пересвет хитро улыбался и вытягивал пробку, зажав бутылку между колен. – Он долго ржал мне в трубку над некоторыми сценами.

– Секса? – тут же предположила я наболевшее.

– Не-ет, к сексу претензий нет. Претензии коснулись боевых сцен.

– Фу-ух, – нарочито удовлетворенно выдохнула я.

– К примеру, чисто гипотетически, если человеку проткнуть мечом ногу, то он, скорее всего, сознание потеряет или хуже того, помрет. Но уж точно никак не сможет продолжать бой, выдернув этот самый меч из ноги.

– Будто не знаю, – махнула я рукой. – Только это ж скучно. Люди не летают, без антисептика могут помереть от единственной царапины, и прочее, и прочее. Ску-ко-та! Взять, к примеру, Хью Джекмана в роли Ван Хельсинга – душка, и барышня ему под стать – секси. Но ты ж поди на таких каблучищах, как у нее, погоняй! Простишься с ногами на второй стометровке. Лукас – единственный, кто в этом вопросе позаботился о барышнях. А тот убойный корсет? Помаши колюще-режущими предметами в несгибаемой обертке с сиськами наружу! А вьющиеся блестящие локоны, обрамляющие изящное личико? В реале вся эта волосня в глаза полезет…

– Понял, понял, – прервал мои излияния Свет. – Все пошли, и ты пошла.

Я открыла рот, собираясь обрушить на голову неверного возмущенную тираду о том, как он неправ. Однако мгновение спустя закрыла, так ничего и не произнеся. Объективно-то он был прав, а продолжать спор при таком раскладе – самодурство.

– Ну, да, – согласилась я.

– Это многое проясняет. – Свет протянул мне бокал с вином. – За что пить будем?

Сразу вспомнилась Карина.

– Вообще говоря, у меня с тостами беда. А что именно проясняет? И что «это»?

– Тогда за Пофига.

– Давай.

Я пригубила кисловатую жидкость.

– Так что «это»? – если он так коряво собирался уйти от ответа, то не на ту напал.

– Твое поведение. Ты и вправду честная, без уловок.

– А-а, – протянула я. – Ну, чтоб ты знал, я собиралась поспорить.

– Неудивительно. Женщины всегда спорят. Причем, если мужик нравится, то весь спор сводится в глупый и всеобъемлющий флирт с ее стороны, а если не нравится, то несчастного ждут откровенные и довольно личные оскорбления.

– Позволю себе предположение, что о вторых ты знаешь понаслышке, поскольку всегда в первой категории.