Надежда Храмушина "Ледяные отражения"

Мы утвердительно кивнули головами, и он вздохнул:

– Умерла Маня сегодня ночью. Бабки её уже обмывают, отпевают. Завтра похороны. Наташка боится, как бы вслед за Маней ещё кого не прихватили. Слышали ведь? Вот-вот. Дверь не закрыта, кого-то прихватит. Наташку, кого ещё!

– Ну, мы постараемся её не отдать. – Сказал Сакатов.

– Зря всё это. Внук покойницы Антониды, Юра, несколько лет назад к нам тоже сюда приезжал. Хотел тоже провал закрыть костром.

– И что? – Спросила я.

– А ни что. Провал как стоял, так и стоит. – Иван Дмитриевич посмотрел на меня – А его увезли.

– Умер? – Испуганно спросила я.

– Ногу сломал, доползался. Скатился в провал. Больше не приезжал.

– Понятно. – Сказал Сакатов – Но мы всё-таки попробуем. Чем чёрт не шутит!

– А черти у нас здесь никогда и не шутят. – Ответил серьёзно Иван Дмитриевич – Попробуйте, может у вас что и получится. Вон дом Мани. – Он показал на высокую чёрную крышу, покрытую рубероидом – Там все сейчас.

Мы направились к дому, на который указал нам Иван Дмитриевич. На улице и на огородах, на самом деле, не было видно ни одного человека. Только одинокая небольшая собачка, тявкнув на нас пару раз, увязалась за нами и проводила до самых ворот Марии Кондратьевны.

– А Иван Дмитриевич, случайно, не тот самый Ваня Лепихин, который вместе с Маней в школу ходил? – Спросил, Сакатов, и сам же ответил – Скорее всего, он и есть, по возрасту подходит.

В доме у Марии Кондратьевны, как и говорил Иван Дмитриевич, собрались все, или почти все жители Шумилово. Мы не стали заходить в дом, из которого доносились молитвы и пение, так как там было полно людей, а остались во дворе, где сидели две женщины в чёрных платках, одна из которых и сходила за Натальей Михайловной.

– Хорошо, что вы приехали. – Сказал Наталья Михайловна, подходя к нам – В дом вас не приглашаю, там мы уже гроб поставили, сейчас там отпевают бабушку. Вас моя соседка Валентина Тарасовна к себе поселит на одну ночь, её дом напротив.

Наталья Михайловна была приятной невысокой женщиной, лет сорока, с густой копной каштановых волос, выбивающихся из-под чёрной повязки, и с грустными карими глазами. Мы вышли с ней со двора и сели на скамейку под окнами дома.

– Бабушка перед смертью ненадолго пришла в сознание и сказала мне, что огня он боится.

– Кто он? – Спросила я.

– Не знаю, просто взяла меня за руку и сказала, что он боится огня. Алексей Александрович, Вы что-нибудь узнали про эту дверь? – Она посмотрела на Сакатова.

– Можно сказать, что ничего. Ни про дверь, ни про того, кто за ней прячется. Нам надо сначала осмотреться. Если вы не возражаете, мы у вас оставим сумки и сходим к провалу. Да, кстати, знакомьтесь, это Ольга Ивановна, моя компаньонка. – Сакатов кивнул на меня.

– Очень приятно. – Наталья Михайловна мне улыбнулась – Да, конечно, оставляйте сумки здесь. Но, к сожалению, я с вами не смогу сходить, сами понимаете, мне сейчас не до провала. Но я вас провожу, покажу, где он.

Она взяла наши сумки, отнесла их в дом и повела нас к небольшому проходу между огородами. Проход вывел нас в берёзовый лес, и мы пошли по еле заметной тропе, петляющей между деревьями.

– Зачем только мы вернулись за этой серёжкой! Ведь знаю же, ничего нельзя оттуда брать, даже если, что уронишь, то поднимать нельзя! – Сокрушалась Наталья Михайловна по дороге – Не поверите, просто наваждение какое-то, но будто я напрочь забыла все предупреждения! Ведь с детства их слышала неоднократно! Еще Катюшке своей по дороге страшные истории про провал рассказывала, говорила, что нельзя ничего оттуда брать! А сама! Вот, мы и дошли. – Она показала нам рукой дальше в лес – Идите прямо, метров через триста его увидите. Не знаю, сможете ли вы спуститься туда сейчас, ночью шёл дождь, опасно, лучше не рисковать.

– Наталья Михайловна, – обратилась я к ней – раз уж вы помянули о дожде, Вы, случайно, дверь снова не видели?

– Я не выходила на улицу, бабушка умерла вчера около одиннадцати вечера, ко мне пришли Нина Иванова и Аня Зимина, мои подруги, вы их видели, они во дворе сидели. Мы всю ночь вместе были в доме, возле бабушки.

Она пошла обратно в деревню, а мы с Сакатовым отправились по тропинке дальше в лес. Чем ближе к провалу я подходила, тем больше чувствовала, как кончики моих пальцев начинает колоть, это я так колдовство чувствую. Я сказала об этом Сакатову.

– А я тебе про что говорил! – Торжествующе сказал он – Значит, это на самом деле настоящее рукотворное колдовство. Мы всё-таки постараемся осторожно спуститься в провал, может, ты там, на месте, ещё что-нибудь почувствуешь, или увидишь. Смотри, как изменился лес вокруг провала! Он тут намного гуще, ёлок и сосен много, кустарник какой густой. Будто сплошной стеной лес окружил яму, чтобы не подпускать к нему никого. Вот кто настоящий страж через чур любопытного человечества!

Когда деревья расступились, и мы вышли на поляну, перед нами открылся этот самый таинственный провал. Возле него были навалены полусгнившие деревья, кое-где были небольшие кучи земли. Немного не доходя провала, справа от нас, была вырублена просека, поваленные деревья были сгружены по обочинам, видимо, пытались до провала проложить дорогу. Мы подошли к самому его краю и заглянули вниз. На дне блестели лужи с мутной глинистой водой. А стены провала и на самом деле выглядели очень необычно. Полоски пород, цвет которых варьировался от светло-серого, почти белого, до темно-серого, жёлто-серого и тёмно-коричневого. Стены его больше походили на картину, написанную быстрыми росчерками художника, чем на естественную поверхность. Красиво, ничего не скажешь. В том месте, где мы остановились, был спуск вниз. Он образовался из обвалившейся земли, которая была притоптана временем и сотнями ног. Спуск выглядел вполне безопасным.

– Ну что? Рискнём? – Спросил Сакатов и шагнул к спуску. Он потопал ногой по глинистой поверхности, потом сказал – Подожди, только, сначала я спущусь, потом ты за мной пойдёшь. Или побежишь за помощью. – Видимо, это была его шутка.

В конце спуска он всё-таки не удержался, заскользил, и со всей скорости прошлёпал по всем лужам, которые были на дне. Во все стороны от него полетели грязные брызги. Мне жаль было свои белые кроссовки, но я тоже стала спускаться вниз. Здесь всё дышало колдовством. Я даже не поняла, где его было больше. Я его чувствовала, когда прикасалась к породе, когда потрогала дно провала, да даже когда я просто стояла, ни до чего не дотрагиваясь.

– Красиво тут, не поспоришь. Необычное место. – Сказала я – А то, что яма не простая, было понятно уже наверху.

– Да, понятно. – Сакатов почесал лоб – Может, просто постоим тут, подождём, может тебе что покажут? А знаешь, Оля, лучше поднимись наверх, сядь там, расслабься. Так, может, скорее на тебя снизойдёт что-нибудь. А я тут пока побуду, поприсматриваюсь, может, что и найду интересное.

– Поприсматривайся, только не забудь, что ничего интересного отсюда нельзя выносить, даже в руки нельзя брать. – Ответила я – Сейчас я это точно знаю. Нехорошее это место.

– Конечно, я не ребёнок ведь. – Обиженно ответил Сакатов – Могла бы этого и не говорить.

Я поднялась на поверхность, нашла более-менее сухое дерево, поросшее мягким мхом, и села на него, прислушиваясь к лесному шуму. Если бы не этот чёртов провал, который зиял как разинутая пасть, пейзаж бы можно было назвать почти идеалистическим. Лёгкий ветерок чуть трогал листочки берёз, шевелил тяжёлые ветки елей, несмело выглядывающих из-за белоствольных красавиц, в самое небо уходили стройные сосны, где-то заливалась лесная птица, стучал дятел. И откуда тут взялся этот провал? И земли выкопанной нигде нет. Может, инопланетяне? Мне самой стало смешно от своего предположения. Вдруг у меня заложило уши. Я мотнула головой и тут же картинка вокруг меня сменилась.

Я стояла на опушке берёзового леса, а передо мной раскинулось поле с цветущими васильками и ромашками, аромат которых я с удовольствием вдохнула сразу же, как только оказалась здесь. Дальняя половина поля была скошена, и там стояли небольшие стога. Рядом с ними паслась стреноженная лошадь. Солнце стояло в зените, и я даже прищурилась сначала, неожиданно попав сюда из полумрака густого леса. Послышались смех и голоса детей. Я повернулась на их голоса и увидела двух девчушек, лет четырёх-пяти, бегающих по полю, и собирающих цветы. Их светлые головки мелькали, то поднимаясь над травой, то скрываясь за ней. Я медленно пошла по полю, тоже на ходу срывая крупные ромашки.

– Галинка! Галинка! – Послышался голос женщины где-то рядом.

Потом появилась и она сама. Статная высокая женщина, в сером, расшитом по подолу, сарафане, в белом платке, она величаво шла по полю, в руке у неё был небольшой глиняный кувшин и узелок, скорее всего с хлебом. Обе девочки кинулись к ней, и она отступила на шаг, когда они обе на всём бегу уткнулись ей в колени.

– Да тише вы, уроните меня ещё. – Женщина взяла за руку девочку, которая была поменьше ростом и кивнула другой – Не отставай, Ксанка, нам торопиться надо, отец, наверное, уже нас заждался.

Девочка поменьше, которую женщина назвала Галинкой, захныкала и что-то зелепетала, и женщина склонилась к ней, дав отхлебнуть из кувшина. Вторая девочка, Ксанка, тоже что-то сказала, но женщина покачала головой и сердито ответила:

– Потерпи, тут только отцу осталось, он целый день под солнцем печётся. Дома попьёшь.

Девочка молча поплелась за женщиной. Пройдя немного, женщина взяла Галинку на руки и пошла быстрее. Ксанка быстро побежала за ней, ухватившись за подол сарафана женщины. Женщина отдёрнула руку девочки от сарафана, и та, не удержавшись, упала в высокую траву. Женщина, не оборачиваясь, бросила через плечо:

– Не отставай!

Я дёрнулась, и снова очнулась сидящей на толстом дереве рядом с провалом. И тут же услышала сердитый голос Сакатова:

– Чёрт возьми, Оля, ты что, не слышишь что ли?

Я поднялась, подошла к провалу и заглянула вниз. Сакатов поднимался наверх. Увидев меня, он остановился и вопросительно посмотрел на меня. Я, всё ещё под впечатлением от увиденного, сказала ему:

– Слушай, я тут кое-что увидела, но только не поняла ничего, каким боком это к нам подходит. А ты что кричал?

– Хотел, чтобы ты посмотрела на один фрагмент. Спускайся ко мне.

Он повернулся и сделал пару шагов вниз. Я спустилась к нему. В стене над спуском, примерно в метре над утоптанной землёй, между коричневым слоем, и желтоватым, торчали русые волосы, тоненькая прядка, небольшой завиток, выступающий буквально на половину сантиметра. Настоящие человеческие волосы. Мы с Сакатовым оба уставились друг на друга.

– Захоронение? – Чуть слышно прошептал он.

– Похоже на то. – Так же тихо ответила ему я – Ужас какой-то. Ты руками не трогал?

– Оля! – Сакатов с укоризной посмотрел на меня – Да я сразу же, как это заметил и крикнул тебе, стал подниматься отсюда. У меня просто всё внутри похолодело.

– Понятно. – Ответила я и снова стала рассматривать прядку светлых волос.

Я хотела дотронуться до неё, но мою руку буквально пронзила, от плеча до кончиков ногтей, резкая и быстрая боль, как разряд тока. Я отдёрнула руку. Непонятно, неужели никто никогда этого не видел, за все сто лет? Словно услышав мои мысли, Сакатов сказал:

– Как это осталось незамеченным? Тем более, рядом со спуском.

– Да, странно.

– С другой стороны, если бы на дне не было луж, мы бы с тобой тоже сейчас камушки разглядывали. И стены бы разглядывали не с этого спуска, а со дна провала. Смотри, кругом камни разноцветные, как специально раскиданы по дну.

– Наверное. Теперь я думаю, что мне не просто так показали тех малышек.

– Что именно тебе показали? – Спросил Сакатов.

– Пошли отсюда. Там, наверху, расскажу.

Мы поднялись из провала, сели на дерево, на котором я до этого сидела, и я рассказала своё видение. Сакатов слушал, уставившись на носок своих ботинок, сосредоточенно, сдвинув брови. Потом сказал:

– Знаешь, я можно сказать с первых твоих слов понял, в чём дело. Родная дочь и падчерица. И мачеха избавилась от падчерицы.

– Выкопав огромный котлован? – Скептически усмехнулась я – Она, конечно, женщина здоровая, в теле, но такую яму женщине пришлось бы копать лет десять. И ещё, посмотри вокруг. А где та земля и камни, которые достали из провала? И вообще, я считаю, что этот провал не люди выкопали.

– Оля, при чём тут копание ямы? Я говорю про колдовство. Не люди, конечно, его выкопали, это и так понятно. Что я думаю. Здесь произошло жертвоприношение, как ни бесчеловечно это бы не звучало. Или сама мачеха была колдуньей, или отдала свою падчерицу другой колдунье, или колдуну, который принёс её в жертву. Понимаешь, девочка и провал каким-то образом связаны между собой! Тут произошло что-то настолько противоестественное, дикое, что образовался этот провал.

– Интересно. И может даже ты прав.

– Да-да! И эта история не закончена. Тебе ещё покажут её продолжение.

– Сакатов, я ведь не сериалы смотрю, и второго сезона может и не быть. Скорее всего, нам самим придётся додумывать остальное. Надо нам в деревне у стариков спросить, жили ли когда-то в деревне две сводных сестры – Галя, и … – Я задумалась – Кстати, имя Ксанка, это какое полное имя?

– Ксанка? Ксения, Александра, Аксинья.

– Вот и спросим про Галю, Ксению, Аксинью, Александру.

Мы встали и пошли по тропинке к деревне. Сакатов отстал. Потом он меня догнал и радостно сказал:

– Чужая! Ты поняла? Чужая! Имя Ксения означает чужая!

– Ну и что, мы и так поняли, что девочка Ксанка чужая той женщине.

– Но в этом ещё заложен какой-то смысл. Даже имя у девочки говорящее. Оля, это какая-то очень важная история. Настолько важная, что много лет она не забывается. Мне кажется, провал поэтому и не закрывается. И ещё одну девочку затянул он к себе. Может, Ксанке одной скучно там, где её держат, поэтому, чтобы её развеселить, ей хотели подарить подружку.

– Ну, ты и здоров на пустом месте такие сказки придумывать! – Я пошла дальше – А зачем тогда Наталья Михайловна понадобилась Ксанке?

– Не знаю, пока не знаю. Но я чувствую, что мы идём с тобой в правильном направлении. И по лесу, и по своим рассуждениям.

Мы снова вернулись к дому Марии Кондратьевны, где к нам подошла очень старенькая бабушка, представилась Валентиной Тарасовной, и пригласила нас на обед к себе. Мы так поняли, что Валентина Тарасовна и была той самой Валюшкой Кривошеевой, подругой Марии Кондратьевны, и сестрой погибшего Вити Кривошеева. Она привела нас к себе домой, накормила борщом, и что совсем неожиданно для деревни, отрезала нам по куску торта «Наполеон», который сама и испекла. Хоть и неожиданно, но очень вкусно!

– Валентина Тарасовна, а у вас в деревне, случайно, не было двух сестёр, скорее всего, сводных, одну из них звали Галиной, а другую Ксанкой, или Ксенией, или Александрой, а может Аксиньей? Только это было давно, ещё до революции, скорее всего. – Спросил её Сакатов, откинувшись на спинку стула и попивая чай из огромной кружки.

– Эк, милый, до революции! – Валентина Тарасовна развела руками – Да я положу вон полотенце, повернусь, и уже не помню, куда его положила! Какая уж тут революция! Ты знаешь, вам надо с Иваном поговорить, он у нас самый грамотный, про всех всё знает, даже летопись деревни начал писать. А может и уже дописал. Всех фронтовиков записал, потом в Москву свои записи отправил. Не он сам, конечно, а его сын, Вадик, но ему ответ пришёл, с благодарностью. Может, он тебе что и скажет. Вот, к вечеру коров пригонит в деревню, и сходите к нему, он на Лётчиков живёт. Дом с синими ставнями, не ошибётесь. Вы сейчас оставайтесь у меня, отдохните тут, а я обратно пойду, сейчас батюшко приедет. Тебя Ольга зовут? – Спросила она меня, и я кивнула – Ты со мной в комнате будешь спать, вот на диване тебе постелю, а Алексею на веранде, там у меня внуки любят спать, хорошо там, прохладно. Отдыхайте, не стесняйтесь. Тут у меня суп стоит, если проголодаетесь. Торт в холодной казёнке, на полу, найдёте.

Она ушла, а мы с Сакатовым разошлись по своим диванам, решили отдохнуть немного. Я даже задремала. Я очень надеялась, что мне приснится что-нибудь ещё, в продолжение истории с сестрами Галей и Ксанкой, но я спала без сновидений. Проснулась я оттого, что зазвонил мой телефон.

– Оля, этот нытик мне все нервы истрепал, к вам просится, на какой-то провал смотреть. Что там у вас? – Загрохотал у меня в ухе голос моего двоюродного брата Ильи – Какие двери там висят в воздухе?

– Он ведь тебе, наверное, всё рассказал, что я тебе второй раз буду повторять! – Ответила я, зевая – Что тут происходит, мы сами ещё не разобрались. Может там, в провале, бес сидит. Если Дениска тебя всё-таки уговорит сюда ехать, лучше завтра с утра приезжайте. Бабушка, к которой мы ехали, умерла, нас самих на птичьих правах подселили к её соседке, так что вам тут даже негде будет ночевать. У нас тут новые обстоятельства появились, пусть мне Дениска позвонит, я ему всё расскажу. Так вы приедете завтра?

– Чёрт бы вас побрал с Сакатовым и с вашим бессинарием! Завтра же у всех нормальных людей рабочий день!

Дениска сразу же мне перезвонил, и я ему рассказала и про провал, что мы там увидели, и про моё видение. Как я поняла, Дениска всё-таки уговорил отца, и завтра они с ним с утра к нам приедут. Я встала и заглянула на веранду к Сакатову.

– Что, Илья приедут? – Спросил он.

– Скорее всего, да. – Ответила я – Ну что, пошли Ивана Лепихина встречать.

– Так рано ведь ещё!

– А что нам мешает его прямо на пастбище расспросить?

– Если он ведёт записи, так они, скорее всего, у него дома. Лет ему, как и Валентине Тарасовне, много, он может всё это в голове уже не держать, поэтому будет надёжнее, если он в записи будет свои заглядывать.

– Как ты тактично его в склерозе заподозрил! Но ты прав, лучше к нему домой прийти. Пошли тогда, на руку деревянную взглянем.

Мы вышли из дома, перешли дорогу и зашли во двор Марии Кондратьевны. Во дворе стояла «Лада», на которой приехал батюшка. В доме мы услышали его приятный баритон, который не могли заглушить даже громкие голоса местных старушек. Я присела на лавочку, а Сакатов подошёл к аккуратно сложенной стопке серых досок, которые и были, видимо, когда-то, тем злосчастным сеновалом. Он обошёл стопу и удовлетворённо хмыкнул, достав из-под досок свёрнутый серый мешок. Он заглянул в него, и кивнул мне, чтобы я подошла. В мешке лежала деревянная рука. Она представляла собой вытесанный круглый черенок с пятью отростками, которые отдалённо напоминали пальцы, и которые были обожжены. Длиной рука была с полметра.

– Вот эта та самая рука. – Сакатов провёл по ней ладонью – Я, признаюсь, представлял её немного по-другому. Что чувствуешь?

Я прикоснулась к деревянной руке, но ничего не почувствовала, зато меня очень удивило то, что на ощупь дерево было холодное. Странно это, всё-таки лето на дворе, и дерево считается тёплым материалом, а эту руку словно только что достали из холодильника.

– Да, рука холодная. – Согласился со мной Сакатов, когда я обратила на это его внимание – Мёртвая, как и говорила Анна. Так что же делать? Может счистить с неё жжёный слой?

– Не поможет. – Раздался позади нас женский голос.

Я обернулась и увидела крупную пожилую женщину, тоже в чёрном платке, которая остановилась позади меня.

– Меня зовут Люба, я живу тут рядом, на этой же улице. – Представилась она.

– Почему не поможет? – Спросил Сакатов.

– Бабушка мне много рассказывала о том случае, когда сестра у тёти Мани пропала, и как потом она умерла, бедняжка. И об этой руке тоже. Бабушка сразу сказала, что надо эту руку сжечь, нельзя её такую держать ни в доме, ни ещё где.

– А где взять тогда новую руку, живую, чтобы ритуал провести? Ритуал изгнания нечисти из провала. – Пояснила я.

– Там же, где и эту взяли.

– А где эту взяли? – Снова спросила я.