Не заставит его славословить ложь
ни тень, нисходящая от богов,
ни гниль, что веет от гробниц королей.
Неизменный посыльный, он обнажает
зрелые плоды своего урожая
перед дверями смертей.
VIII
Nur im Raum der R?hmung darf die Klage
gehn, die Nymphe des geweinten Quells,
wachend ?ber unserm Niederschlage,
da? er klar sei an demselben Fels,
der die Tore tr?gt und die Alt?re. –
Sieh, um ihre stillen Schultern fr?ht
das Gef?hl, da? sie die j?ngste w?re
unter den Geschwistern im Gem?t.
Jubel wei?, und Sehnsucht ist gest?ndig, —
nur die Klage lernt noch; m?dchenh?ndig
z?hlt sie n?chtelang das alte Schlimme.
Aber pl?tzlich, schr?g und unge?bt,
h?lt sie doch ein Sternbild unsrer Stimme
in den Himmel, den ihr Hauch nicht tr?bt.
VIII
Славящие уста исказить жалобой
может лишь голос нимфы источника,
источающего слезы у той самой
скалы, что поддерживает врата
и алтарь. В недвижных ее плечах,
ты видишь, признание сквозит,
что младше других сестер она
и чувствами не владеет почти.
Радость знает, уже познала себя тоска, —
лишь жалоба ещё учится, детскими руками
ведёт счёт старым обидам ночь напролет.
И вдруг внезапно, неумело, нежданно
отпускает созвездие наших голосов
в небо, и его не туманит их дыхание.
IX
Nur wer die Leier schon hob
auch unter Schatten,
darf das unendliche Lob
ahnend erstatten.
Nur wer mit Toten vom Mohn
a?, von dem ihren,
wird nicht den leisesten Ton
wieder verlieren.
Mag auch die Spieglung im Teich
oft uns verschwimmen:
Wisse das Bild.
Erst in dem Doppelbereich
werden die Stimmen
ewig und mild.
IX
Тот, кто лиру
осилил поднять во тьме,
будет петь хвалу
всему, везде.
Toт, кто с мертвыми мак делил,
к тишайшему звуку
чутким было
и осталось его ухо.
Пруд искажает отраженье —
пусть:
познай сей образ.
В двух царствах будь.
Так только вечности
причастен станет голос.
X
Euch, die ihr nie mein Gef?hl verlie?t,
gr?? ich, antikische Sarkophage,
die das fr?hliche Wasser r?mischer Tage
als ein wandelndes Lied durchflie?t.
Oder jene so offenen, wie das Aug
eines frohen erwachenden Hirten, —
innen voll Stille und Bienensaug —
denen entz?ckte Falter entschwirrten;
alle, die man dem Zweifel entrei?t,
gr?? ich, die wiederge?ffneten Munde,
die schon wu?ten, was schweigen hei?t.
Wissen wirs, Freunde, wissen wirs nicht?
Beides bildet die z?gernde Stunde
in dem menschlichen Angesicht.
X
Мои чувства остались к вам нежны,
античные саркофаги, примите мое приветствие.
Веселящая вода римских дней по–прежнему
струится сквозь вас, подобно ищущей выход песне.
Вы открыты, подобно смотрящему глазу
пастуха, радующемуся новому дню.
Яснотки теснят тишину саркофага,
мотыльки завихрили восторженную возню.
Приветствую все, что у сомненья отнято,
те вновь открытые рты,
что познали молчания злато.
Знаем мы это, друзья, или мы не знаем этого?
То и другое бросает тень мучительной маяты
на лицо человека.
Во второй строфе подразумеваются гробницы знаменитого древнего кладбища «Елисейские поля» под Арлем, о котором идет речь и в «Мальте Лауридс Бригге».
(Примечание Рильке).
XI
Sieh den Himmel. Hei?t kein Sternbild «Reiter»?
Denn dies ist uns seltsam eingepr?gt:
dieser Stolz aus Erde. Und ein zweiter,
der ihn treibt und h?lt und den er tr?gt.
Ist nicht so, gejagt und dann geb?ndigt,
diese sehnige Natur des Seins?
Weg und Wendung. Doch ein Druck verst?ndigt.
Neue Weite. Und die zwei sind eins.
Aber sind sie’s? Oder meinen beide
nicht den Weg, den sie zusammen tun?
Namenlos schon trennt sie Tisch und Weide.
Auch die sternische Verbindung tr?gt.
Doch uns freue eine Weile nun,
der Figur zu glauben. Das gen?gt.
XI
В небо всмотрись. Видишь созвездие «всадник»?
Нам твердили о нем:
гордость земли, ратник.
Держит в узде коня – им же несом.
Лукавая природа бытия не такова?
Где вольность есть и укрощенье воли.
Согласный ход и удила.
Тропа и поворот. В одно где превратились двое.
Но так ли это? Правда ль их обьединяет путь?
Когда наступит час обеда,
их стол и пастбище насильно разведут.
Единство звездное фигуры лжет.
Для нас, однако же, довольно веры,
что этот образ нам дает.
